Воды каменной пещеры (СИ) - Беляцкая Инна Викторовна. Страница 29

«Подключение, но без кантары, вот что это такое, — понял Надир. — Напиток — катализатор, чтобы вывести, освободить разум. Ну да, церемония единения».

Шаманка соединяла, затягивала, сфера медленно закручивалась. Надир подумал, что мог бы собрать, объединить их всех. Он коснулся Марики, спросил, мысленно, не разжимая губ:

— Объединенное сознание, так ведь?

— Да, это радость, когда мы вместе. Присоединяйся.

Посадочная площадка. Камешек на невысоком бордюре. Он раскачивается, поднимается на носок, опускается на пятку, балансирует на самом краю. Прыгать вверх или вниз?

Что будет, если он присоединится? Его сознание мощнее, сильнее, чем у горцев. Такой разум подавляет. Что случится? Он соединится с остальными или проглотит их, растворит в себе?

Надир пытался удержаться, балансируя на грани. Кто это, Фрэнк? Надир почувствовал знакомый разум, практически открытый, хотя напарник и держался особняком, не торопился объединяться.

Фрэнку грустно. Напиток пробудил воспоминания. Недобрые, нежеланные. Те, что Фрэнк так тщательно скрывал, удерживал глубоко внутри.

Девочка с золотистыми кудряшками. Маленькая сестричка. Мать — черные глаза горцев, бледная кожа. Теперь понятно, какое отношение Фрэнк имеет к общине. Его мать — эртанка. И что случилось потом? Интернат, ставший шоком для домашнего мальчика, первая кровь, уроки выживания, генерал, в качестве благодетеля. Отсюда и обида на горцев, не захотевших забрать мальчишку-полукровку. Не захотели или не смогли? Кто он, Фрэнк — заложник, разменная монета? И почему он здесь?

— Тише, Фрэнк, — Надир потянулся к нему разумом, чтобы успокоить. — Тише, все прошло.

Фрэнк улыбнулся, отбрасывая все лишнее, и нырнул в сферу.

Надир увидел себя со стороны. Себя и Роберта, двойное сознание, соединенное, но не объединенное. Две расколотые половинки. Роберт недоволен. На Тарре так не принято, вернее, принято, но не так. Даже во время выхода в Башне кантара препятствует слиянию разумов в одно целое. Они все вместе, но и каждый сам по себе. Роберт обычно закрыт, не любит пускать кого-либо в свое сознание. Надир протянул ему руку, как бы вопрошая: идем с ними, братишка? Роберт молчал, кусая губы, обдумывал. Не получив ответа, Надир потянул сферу на себя, почувствовал разум общины. Много точек, сошедшихся вместе, искорок сознания потянулись к нему во всех сторон. В глазах вспыхнули оранжевые огоньки. Перед ним возникло удивленное лицо жрицы. Она резко выбросила ладонь, словно пытаясь защититься.

— Что ты делаешь? — хриплый окрик Сигура.

— Марика, уведи его, он слишком силен, — велела жрица.

Марика, взяла его за руку:

— Пойдем со мной, Надир.

Он отпустил сферу, послушно пошел за девушкой, позволил себя увести.

Тоненькая фигурка, позвякивание монеток, браслеты на запястьях, маленькая ладошка в его руке. Босые ступни, нежные и гладкие, как у ребенка. Непослушный завиток на шее, нетерпеливые губы.

— Я хочу тебя всю, — прошептал Надир, и потянулся к ней сознанием. Две точки соприкоснулись, слились, стали единым. Он видел ее мысли, читал ее ощущения, мыслил ее понятиями. Еще немного, его сознание растворится в ней, а после он вберет Марику в свой разум целиком, без остатка.

Кто-то остановил его, не Роберт, нет. Тот слишком деликатен, предпочел удалиться. Кто-то другой. Голос прозвучал в его голове, властный, как приказ: «Остановись, не смей, не имеешь права». И Надир отпрянул, отступил.

— Что с тобой случилось? — Марика рассматривала уродливые рубцы.

— Да так, попал по глупости, — ответил Надир.

— Попал? — Глаза Марики расширились.

— В плен, — пояснил Надир.

— И это там, в плену?.. — Марика не договорила. — Как ты это выдержал? — девушка осторожно коснулась обезображенного бока.

— Не помню. Нет, я знаю, что со мной делали, но что чувствовал тогда — забыл, будто не со мной, понимаешь?

