Страх - Хаббард Рональд Лафайет. Страница 11

Лоури открыл было рот, чтобы закричать, но чуть не захлебнулся соленой водой — он погружался в глубину, видя вокруг себя зеленоватый свет и серебристые пузырьки собственного дыхания, поднимавшиеся на поверхность.

Внезапно он выплыл, судорожно ловя ртом воздух и заглатывая соленую воду, — он был измучен до крайности. Он кашлял и, задыхаясь, силился позвать на помощь. Вдруг он успокоился, обнаружив, что лежать на воде не составляет никакого труда. Покачиваясь — дыхание его вновь стало ровным, — он с тревогой искал глазами Джека Кетча, но палача нигде не было видно. Зато перед ним предстала протянувшаяся вдоль берега длинная полоса джунглей — желтый пляж, омываемый белыми волнами, и гигантские зеленые деревья, нависающие над морем. Голубое небо и голубое море, полнейшая тишина, покой и безмятежность. Лоури с благодарностью созерцал всю эту красоту, удивляясь приятному теплу, разлившемуся по телу. Еще раз бросив взгляд в сторону пляжа, он позабыл про Джека Кетча, хотя смутно помнил, что где-то потерял четыре часа. Он должен их найти во что бы то ни стало, невзирая на все предупреждения, которые получил; надо во что бы то ни стало восстановить в памяти все, чтобы знать наверняка…

Снова начала наползать темнота, подул ветер, который постепенно усиливался, — море заволновалось. Он почувствовал усталость. Внезапно его осенила догадка — в морской глубине подстерегает опасность: ему могут нанести удар и увлечь вниз; а там множество черных и жутких тварей утащат его на дно и разорвут в клочья.

В сгущавшихся сумерках Лоури поплыл к берегу, призвав всю свою волю, чтобы не поддаться слепой панике и не думать о тварях, таившихся в глубине. Ветер ревел, волны бились о берег, он напряг зрение и увидел, что огромные пенистые смерчи вздымаются и опадают, и волны яростно бьются о зубчатую скалу. Он повернулся в сторону. От него ничего не останется, если он попытается вылезти на скалу, и в то же время ясно, что надо как можно быстрее выбраться из воды, ибо в любой момент его может разорвать выплывшее из глубины морское чудовище. Он не мог повернуть назад — море как будто толкало его к торчавшим из воды громадным черным зубьям. Где-то сверкнула молния, разодрав небо на синие лоскуты. Но раскатов грома не последовало — только шумел прибой. Вздымавшиеся волны бросали его на десять футов вверх, потом вниз, унося к скале. Лоури ничего не слышал, не мог дышать. Вода поймала его в ловушку — если он не утонет, то разобьется о риф. Что-то ударило по нему и отшвырнуло в сторону. Удар повторился, и он повернул голову. Кусок дерева! Уже ухватившись за него, он увидел, что деревяшка имела престранную форму, так что прикасаться к ней не стоило. Он почувствовал, что над бревном что-то витает. Поднял глаза. Он увидел книгу, которую держали две руки. И все. Только книгу и пару рук.

— А теперь ухватись покрепче, — произнес какой-то маслянистый голос. — Очень скоро все кончится. Но ты должен крепко держаться, закрыть глаза и видеть и слышать только то, что я говорю. Положись на меня и точно выполняй мои требования…

Казалось, голос замирает и отдаляется, а на самом деле это обессилевший Лоури опустил лицо на мягкую подушку воды, в то время как его онемевшие руки продолжали сжимать деревяшку.

Глава 4

— Ну, давайте-ка. Все будет хорошо. Крепкий сон в тюрьме пойдет вам на пользу. Никогда не понимал, зачем люди напиваются… Ба, да это же профессор Лоури!

Слова донеслись словно сквозь сон; ощущение прикасавшихся к нему рук, наконец, достигло его сознания. Он послушно — с чужой помощью — поднялся с мокрого тротуара, чувствуя, что покрыт синяками и ссадинами.

На улице шел дождь; в свете фонарей капли его казались серебристыми; ночной воздух полнился свежим, замечательным ароматом распускавшейся зелени и возрождавшейся земли.

Его поддерживал старый Билли Уоткинс в темном плаще, с которого текла вода. Когда Лоури еще под стол пешком ходил, старый Билли Уоткинс был молодым констеблем. Однажды он арестовал Лоури за то, что тот катался на велосипеде по тротуару, а потом еще раз, когда поступила жалоба, что Лоури разбил окно; этот-то Билли Уоткинс с нескрываемым почтением, если не с подобострастием, поддерживал сейчас Джима Лоури, профессора «Атуорти». Его белые усы обвисли от дождя, зато с них наконец смыло табачную копоть.

