Впотьмах (СИ) - Корнилова Веда. Страница 89
Еще когда кусок был в воздухе, из кустов просто-таки вылетела змеелиса, и в следующее мгновение тренли вцепилась зубами в то место, где мясо ударилось о спину мужчины. От неожиданности церковник отвел руку с ножом от горла Лидии, да и ее саму немного отпустил, обернувшись назад.
— Тренли… вырвалось у него. — Откуда…
Этой пары мгновений растерянности Эжу вполне хватило для того, чтоб оказаться возле мужчины, и он ударил храмовника в нижнюю челюсть, после чего тот сразу рухнул на землю, а я поняла, что напрасно ранее недолюбливала бокс — иногда увлечение этим видом спорта оказывается как нельзя кстати. Эж, в свою очередь, подхватил Лидию, не давая ей упасть, а я бросилась к ним. Однако Лидия не собиралась терять сознание и падать в обморок, и Эж, кивнув мне головой — мол, займись будущей матерью! добавил еще несколько хороших ударов поверженному противнику (пусть это и не соответствует благородным правилам спорта), одновременно с тем откинув ногой в сторону лежащий на земле нож.
— Собирайтесь!.. — скомандовал он нам. — Уходим! Лидия, ты как, идти можешь?
— Я даже бежать могу… бледно улыбнулась та, хотя ее подбородок дрожал. Сейчас я обнимала Лидию, и чувствовала, что ее мелко-мелко потряхивает. Что ж, бедняжку можно понять.
— Честно говоря, я очень за тебя боялся — в твоем положении ощущать нож у своего горла…
— Почему-то я была уверена, что вы меня спасете… — Лидия вытерла слезы. — Хотя, конечно, немного испугалась.
— Ты держалась замечательно… — я собирала наши немногочисленные пожитки, засовывая их в дорожные мешки. — Эдуард, ты чего стоишь столбом? Помогай!
С таким же успехом я могла промолчать — Эдуард стоял, растерянно глядя на нас, и все еще не мог придти в себя от пережитого. Ладно, не стоит впустую сотрясать воздух — помощи от него все одно не дождешься, лучше я сама соберу брошенное на землю добро. Впрочем, ничего иного от Эдуарда ожидать не приходится.
— А этот… — красавчик наконец-то обрел возможность соображать, и кивнул головой в сторону лежащего на земле храмовника. — С ним что делать?
— Пусть полежит, ему полезно… — отмахнулся Эж, поднимая нож храмовника, и отстегивая ножны под него с пояса лежащего человека. — А ты болтай поменьше, и поторапливайся — этот мужик не просто так вспоминал о хуурхе.
— Что, так церковника и оставить?.. — никак не мог успокоиться Эдуард.
— А ты предлагаешь взять его с собой?.. — огрызнулся Эж.
— Нет, но он может очнуться и пойти за нами! Может, его как-нибудь того… Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
— Сомневаюсь, что он быстро очухается… — усмехнулся Эж. — А насчет твоего предложения могу сказать только одно — надеюсь, тренли хорошо его цапнула, так что теперь храмовник вряд ли представляет для нас опасность.
Я же смотрела на змеелису, которая и не подумала от нас уходить. Она сидела неподалеку, и переводила взгляд с меня на лежащего на земле мужчину. Если вспомнить, что тренли ест только тех, кого сама укусила, то сейчас перед змеелисой стоит непростой выбор: продолжать следовать за мной, которая отчего-то никак не помирает, или же заняться иной жертвой, в которую она только что вонзила свои зубы, и сейчас та неподвижно лежит на земле. К тому же я все еще нахожусь на своих двоих, а вторая жертва после укуса не шевелится… Если принять во внимание, как нетерпеливо змеелиса стучит по земле своим чешуйчатым хвостом, то можно предположить, что она очень голодна, и просто-таки мечтает поскорей приступить к трапезе. Думаю, тренли быстро сделает правильный выбор. Может, это и негуманно оставлять человека умирать, не оказав ему никакой помощи, но нам сейчас не до высокой морали: когда стоит примитивнейший вопрос “кто кого”, то философские вопросы отходят куда-то на второй план.
Через несколько минут мы покинули поляну, но перед тем, как скрыться за деревьями, я оглянулась: мужчина все так же неподвижно лежал на земле, а тренли направилась к нему… Ну, тут можно с уверенностью сказать только одно — этого человека мы больше не увидим.
