Смерть супермодели (ЛП) - ДеМайо-Райс Кристин. Страница 28

— Я знаю, что ты не понимаешь, насколько серьезны эти обвинения. Думаешь, что это просто разговоры. И совершенно не фильтруешь, что говоришь.

— Просто скажи, что ты говорил с Бобом Шмиллером. Он мог подсунуть яд Томасине, уехать в командировку и ждать. Вопрос в том, когда он планировал эту поездку? До или после того, как она угрожала рассказать обо всем его жене?

— Разве он не твой поручитель?

— И?

— Может, тебе стоит перестать так о нем говорить. — положил брошюру «Пандоры» обратно в конверт и встал. — Тебе следует уйти прежде, чем ты скажешь еще какую−нибудь глупость.

Он бесцеремонно проводил ее в вестибюле и оставил с дядей Грэмом, как отец, отдающий невесту. Затем он ушел, как будто у него были очень важные дела.

— Они выпустят её через час, может быть два, — сказал дядя Грэхем, постукивая по своему BlackBerry. — Ты можешь подождать, если хочешь.

— Они допрашивали Боба Шмиллера?

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что у него был роман с ней, во−первых. И, во−вторых, он мог бы это сделать.

Он положил телефон в карман.

— Это то, чем ты занималась в начале этого года? Хваталась за соломинку?

— На самом деле, да.

— У Томасины не было дела с Бобом Шмиллером, уверяю тебя.

— Ты что−то скрываешь от меня.

— Когда Руби выйдет, ты сможешь сама спросить её об этом. Но пока оставь все в покое.

— Я не могу.

— Нет, ты можешь, и сделаешь это. Я подожду здесь Руби, и обязательно вернусь домой. Почему бы тебе не отдохнуть?

— Я не устала.

Он положил руки ей на плечи.

— Ты мне доверяешь?

— Да.

— Тогда позволь мне вызвать для тебя такси.

Она, конечно, позволила ему вызвать такси, ведь он был её дядей, но поехала не домой.

Глава 12

Остатков злости хватило на то, чтобы добраться до городской периферии и сесть в такси с рекламой Джереми Сент−Джеймса. «Saint JJ». Грядет весенняя коллекция. Сколько бы ее сердце не пыталось сдержать ярость, которая подтолкнула ее к дому Шмиллеров, тело продолжало помнить Джереми.

Западная часть Центрального парка никогда не знала возрождения, как другие районы. Не было метаморфозы от опасного к удовлетворительному, желаемому, недоступному. Здесь всегда были крепости за деньги, даже если стены были лишь в воображении жителей остальной части города. Всегда был швейцар, тент с медными стойками и свободная от парковки зона перед домом, потому что его жителям не допустимо испытывать неудобства от припаркованной машины возле их дома.

Естественно, Шмиллеры жили в самом вычурном здании с горгульями и каменными балюстрадами на двух верхних этажах с видом на Центральный парк и 73−ю улицу. Лора задалась вопросом об участии Боба в выборе кондоминиума. Он не походил на вычурного, лощеного парня. Он походил на бывшего футболиста с талантом превращать умирающие компании в деньги. Если бы она была его агентом по недвижимости, она бы приняла его за парня из Верхнего Ист−Сайда.

У Лоры было миллион причин быть здесь, но все−таки нужно было придумать оправдание для столь позднего появления. И ей нужны были цветы. Она сделала крюк на корейский рынок и купила самый большой и безвкусный букет, какой только могла унести.

— Здравствуйте, — сказала она швейцару с именем «Гарволд» на табличке. — Меня зовут Лора Карнеги. Я к Шмиллерам.

— Они ждут вас, мисс Карнеги?

— Нет.

— Прекрасные цветы. — Он снял трубку настенного телефона семидесятых годов, безошибочно произнес её имя и имя Иваны и указал на лифт. — Нажмите кнопку с надписью «P».

Так она и поступила. Медные двери закрылись с тихим скрипом. Они, вероятно, доплатили за эту маленькую нотку старины, как и за деревянные панели внутри, и шерстяной ковер, и вольфрамовый свет. Лифт дернулся, а затем остановился, открыв небольшой коридор с одной дверью. Их квартира занимала весь этаж. Прекрасно. Она постучала.

Открыл невысокий мужчина в сером шерстяном костюме с голубым галстуком и очками в проволочной оправе. Он держал в руке кожаную папку и остановился, увидев ее.