— Интересно, — произнес Лоури, еле ворочая языком, — сколько времени я здесь пролежал?

— По моим подсчетам минут пять, может, шесть. Я как раз проходил здесь, дошел до Чэпел-стрит и тут сообразил, что собирался позвонить из телефона-автомата; вернулся и вижу, вы лежите на тротуаре.

— Который час?

— Наверно, около четырех. Вот-вот рассвет. У вас что, жена заболела? Я видел свет в окнах.

— Нет. Нет, Билли, скорее всего заболел я. Я пошел прогуляться…

— Видимо, не могли уснуть. Я, например, убедился: самое лучшее снотворное — добрый стакан горячего молока.

Вы себя нормально чувствуете?

— Да. Да, кажется, сейчас нормально.

— Вы, вероятно, споткнулись и упали. У вас на лице ссадина, и, похоже, вы потеряли шляпу.

— Да… да, похоже, я потерял шляпу. Я, вероятно, споткнулся. Что это за улица?

— Та, где вы живете. Вон ваш дом, до него не больше тридцати футов. Пойдемте-ка, я помогу вам подняться по ступенькам. Я слыхал, вы подцепили какую-то тропическую заразу. Правда, горничная миссис Чалмерс говорит, что ничего страшного. И что тебя тянет в эти страны, где полно язычников, Джимми, то есть я хотел сказать, профессор Лоури.

— Ну просто это интересно.

— Да, наверно, дело в этом. Вот и мой дед так. Бывало, всю ночь сражается с индейцами, а днем строит железные дороги. Ну, мы пришли. Хотите, я позвоню или…

— Нет, дверь открыта.

— Ваша хозяйка запирала ее, пока вас не было, я и подумал, может, и сейчас заперла. Что-то ты бледный, Джи… профессор. Вы уверены, что не надо вызвать доктора Чалмерса?

— Нет, со мной все в порядке.

— Но вид-то у вас неважный. Ну да вам лучше знать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Билли.

Затаив дыхание, он наблюдал как Билли Уоткинс, ковыляя, спускается с крыльца. Но дорожка была как дорожка — старый Билли дошел до тротуара, обернулся, помахал на прощание рукой и пошел прочь под дождем.

Лоури открыл дверь и вошел. Когда он снимал пальто, на пол натекла лужица.

— Это ты, Джим?

— Да, Мэри.

Она перегнулась через перила, затем, запахнув халат, сбежала вниз.

— Я чуть с ума не сошла. Я уже собиралась позвонить Томми и попросить его, чтобы он пошел тебя искать… Да ты насквозь промок! И на лице ссадина! А что у тебя на руке?

Лоури взглянул на руку, там тоже был синяк и след, как будто его ущипнули. Он содрогнулся.

— Наверно упал.

— Но где? От тебя пахнет тиной.

Его начало знобить, и она — само участие, — бросив на пол пальто и напрочь позабыв о ковре, повела его наверх по лестнице. В старом доме было холодно, а в его комнате — особенно. Раздев мужа, она помогла ему улечься под одеяло и вытерла полотенцем лицо и волосы.

Он чувствовал вкус соленой воды на губах, а в голове вертелась фраза: «Самый низ наверху, конечно!»

— Не надо было мне пускать тебя на улицу.

— Бедная моя Мэри, я заставил тебя волноваться.

— Да это-то ладно. Теперь ты наверняка сляжешь. Почему ты не вернулся сразу, как пошел дождь?

— Мэри.

— Да, Джим?

— Я люблю тебя. Она поцеловала его.

— Ты же знаешь, я бы никогда нарочно не причинил тебе боль, Мэри.

— Конечно, Джим.

— Ты такая добрая, верная и красивая, Мэри.

— Тш. Спать.

Он закрыл глаза, она нежно положила руку ему на лоб. Вскоре он уснул.

Он проснулся с ощущением того, что творится неладное, словно некое существо, находившееся рядом, сейчас сделает с ним что-то нехорошее. Он оглядел комнату, но ничего такого не увидел: ласковые лучи солнца освещали ковер и часть стены, за окном разговаривали прохожие, неподалеку кто-то нетерпеливо сигналил из машины.