Безликое Воинство (СИ) - Белоконь Андрей Валентинович. Страница 64

Перед тем, как мне с группой отправиться в разведку, мы с Ибильзой молились у алтаря в нашей каюте. Молитва это духовный язык, а язык не имеет смысла, если его не понимают. Боги и так понимают нас, безо всяких наших молитв. Но понимаем ли мы сами себя, когда обращаемся к ним? Прислушиваемся ли мы сами к тому, о чём обычно молимся, сознаём ли, что просим у Богов?

Пока мы дети, мы просим: «Даруйте здоровье и долгую жизнь моим маме, папе и братьям, пусть живут они вечно и пусть мы никогда не расстанемся! Я не могу представить страшнее беды, чем разлука с ними.»

Когда мы вырастаем и выходим во взрослую жизнь: «Пусть сбудутся мои мечты о карьере и собственном доме, пусть я женюсь на моей любимой, и пусть у нас будут красивые и жизнерадостные дети.»

Мы мужаем и обзаводимся собственной семьёй, и тогда наши молитвы о ней: «Благословите мою жену и моих детей, пошлите им здоровье и достаток, защитите от бед! Что может быть страшнее, чем потерять их?»

А в старости мы шепчем у алтаря: «Облегчите мою немощь и продлите мои дни! Тягостна мне немощь и боюсь я тьмы, что идёт за смертью.»

За себя мы просим, или же за своих близких, мы просим потребных нам на сию минуту жизненных благ. А ведь суть молитвы не в попрошайничестве земных благ. Она в благодарности Богам за их деяния и в восхищении миром, подаренном ими. Тот, кто идёт по Пути Истины, молит также о помощи и поддержке на этом пути. Следуя этим наставлениям из Книги Истины, я молился не о том, чтобы уцелеть в предстоящем рейде, а благодарил Богов за нашу победу и спасение, за избавление от Смутного Купола, и просил, чтобы грядущее испытание не отвернуло меня от Учения, не затуманило Путь, и чтобы Боги помогли в том же и моим подчинённым. А Ибильза, мой верный друг, тоже приложив пальцы ко лбу и закрыв глаза, молился за меня! Отдельную благодарность вознёс я Богам за то, что у меня теперь есть своя команда! Я познал доселе неведомое мне чувство: когда хорошо знакомые тебе люди смотрят на тебя, как на своего командира — с преданностью и готовностью выполнять твои приказы. О Ардуг, это вовсе не чувство обладания властью над другими! Меня заполняют гордость и желание не ударить в грязь лицом, оправдать то доверие, которое открыли мне эти три сердца. То, что я раньше не мог сделать, потому что был один, теперь я могу, потому что мои возможности выросли вчетверо против прежних. Я ощущаю это всей своей душой, и это чувство сродни удовольствию наслаждения! Командир отвечает за своих подчинённых — раньше это было для меня лишь формальным требованием устава. Но вот теперь эти ребята смотрят мне в глаза так преданно, что я понимаю: не задумываясь, они отдадут жизни за своего командира. А отдам ли я свою жизнь за кто-то из них?.. Хотя я не настолько уверен в собственном мужестве, я не сомневаюсь, что в нужный момент сам Хардуг укрепит меня, и мужества этого мне непременно достанет.

«Киклоп-4» малым ходом подвёз нас поближе к острову-птице, и как только наша надувная лодка отчалили от его борта, ракетоносец ушёл обратно — к соседнему большому острову. Сначала мы шли под мотором, но потом заглушили его и дальше бесшумно плыли по пологим волнам, немного подгребая вёслами — умеренный попутный ветер уверенно гнал лодку к северо-восточному берегу. Пока мы плыли по ветру, серп Селены освещал воду и тёмный провал берега вдали хорошо просматривался, и я думал о фалаинах, и почему-то вспомнил легенды о живших когда-то в океане дольфинах — стремительных морских зверях, таких же умных, как люди. Встретить бы дольфинов сейчас — подумалось мне — я бы счёл это добрым знаком от Богов… Но нам никто не встретился. А вот высадка в этой темноте была сложной и опасной, так как с той стороны у острова мало пологих пляжей, берег в основном каменистый и из воды торчат острые края рифов, но мы в итоге справились. Я не ступал на землю больше недели и испытал ещё одно новое чувство, во всей полноте доступное лишь морякам — когда после долгого плавания под ногами оказывается твёрдая почва. Могу засвидетельствовать, что когда вновь обретаешь под собой незыблемую опору, это незабываемое ощущение: ты словно чувствуешь своими ногами всю твердь планеты! Мы затащили лодку в лес и сами укрылись до рассвета за деревьями. Позже перекусили чуть тёплыми пайками, запив их тонизирующим отваром из своих фляг, и я разрешил всем поспать, но заснули только братья. Мы с Муштаком не сомкнули глаз и, вглядываясь в темноту, прислушивались к каждому шороху. Сиделось и спалось моей команде спокойно — благо, кровососущих насекомых на этом острове то ли вовсе нет, то ли не сезон. Наконец, забрезжил рассвет. Светает в этих широтах быстро: едва мы успели встать и размяться, как Гелиос выскочил из-за горизонта и стало совсем светло.