— Вы та леди, о которой звонил Гарволд?

— Да. Я Лора Карнеги? — Черт, опять этот вопросительный тон.

— Полагаю, одна из Портняжных сестер?

— О, это имя лучше, чем то, что мы придумали.

— Ненамного, на самом деле. Она в саду. Желаете проследовать за мной?

Он провел ее через самую большую квартиру, которую она когда−либо видела. Вполне возможно, он был больше, чем дом Грейси Померанц, или такой же, но более просторный, и либо безвкусный, либо страдающий от переизбытка вкуса. Обитый бархатом диван был розового цвета, как спелая клубника, с рисунком не слишком крупным и не слишком мелким, с подходящей к нему кушеткой, оба украшенные черной отделкой, которая, как поняла, Лора была кожаной. В каждой комнате было что−то под хром или органическое стекло, и в каждой комнате, где они проходили, была какая−то шкура животного.

— Извините, — сказала Лора. — Я не расслышала ваше имя?

Он обернулся, протягивая руку.

— Очень жаль. Я Бак Штерн.

Она постаралась не засмеяться. Бак Штерн был хорошим именем для радиоведущего с глубоким голосом или звезды мыльной оперы. Но не для такой мелкой сошки.

— Как вы узнали обо мне и моей сестре? — спросила она.

Бак замедлил ход, и они продолжили путешествие по дому в более подходящем для разговора темпе.

— Я веду гроссбухи мисс Иванны. Уже двадцать лет. Ваша компания в ее бухгалтерской книге.

— В самом деле? Я думала, Боб…

— Ах, да, конечно. Но на бумаге это ее компания.

— Нет, вообще−то… — Она остановилась. — Это моя компания.

Бак только улыбнулся и протянул руку, чтобы проводить ее по лестнице без окон.

— Они были построены как лестницы для прислуги.

— А кто ими пользуется сейчас?

— Они же. — И они поднялись по лестнице из алебастра. Ведь работающие здесь горничные были слишком хороши, чтобы ходить по обычному дереву.

— Так вы управляете ее дизайнерским бизнесом? — спросила Лора.

— Нет, нет. Дизайнерские заботы Иваны не в моей компетенции. Я больше менеджер, если точнее выразиться. Я двигаю нужные шестеренки, чтобы все работало как надо. Работа на полный рабочий день.

— Вы сказали двадцать лет? Я думала, что она замужем за мистером Шмиллером не более десяти лет. — Они вышли на просторную террасу на крыше со стеной из розовых орхидей справа, оранжереей слева и современными скамейками из темного дерева повсюду. Это был самый великолепный уголок Нью−Йорка, который она когда−либо видела.

Иванна стояла на краю крыши, держа на руках собачку, принюхивающуюся к пурпурной орхидее. Она была прекрасна, и Лора увидела в глазах Бака что−то немного большее, чем уважение к давнему работодателю.

— Иванна начинала как модель и инвестировала очень мудро. Она никогда не делает неверных шагов.

— Никогда?

— Никогда. Это её магия.

Такое утверждение не соответствовало ни имени, ни должности мужчины перед ней, но девушка безоговорочно в него поверила. Когда бывшая модель, ставшая инвестором, увидела их, спустив с рук собаку, направилась к ним, Лора почувствовала себя гораздо лучше, ведь женщина, которая всегда настолько критично оценивала успех других людей, что никогда бы не сделала плохую инвестицию, вложилась в нее. Может быть, Иванна не была такой отвратительной сукой. Возможно, у нее была пара положительных качеств. Возможно, она видела что−то стоящее в «Портняжках», даже в финансовом отношении, которое Лора могла бы извлечь, использовать и выделить. Когда Иванна подошла к ним, Лора и думать забыла, что считала женщину бездарью, а в дом к ней пришла, чтобы выведать информацию, которая поможет вытащить сестру. Все, что она сейчас чувствовала, были волшебная теплота и покой.

Она передала цветы, как только Иванна оказалась в пределах досягаемости.

— Они прекрасны, — сказал Иванна. — Спасибо. Садись. — Она указала на стол с видом на Парк. Он был собран из витой металлической проволоки, похожей на птичье гнездо. На спинках стульев были чугунные стебли, а на них сидели крошечные птички. Сиденье, несмотря на то, что оно было скрученным железом, оказалось удобным.