Что же касается змеелисы… Как это ни удивительно, но за последние несколько дней я привыкла постоянно видеть ее возле себя, в какой-то мере даже привязалась к ней, иногда даже не вспоминая о том, насколько опасно это ядовитое создание. Тем не менее, очень рассчитываю на то, что с этого дня ты, голубушка, наконец-то от меня отстанешь, и я постараюсь забыть твою нахальную лисью мордочку. Как сказал поэт: “Была без радостей любовь, разлука будет без печали”.
— Лидия, ты молодец… — негромко сказала я, когда мы немного отошли от поляны. — Просто поражаюсь, сколько у тебя сил и выдержки. Не знаю, как бы я себя повела, если б мне приставили нож к горлу. Представляю, как тебе тяжело, но ты идешь и не жалуешься.
— Я просто хочу домой… — она посмотрела на меня, и я поняла, что она плачет. — Ты даже не представляешь, как я мечтаю вырваться отсюда! Вы мне поможете, правда?
Судя по всему, то, что произошло на поляне, послужило для Лидии чем-то вроде спускового крючка, и она больше не могла сдерживаться. Все правильно, у каждого есть свой предел терпения, и наступает момент, когда нет сил держать в себе обуревающие чувства и мысли, и более молчать невозможно. Обычно замкнутая и молчаливая, сейчас она вцепилась в мою руку и тихо шептала, не вытирая слезы, текущие из глаз:
— Не бросайте меня!
— Об этом даже не думай, мы тебя не оставим, что бы ни случилось… — я старалась говорить спокойным голосом, чтоб вернуть девушке уверенность. — Мы сюда пришли за тобой, и возвращаться без тебя не намерены.
— Пожалуйста, не отходи от меня далеко…
— Не беспокойся, отныне я все время буду рядом.
— Обещаешь?
— Как говорили в моем детстве — зуб даю! В переводе на современный язык — не сомневайся.
Лидия улыбнулась сквозь слезы, но было понятно, что ей стало легче. Судя по всему, она уже поняла, что на Эдуарда нет, и не может быть никакой надежды, а в случае необходимости он ее легко предаст, отбросит в сторону, как ненужную вещь. Это ж как нужно было довести безумно влюбленную девушку, чтоб она не хотела лишний раз даже смотреть на кавалера, ради которого не так давно могла пойти на что угодно! Наверное, раньше она еще на что-то надеялась, или внушала себе, что Эдуард ее любит, но в последнее время все чувства разбились вдребезги. Зато красавчик, похоже, этого совсем не замечает.
Не прошло и четверти часа, как деревья впереди стали редеть, и мы вышли на берег. Так, наконец-то мы добрались до реки! Особо широкой ее не назовешь, но на Земле такие реки вполне можно отнести к числу судоходных. По обе стороны реки лес стоял сплошной стеной, вплотную подходя к берегу, и таких прогалин, куда вывела тропка, в здешних лесах, видимо, было совсем немного. Узкая полоска песка, небольшая отмель, прибрежный кустарник, водные растения, чем-то отдаленно смахивающие на рогоз… На той прогалине, где мы сейчас находились, в отдалении от берега, из крепких бревен сложено нечто, напоминающее высокий шалаш, в котором, по словам мальчишек, должна находиться лодка. Надеюсь, она на месте.
По-счастью, так оно и оказалось. Довольно длинная лодка лежала в шалаше кверху килем, а под ней отыскались и весла. Что ж, хоть одна хорошая новость. Теперь надо вытащить лодку, спустить ее на воду, и покинуть эти места. Лично мне этот лес надоел до того, что я его уже видеть не могу, да и устала все время быть настороже, опасаясь встречи с очередным здешним обитателем.
Надо сказать, что лодка оказалась весьма тяжелой, и нам пришлось приложить немало сил, чтоб вытащить ее из шалаша и перевернуть килем вниз. Однако мы едва успели это сделать, как совсем неподалеку раздался рев хуурха, и при этих звуках мое сердце едва не упало в пятки. А я-то надеялась никогда больше не встретиться с этим страшилищем! К тому же, судя по голосу, зверь совсем рядом. Не говоря ни слова, мы потащили лодку к воде — ясно, что времени у нас почти нет. Отмель эта еще тянется довольно далеко, и лодку надо оттащить туда, где поглубже…