Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович. Страница 54

Я сидела в позе глубокой молитвы и думала о том, что рядом с профессором или с Айкой, как наверняка и с любым из эориан, я смогу получать знания и развиваться ещё быстрее и успешнее, чем делала это в Симбхале под руководством почтеннейшего наставника Рамбуна. Вообще, по мере моего общения со здешними хозяевами, другие люди всё больше видятся мне невзрачными серыми тенями, и тело, и дух которых не живы по-настоящему. А эориан, наоборот, я воспринимаю объёмными и полнокровными, излучающими настоящую жизнь. Эти Светлые Чертоги, которые поначалу предстают неким дворцом богов, и эти ангелоподобные люди — жители этого мира: Айка Масс, Галш Талеса, профессор Бор Хиги — те, с кем я тесно общалась, и даже те эориане, которые просто попадались мне на глаза здесь, в Чертогах — всё это становится мне ближе, и я ловлю себя на мысли, что вскоре мир, из которого я вышла и который считала своим, станет для меня далёким и потусторонним. Этот феномен описан в нескольких трактатах, теперь вот и я попала под его влияние. Трактаты гласят, что обычно это ощущение проходит по возвращении, а при последующих посещениях мира Эоры проявляет себя всё меньше. Если даже этого не случится, может быть, оно и к лучшему… Так, думая об эорианах, я явственно ощутила ровный свет и уютное тепло своего внутреннего огня. И тогда, окончательно успокоенная и согретая им, я решительно встала и отправилась завтракать к чёрному колдуну. Я была готова пройти предстоящее испытание.

Черта или граница, отмечающая его владения, и правда была. Поперёк коридора стояла стена тёмного полупрозрачного тумана; туман этот клубился сгустками, напоминающими не то рой насекомых, не то стаю крохотных чёрных рыб. Говорят, что само пространство, в котором присутствует Призрачный Рудокоп, становится злым, и именно зло, липкое и едкое, ощутила я, когда прошла сквозь эту туманную стену. Страха не было: я испытала брезгливое содрогание, словно вошла в холодную, грязную и дурно пахнущую воду, хотя ни грязи, ни запаха тёмный туман не имел и на мне ничего такого не оставил.

Туман, даже такой отвратительный, не может быть злом сам по себе. И злые дела и поступки, в которых возможно уличить человека, это лишь результат его злых намерений. Зло не существует само по себе и причина его не лежит на поверхности. Зло прячется глубоко в человеке, оно бережётся у него внутри, избегая света и всеобщего обозрения, оно сокрыто в личности, оно живёт в душе и питается там самым сокровенным, лишь иногда обращая себя наружу. Часто оно не безымянно, а носит имена страха, обиды, похоти, жадности или зависти. Рано или поздно зло выедает в душе бездну, которой сам человек поначалу стыдится и скрывает ото всех, до тех пор, пока эта бездна полностью не поглотит его душу. И тогда зло становится у человека на место его погибшей души. Такой человек уже не имеет бессмертной сущности, он лишь слепая игрушка тёмных сил, и даже если назвать это жизнью, он живёт в последний раз. Именно таков, очевидно, и этот колдун Призрачный Рудокоп. Таких, как он, не должно быть на свете…

