Ангельская Горячка (ЛП) - Саммерс Элла. Страница 21

— Ты спас Дамиэля. Ты позаботился о нём.

Он отхлебнул из своей чашки.

— Ты удивлена.

— Конечно, я удивлена. Тебе не нравится Дамиэль.

— Но тебе он нравится, Каденс. И я не считаю Драгонсайра предателем, как бы «по-тёмному» он себя ни вёл. И у него нет никакого тёмного плана, чтобы предать Легион и свергнуть порядок богов.

Дирижабль тряхнуло.

Я огляделась вокруг.

— Что это было?

Мой отец медленно, безмятежно потягивал чай.

— Нас берут на абордаж.

Он всегда был таким правильным, таким уравновешенным, как бы плохо всё ни складывалось. Даже если вокруг наступал конец света, он никогда не впадал в панику и не терял хладнокровия. Он всегда казался полностью контролирующим ситуацию, даже если на самом деле он вообще её не контролировал. Он входил в каждую комнату так, словно она принадлежала ему, вступал в каждую битву так, словно не сомневался, что выиграет её. Нет, не просто выиграет — полностью уничтожит любое препятствие и сравняет с землёй любого врага.

— Где Дамиэль? — спросила я у него далеко не так спокойно. — Здесь? На этом судне?

Он выглядел слегка оскорблённым.

— Нет. Я не настолько глуп. Драгонсайр хорошо спрятан. Я знаю, как уберечь людей от того, чтобы их нашли, — у него зазвонил телефон, и он ответил на звонок. — Да, капитан? — он помешал свой чай. — Конечно, будьте любезны, проводите полковника Холифайра и его Дознавателей. Устройте им полную экскурсию, — он повесил трубку.

Я встретилась взглядом с отцом.

— Ты знал, что полковник Холифайр пошлёт солдат обыскать этот дирижабль.

— Конечно, я знал. Холифайр с энтузиазмом относится к своим обязанностям. Даже с излишним энтузиазмом. Он позволил своим эмоциям затуманить рассудок. Он ненавидит предателей. А ненависть — это мощная эмоция, неподобающая ангелу. Ангел всегда должен сохранять трезвую голову, всегда видеть вещи ясно и логично.

— Я напомню тебе об этом в следующий раз, когда мы с Дамиэлем будем ужинать с тобой.

— Каденс, — выражение его лица скрылось за маской. Опустело.

— Мы обелим имя Дамиэля, — сказала я ему. — И всё будет по-прежнему, как раньше.

— Всё никогда не будет как раньше, — сказал он мне нехарактерно нежным тоном. — Всё зашло слишком далеко. Это уже нельзя исправить.

— Я не верю, что на свете существует нечто невозможное. Ты это знаешь. И эта философия хорошо мне послужила.

— Не в этот раз, — сказал он, и с его губ сорвался лёгкий вздох. — Драгонсайра уже приговорили.

— То есть, ты просто ставишь на Дамиэле крест? — прорычала я.

— Ты ведёшь себя эмоционально.

— О да, чёрт подери.

— Ты должна сосредоточиться, Каденс. Возьми себя в руки. Контролируй свои эмоции.

— Как я могу быть спокойна, когда вся моя жизнь разорвана в клочья? — потребовала я. — Когда моего мужа объявили изменником и будут гнаться за ним до самого края света?

— Если бы ты мыслила трезво, то поняла бы, что я не поставил крест на твоём муже. Если бы я поставил на нём крест, то не помог бы ему исчезнуть до того, как его найдёт полковник Холифайр.

Я резко захлопнула рот. Я поняла, что он был прав. Я не могла ясно мыслить.

— Дознаватели только что взошли на борт, — сообщил он мне.

— Откуда ты знаешь? Эти стены звуконепроницаемые, даже для сверхъестественных органов чувств. Даже для органов чувств ангела.

— Только для органов чувств некоторых ангелов, — загадочно ответил он.

Я задумалась, затем объявила.

— У тебя есть панель с экраном внутри того подлокотника. Ты пользуешься ей, чтобы наблюдать за ситуацией.

Он поставил свою чашку с чаем.

— Ты всегда была умной девочкой.

— А теперь я очень умный ангел.

— Действительно. При прочих равных условиях полковник Холифайр тебе не ровня, — гордо заявил он. — Но условия не равны, Каденс. У Холифайра за спиной целый Легион Ангелов.