— Немного, — Марика обеспокоенно кивнула.

— Неужели переживаешь обо мне? Не надо. Все нормально, — улыбнулся Надир. — Мне сейчас почти хорошо, боли не чувствую, и вообще многие ощущения пропали, неприятные в том числе.

Бедный, — Марика покачала головой, и закусила губу, — Какая гадина могла сотворить такое? Найду, удавлю.

— Удавить я и сам могу, — Надир хищно оскалился. — Слишком просто.

— Пожалуй, ты прав, — задумчиво проговорила Марика и неожиданно попросила, — Научишь меня драться? Ты же боец?

— Научу, — пообещал Надир.

— Горцы должны уметь воевать. Сколько можно отсиживаться в своих гнездах. Подобные разговоры давно ведутся, особенно среди молодежи. Сигур наконец-то понял. Поведешь нас?

Надир покачал головой.

— Ты сможешь объединить нас, ну, как во время церемонии, — продолжила девушка.

— Не знаю, Марика, здесь много нюансов. Я не могу принуждать. Если вы сами не готовы — ничего не получился.

Они еще долго лежали и разговаривали. Он не спорил, кивал, соглашался, позволив ей строить планы, которым не судьба осуществиться. Пока они не заснули окончательно.

Он проснулся. Вскочил. Вечер, почти ночь, темно. Выбежал из комнаты. Мать стояла у раскрытого окна.

— Мам, папа уже уехал? Мы не попрощались.

— Ты спал, он не хотел тебя будить, — она улыбнулась. — Погоди. Кажется, отец еще на площадке. Если поторопишься, сможешь его догнать.

— Спасибо мама. — Крикнул на ходу и выскочил на улицу, бросился со всех ног на террасу.

— Па-ап, пап, подожди! — закричал что есть силы.

Отец уже садился во флаер. Обернулся на окрик. Со смехом подхватил на руки, закружил. Он прижался к отцу, спрятал лицо на груди, всхлипнул. Почему-то захотелось плакать.

— Ну что ты, дружок, — отец успокаивал.

— Пап, не уезжай, пожалуйста, — прошептал он.

— Ты же знаешь, не могу не поехать. Я скоро вернусь.

— Возьми меня с собой? — попросил он.

Отец молчал, продолжая улыбаться.

— Не берешь, потому что я маленький?

Отец поставил его на землю и покачал головой:

— Останешься с мамой. Ты — не маленький, а почти взрослый, и сильный. Обещай, что будешь оберегать ее?

Он кивнул, украдкой вытирая слезы. Отец захлопнул дверь, и грациозный маленький свифт взмыл в ночное небо.

Последний разговор, последнее прощание. Кто знал, что так получится. Отец путешествовал инкогнито, без сопровождения. Пересадочная станция, обычная, не таррианская. Сумасшедший, устроивший беспорядочную стрельбу по прохожим. Ранение в голову. Шальная пуля. Окажись травма в другом месте, чтобы могла включиться регенерационная система, или произойди это на таррианской территории, отец мог бы выжить. А так — не успели, не спасли.

Он узнал о гибели отца в тот самый момент, когда это случилось, такова их таррианская природа. И мать тоже. Никогда не забыть выражения ее глаз. И он не плакал, маленький четырехлетний ребенок, внезапно почувствовавший себя взрослым. Не плакал ни тогда, ни после…

Надир с удивлением растирал бегущие из глаз слезы.

— Что это? Неужели я плачу? — недоуменно прошептал он.

— За все невыплаканные слезы в детстве, за всю ту горечь, — произнес тихий голос.

Надир обернулся. Роберт стоял рядом. Они находились в убежище, этом странном месте. Винтовая лестница, уходящая в никуда. Разноцветные солнечные блики. Звук хлопающих крыльев. Надир вздрогнул, на секунду ему показалось, что он понял… Грудь сдавило, боль, горечь утраты, будто случилось только сейчас. Надир упал на колени.

— Это… это произошло со мной, — пробормотал Надир. — Не с тобой, а со мной. Это мои воспоминания, понимаешь? Я был там, я помню. — Он почти кричал.

— Успокойся, братишка. Ты и я, мы — одно целое, или почти одно. То, что ты начинаешь вспоминать, это нормально. Согласен, не самые приятные моменты, — Роберт поморщился.