Белая королева (СИ) - "Майский День". Страница 26

Грустно, да, но сейчас конкретно одолевали стыд и смех. Выкручиваться всё же следовало.

— Вампир! — простонал он. — Я так ждал! Всё делал для того, чтобы ты пришёл и взял от меня всё что захочешь!

Как прикажете работать в таких условиях? Надежда на пытки рассеялась в прах. Я нарвался на созависимого. Встречаются такие люди, хотя и нечасто. Они сразу подпадают под обаяние мрачного образа ночного кровососа и готовы на всё, чтобы угодить в его власть. Это какая-то особая жажда подчинения. Другие смертные их не устраивают, им сразу подавай клыкастого королевича, ну или принцессу, это по-разному бывает.

Меня судьба до сих пор берегла от чудаков, я и не репетировал ничего на такой случай, но всё же сориентировался, жизнь чему только не научит?

— Хочешь моей любви? — произнёс я высокомерно. — Её ещё надо заслужить! Будешь слушаться и тогда произойдёт между нами то, чем я удостаиваю не каждого.

Над лексикой ещё надо поработать, да! Я прильнул губами к его шее — жрать хотелось до судорог, а он выгнулся навстречу и опять утробно застонал. Пить и хохотать одновременно неудобно — можно захлебнуться, потому я отольнул и начал допрос.

Парень отвечал быстро, с готовностью, сразу. Пытаемый неудовлетворённым желанием он был послушен и правдив. Я мигом узнал, что организовать группу вампироборцев вынудила неизвестная ему женщина. Когда он обозначил её как высокую стройную блондинку, я заскрежетал зубами — так много дам с этими приметами уже скопилось в поле зрения, что я не мог слышать самих слов — но вскоре мальчик уточнил описание. Я вычислил мерзавку достаточно скоро. Она назвалась Лорой, но я уже понял, что подлянкой занялась наша Милая Лорелея, узнавал даже её любимые словечки и интонации, которые мой простодушный созависимец воспроизводил без всяких усилий.

Усвоив информацию, я решил, что людьми заниматься больше нет смысла. Большинство из компании достаточно запугано, пропадёт давление извне, желание жертвовать собой лопнет как мыльный пузырь. Останется вот этот плачущий от тоски отморозок, но знавал я любителей в наших рядах, что будут благодарны за рекомендацию. Малыш даже и не узнает, что в дальнейшем им попользуется кто-то другой.

Жрать всё же хотелось, и я запустил клыки. Без внушения и обезболивания, надеясь напоследок напугать. Кровушка хлынула в изголодавшийся рот, я пил, стараясь не замечать трепета юного тела, но тут оно дёрнулось со всем пылом сладострастия, и я сообразил, что мерзавец получил-таки своё удовлетворение. Убить его мало, чуть в краску меня не вогнал. Наспех зализав рану, я тенью выметнулся из комнаты, нырнул в заранее присмотренное окно и махнул сразу на ограду.

Как иногда надоедало жить в ровном человеческом ритме. Оттолкнувшись, я перелетел на соседнюю крышу, пробежал краем, снова прыгнул. Если и стояли здесь системы слежения, за мной они не успевали. Я был вольным вампиром над городом, я ощущал невиданную свободу, ну и заодно проветривал себя от того, что только что случилось. Затолкав под мышку собранную в комок куртку, я мчался, едва касаясь покрытия, наслаждаясь полётом над разверзшимися внизу улицами, продирался сквозь воздух, плотный как вода, и сам не заметил, как оказался на крыше нашего особняка.

Усевшись за каминной трубой, я от души посмеялся над своими злоключениями. Во что только не вляпаешься, занимаясь политикой — вот, живой пример. Следовало стереть жертве воспоминания, а я сбежал в страхе от того, кого собрался запугать. Да ещё по крышам и куда только лень девалась? Впрочем, если я нашёл лекарство от неё, лучше ни с кем не делиться страшной тайной. Я получил полезный урок для разума и самомнения и размялся, только голод опять терзал нутро, ну да это к лучшему, я ведь обещал Саторину забег по притонам, внеплановое пиршество. Умиротворение снизошло на душу, вампирские дрязги отсюда казались мелкими. Я поцеловал ветер — лучший из всех любовников на свете и нырнул в родное окошко. Хотел сразу переодеться, но решил сначала проверить, как там мой господин и повелитель.