Профессор Хиги намекал, что «пристанище» колдуна вызовет у меня интерес, но оно пробудило во мне не самые приятные чувства. Вы можете себе вообразить, чтобы большой зал с высоким сводчатым потолком, по которому гуляют сквозняки, давил на вас точно так же, как самый тесный и затхлый склеп? Я бы этого не смогла себе представить, но именно в такой зал я попала, вначале пройдя сквозь тот туман, что служил границей покоев и предупреждением непрошеным гостям, а затем через мрачный, заполненный согбенными фигурами служек, коридор. Я не видела нигде в Чертогах светильников, пространство здесь ярко освещается каким-то неведомым мне способом, а в покоях Призрачного Рудокопа тусклый свет исходит от элементов странного потолочного орнамента и он соответствует недоброй славе этого колдуна: света там ровно столько, чтобы едва можно разглядеть, куда идёшь. И стены коридора, и своды зала созданы из глянцевого тёмно-красного материала, напомнившего мне запёкшуюся кровь. Коридорные стены оказались покрыты сложными барельефами, к которым я побоялась приглядываться — наверное, если бы я их разглядела, меня всю оставшуюся жизнь мучили бы кошмары. Посреди едва освещённого зала, в который я вошла через распахнувшиеся передо мной массивные двустворчатые двери, возвышалось что-то вроде небольшой пологой пирамиды того же тёмно-кровавого цвета. На самом её верху, в огромном кресле, скорее даже на троне, восседал сам Призрачный Рудокоп, его фигура отчётливо белела на красно-чёрном фоне. За спиной колдуна возвышалось нечто, что я вначале приняла за большую статую демона. Но стоило мне сделать несколько шагов в сторону трона, как та статуя развернулась и посмотрела на меня! У меня хватило мужества приглядеться и понять, что это просто крупный человек в доспехах, делающих его похожим на устрашающее потустороннее существо. От верхней площадки пирамиды ступенями спускались вниз три яруса, на каждом их которых располагались длинные узкие столы без следов декора, а вдоль столов стояли ряды строгих стульев. Столы были пустыми, но подле них кое-где можно было разглядеть силуэты одетых в тёмное слуг. Всё это напоминало не то пиршественный, не то тронный зал. На самый верх пирамиды вели две боковые лестницы. Колдун пригласил меня подняться и присесть на свободный стул по левую руку от себя, за столом верхнего яруса. В полумраке я плохо видела ступени и поэтому поднималась по лестнице осторожно, глядя под ноги и боясь споткнуться, и не сразу заметила, что мой временный наставник, эорианский профессор, не сидит за столом, а стоит напротив трона колдуна, прислонившись к краю стола задом, обняв руками спинку повёрнутого сиденьем от себя стула и оперевшись на верх этой спинки подбородком — поза довольно устойчивая и наверное даже удобная, но явно нарушающая правила этикета. Впрочем, так профессору не приходилось задирать голову, разговаривая с колдуном, да и самого колдуна его поза нисколько не смущала, поэтому и я перестала обращать на неё внимание. Я заняла предложенное мне место, и один из слуг вскоре поставил передо мной блюдо с кувшинчиком, стаканом и небольшой вазой, в которой были красиво выложены фрукты. От всего этого пахнуло свежестью и чем-то вкусным, но я не смогла притронуться к угощению: мешал тошнотворный ком, появившейся в моём горле ещё в кровавом коридоре. Хотя, надо признаться, мне стало чуть легче на душе от этого знака внимания. Между тем профессор и Рудокоп продолжали прерванный моим приходом разговор. Спустя буквально минуту они его закончили, и из услышанного мной отрывка их беседы я поняла лишь то, что профессор Хиги согласился предоставить колдуну по традиции обмена какое-то эорианское оружие. На мой взгляд, хозяева Чертогов в принципе не способны сделать что-то худое, и всячески пекутся о том, чтобы другие не совершали ошибок по их вине, поэтому я была удивлена, что профессор Хиги решился отдать колдуну очевидно смертоносный инструмент, даже не заручившись гарантиями, что тот не станет использовать его во зло. Впрочем, я не слышала всего разговора и могу ошибаться, да и гораздо больше меня удивило другое — то, что Рудокоп откровенно попрошайничал, что категорически осуждается этикетом Светлых Чертогов и вообще, является делом бессовестным и аморальным. Возможно, я чего-то не понимаю, потому что традиция обмена, в соответствии с которой эориане дарят что-то своим гостям, чётко не регламентирована — то есть нам не доступен, а может его и вовсе не существует — специальный документ или соглашение, где чётко оговаривались бы правила такого обмена. В палаистре нам рассказывали, что для верного следования принципам обмена нужны лишь чистые совесть и помыслы. А как только нами овладевают жадность и страсть к обладанию — тут-то мы и попираем эту традицию. Это, конечно, выглядит проще, чем сотни строк правил гостевого этикета, которые мне пришлось заучивать наизусть. Но провести для себя грань между разумной и скромной просьбой с одной стороны и лукавым и бессовестным попрошайничеством с другой на самом деле гораздо труднее. Вот в случае с оружием, которое просил чёрный колдун, я чувствую, он перешёл эту грань. Впрочем, какая у этого колдуна может быть совесть?