Я указала на себя, потом на него.

— Только не эти два ангела.

— Возможности нас двоих ограничены.

— Но мы это сделаем.

— Да, — согласился он. — Да, мы это сделаем.

— Ты знал, что полковник Холифайр обыщет этот дирижабль.

— Конечно. Как я уже сказал, он дотошен. В этом я не могу его упрекнуть.

Я знала это выражение в глазах моего отца. Этот взгляд я так часто видела на протяжении многих лет, когда была ещё ребёнком. Именно так он смотрел на меня всякий раз, когда критиковал мою работу, перечислял мои недостатки и намечал пути к улучшению. Я знала, что сейчас он думает о многочисленных недостатках полковника Холифайра. Он ничего не мог с собой поделать. Он был вынужден видеть несовершенства — и желать исправить их.

Двери в смотровой зал распахнулись настежь. В комнату ворвался полковник Холифайр, за ним следовал капитан Холлоуэй. Капитан Холлоуэй был правой рукой моего отца с тех пор, как я себя помню.

— Генерал, я сообщил полковнику Холифайру, что вы слишком заняты, чтобы встретиться с ним, — сказал он моему отцу.

— Заняты интригами, несомненно, — взгляд полковника Холифайра метался между мной и моим отцом.

— Вы забываетесь, полковник, — сурово произнёс мой отец.

— Расследование Мастера-Дознавателя превосходит любой ранг, генерал, — ответил полковник Холифайр тоном сальным, как сам жир.

— Здесь никто не мешает вашему расследованию, полковник. Вы не можете просто ворваться в мой кабинет. Или на мой дирижабль. Вы по-прежнему должны соблюдать те же правила Легиона, что и все остальные. И насколько я знаю, генерал всё ещё выше по званию, чем полковник.

Ноздри полковника Холифайра раздулись, как у быка, готового к атаке.

Сделав глоток чая, мой отец посмотрел на него с тем же холодным видом, что и всегда.

— Я могу процитировать соответствующее постановление, если вы подзабыли, полковник.

Полковник Холифайр сердито посмотрел на него. Он явно кипел от злости; я была удивлена, что дым не повалил из его ушей. Или из его глаз. Он смотрел на моего отца так, словно хотел поджечь его.

Но мой отец прав. Мы не вмешивались в расследование полковника Холифайра, так что он не мог просто помахать своим блестящим новым значком Мастера-Дознавателя и использовать это как предлог, чтобы выбросить все приличия Легиона в окно — или поджечь других ангелов.

— Садитесь же, полковник, — тон моего отца был не приглашением, а приказом. — Присоединяйтесь к нам за чаем.

— Я не пью чай.

— Тогда просто сядьте, — он говорил так, словно отчитывал непослушного ребёнка за плохие манеры.

Я сохраняла невозмутимое выражение лица, что было возможно только потому, что я практиковалась всю свою жизнь. Мне просто хотелось улыбнуться отцу. Я никогда не любила его так сильно, как сейчас.

Полковник Холифайр и мой отец продолжали пристально смотреть друг на друга. Наконец полковник Холифайр отвёл взгляд. А потом он сел.

— Вот так-то лучше. Манеры — это то, что отличает людей от чудовищ… ангелов — от дикарей, — он отхлебнул из чашки.

На самом деле я немного нервничала, и мне нужно было что-то сделать со своими руками, поэтому я взяла чашку и сделала глоток. Терпкий вкус обжёг мне язык. Чёрный чай. Без сахара.

У нас с отцом были совершенно разные предпочтения, когда дело касалось чая. Мне нравился фруктовый чай, особенно клубничный или малиновый. Если он был фруктовым и сладким, то не нуждался в сахаре. Всё, что мне нужно, находилось прямо там, и не надо никаких добавок. Это вся суть моей жизненной философии. Моя семья тоже была такой. Это именно то, что мне нужно, никаких излишеств или подсластителей, если всё идеально с самого начала.

Отец поставил свою чашку на стол.

— Итак, чем мы можем вам помочь, полковник?

— Вы знаете, зачем я здесь.

— Вы ищете генерала Драгонсайра, — ответил отец. — Позвольте мне избавить вас от лишних хлопот. Его здесь нет.

— Мне это известно, — голос полковника Холифайра дрожал на грани рычания.

— И все же вы обыскиваете мой дирижабль.