Саторин работал в мастерской, и мне не понравились его вялые и рассеянные движения. Творение получалось на троечку, что сразу стало ясно даже мне, профану. Витал художник где-то в облаках и не помогал этот полёт, а зарывал глубже в грунт. Я подошёл осторожно, боясь спугнуть сам не знаю что.

— Саторин, пойдём кушать.

Он посмотрел затравленно, мрачно и высокомерно одновременно. Надо бы и мне так научиться.

— Я обычно работаю в это время.

— Иногда полезно выскакивать из привычной колеи. Пошли, ночь хороша, совершим набег на подземные улицы, порыщем в трущобах, поедим горького и сладкого, крабов покормим, а то давно им ничего не перепадало. Сделаем всё это вместе, как в старые времена.

Он упорно пытался завершить эскиз, словно меня тут не стояло и ничего не говорило. Я надеялся, что мой гений успел оттаять и соскучиться по верному Тачу, старательное равнодушие ставило в тупик. В жизни больше не свяжусь с творческой личностью, если от этой когда-нибудь избавлюсь. Голоден ведь, живот совсем подвело, я же вижу, так что же он цепляется за работу, которую пока не готов делать? Сам в ужас придёт, когда посмотрит на этот набросок трезвыми глазами, опять начнётся битьё головой о стену и вырывание из скальпа известного количества кудрей. Знаем, это мы тоже проходили, хотя в последнее время творца нашего заносило скорее вверх, чем вниз.

Я шагнул ближе, потом спохватился, что запах последнего местопребывания мог и не до конца выветрится из рубашки и натянул сверху мятую куртку. Следовало всё же переодеться, а уж потом начинать этот разговор.

— Саторин, пойдём! Нужно тебя накормить, а то я не смогу же спокойно бегать по делам, зная, что ты здесь один и несыт. Дай себе ночь отдыха, и всё наладится. Ради своего любимого Тача, если сам себе не рад!

Я подошёл уже вплотную, хотя держался настороже. Кто его знает, этого творца, вдруг кинется с кулаками. Не хотелось мне его бить. Саторин повернулся так неловко и резко, что я едва не отпрыгнул. Его ноздри затрепетали, втягивая запах. Неужели я спалился?

— Ринни, это совсем не то, что ты подумал! — воскликнул я, давя непрошенный приступ веселья. — Меня соблазняли, но я не поддался и верность тебе сохранил.

— Ты её видел? — жадно спросил он.

Я слегка завис. Вообще не понимал о чём он, но эти интонации, взгляд, невольная дрожь, два-три бессмысленных жеста — много сказали старому вампиру. Это я про себя сейчас. Чувствуя, что полезно заранее сесть, чтобы потом не свалиться в культурный обморок, я попятился к рабочему стулу.

— Кого?

— Дину! — ответил он.

Я плюхнулся на жёсткое сиденье, глядя на господина и повелителя во все глаза. Есть много бедствий, что грозят вампиру в его долгой многотрудной жизни, но самое страшное из них — не дождётесь, что возьму и выговорю, потому что слово скажешь, и с последствиями потом приходится разбираться. Впрочем, тут и объяснять ничего не требовалось, так всё стало понятно.

Глава 14

— Ринни, когда ты успел-то? — воскликнул я, но сообразив, что причитаю как старушка над издохшей кошкой, пасть захлопнул.

Объяснил ведь: есть слова, которые лучше не произносить, ни вслух, ни про себя, давно ли вляпался в одну ответственность, не хватало другую на шею повесить.

— Что? — спросил мой гений, задрав нос к потолку.

Я осторожно произнёс:

— Да, видел, встретился с девочкой на человеческой вечеринке, обычное дело. Она теперь знаменитость, приглашения посыплются со всех сторон. Поболтали немного.

Саторин вперил в меня настойчивый взгляд. Была в нём и положенная доля сумасшествия, и растерянность, и злость. Вампир, похоже, учился жить заново, а это всегда неизвестно чем кончается. Досада моя прошла: понимал, как бедняге придётся непросто. Саторин никогда не снисходил до человеческих женщин, совокупляться с пищей казалось этому пуританину недопустимым извращением. Все его немногочисленные подруги были нашей крови, а воздержание последних лет вообще вымело из обихода противоположный пол.