Этот остров, послуживший последним пристанищем подводному авианосцу Альянса, имеет сложную береговую линию и довольно простой рельеф. Ещё планируя нашу операцию, я решил, что вряд ли противник разместил свой лагерь где-то на возвышенности или вообще в отдалении от залива, в котором застряло их судно. В северной части острова возвышается пологий холм высотой в стадию, и я подумал, что если там что-то и есть, то лишь наблюдательный пункт на самой вершине. Лес почти на всём острове довольно густой, и его неудобно обозревать с любой позиции, так что наблюдать из этого пункта можно лишь за морем. У противника должен быть укреплённый лагерь, его положено обустраивать в подобных ситуациях, и скорее всего этот лагерь спрятан в лесу где-то ближе к берегу, напротив южных песчаных пляжей, и в месте, где имеется источник пресной воды. Разглядывая остров на картинке, которую передавал беспилотный разведчик, я не заметил никаких рек, лишь в западной, низменной и болотистой части имеется небольшое озеро или залив, соединённый с океаном короткой протокой, но он почти наверняка заполнен солёной морской водой. Однако ручьи с пресной водой на таком острове где-то должны быть наверняка.

Оптимальным маршрутом для поиска вражеского лагеря, очевидно, был бы обход берега по периметру. На такой маршрут уйдёт весь день, если двигаться осторожно. Мы могли бы разделиться и сократить время вдвое, но радиосвязь между членами нашей группы при заходе за холмы будет пропадать, поэтому я рассудил, что двигаться нужно всем вместе. Через час или два в вероятном лагере противника случится побудка, и подойти к нему незамеченными станет практически невозможно. Поэтому я решил начать разведывательный маршрут с юго-восточного побережья — в этом месте был большой залив с рифами и самые широкие пляжи, и именно напротив него застрял в рифах подводный авианосец. Если на острове-птице есть лагерь, — рассудил я, — вероятнее всего, он где-то там.

В общем, как только рассвело, мы начали наш разведывательный рейд. Пробираясь через девственные заросли, примерно через полчаса мы обнаружили в них тропинку. Точнее, это были три тропинки, разделённые между собой парой гексаподов и шедшие параллельно берегу. Не то, чтобы они были хорошо протоптаны, но по ним точно прошлась не одна пара пар ног. Нанда-Кир и правда хороший следопыт: он сразу сообразил, что это ходил патруль. Скорее всего, подсказал он мне, три человека развёрнутым строем прошли здесь несколько раз в обе стороны. Примятые ими листья ещё не начали гнить — значит, патруль здесь ходит не больше суток, от силы двух, с интервалом в несколько часов.

Я ещё перед рейдом решил для себя, что если представится такая возможность — захватить врага в плен и допросить, а попутно ликвидировать хотя бы часть экипажа авианосца — я непременно ей воспользуюсь. Ведь нам всё равно предстоит с ними схватиться, и чем меньше их останется, тем лучше. Исходя из этих соображений, нам стоило устроить засаду. Если это действительно патруль, они с рассветом могли выйти из лагеря и скоро будут здесь. Мы отошли назад, попрятались среди густой растительности, найдя удобные позиции для наблюдения за тропинками, и затаились. Я выбрал укрытие за толстым стволом высокого дерева, рядом с которым лежал ещё поваленный ствол. Если бы кто-то обнаружил моё расположение и стал стрелять в меня, ему было бы очень сложно в меня попасть. Чуть справа за густым кустом пристроился Муштак-Хар, а братья заняли позиции за нами, причём Кинчи по моему указанию вскарабкался на дерево и устроился там в развилке веток. Он ловок, как обезьяна! Я брал на себя дальнюю тропинку, Муштаку поручил среднюю, а ближайшую к нам взял под прицел Нанда-Кир. Его брат, сидя на дереве, прикрывал нас.