Просроченное завтра (СИ) - Горышина Ольга. Страница 14

— Ты будешь курить?

Она подняла над головой руку, но не дотянулась до форточки.

— Не буду. Я бросаю, — соврал Макс.

— Давно пора.

Полина спустила ноги, и Макс увидел, что она босая. Тапочки лежали почти под его ботинками — она, наверное, скинула их, уже сидя на подоконнике. Он нагнулся за ними, и Полина с благодарностью взяла их и обулась. На ней джинсы и свитер — видимо, вышла не случайно. Оделась, чтобы не замерзнуть.

— Посидишь со мной?

Полина похлопала рукой по подоконнику. Макс хотел сесть и ударился гитарой о стену. Дурак! Он вообще перестал чувствовать даже ботинки. Под ногами точно вырос мох и щекотал ступни — потому он, как идиот, улыбался.

— Садись! — повторила Полина громким шепотом, который доступен только актерам. — Я тебя уже час жду.

— Меня?

Макс с трудом сумел прислонить чехол с гитарой к стене.

— Не, дядю Васю со второго подъезда, наверное! — уже в голос усмехнулась Полина. — Садись!

Он сел и впервые понял какие маленькие здесь окна — подоконник не рассчитан на двух человек. Во всяком случае, на двоих посторонних…

— Чего ты хотела? — спросил Макс и, раздосадованный звонкими нотками в голосе тут же кашлянул, будто горло прочищал.

Полина лишь улыбнулась. Макс уставился на ее болтающиеся тапочки. И вдруг Полина подалась вперед и запела:

— They're gonna put me in the movies They're gonna make a big star out of me

We'll make a film about a man that's sad and lonely. And all I gotta do is act naturally… (Я скоро буду на большом экране, они сделают меня звездой. Они собираются снять фильм о грустном и одиноком парне. И все, что я должен делать, это быть собой…)

Волосы завесили лицо, и не видно было, улыбается певица или нет. Английский ее плох. Она кое-где переврала, но он прекрасно знал текст битловской песни. С чему она вдруг решила поразить его отсутствием вокальных данных, непонятно. Вся она непонятная. Между ними исчезли последние миллиметры расстояния.

— Ты хотела поговорить? — с трудом прохрипел он.

— Я уже говорю. Ты же понимаешь английский.

— Битлов-то я понимаю, а тебя нет.

— Ладно, объясняю для тупых…

Полина откинула волосы за спину, и теперь он видел ее огромные глаза совсем близко. Только глаза. Ничего больше. Вокруг них растеклась тьма.

— У нас есть роль для тебя. Пара эпизодов, но все же… У меняя их, кстати, тоже кот наплакал. Там парень, гитарист, ну в общем, как ты… Я сказала, чтобы никого не искали. В понедельник поедешь со мной. Одну сцену, может, на месте отснимут, а в кабаке потом… Ну? Что скажешь?

Звуковая дорожка запаздывала. Он видел только, как шевелятся ее губы…

— Что? — встрепенулся он. — Что я должен сказать? Я ничего не понял… Съемки? Что за съемки?

Губы сжались и в следующее мгновение выплюнули:

— Ты меня что, в «Ментах» не видел?

Макс пожал плечами и постарался бесшумно сглотнуть набежавшую слюну.

— Я не смотрю телевизор, — промямлил он.

— И правильно делаешь! Только странно, что тетя Маша твоя не сказала тебе. Думаешь, чего она меня шалавой-то зовет?! — и Полина расхохоталась, и смех ее прогремел в пустом подъезде, точно град в ведре. — Вот такая у меня роль ругательная…

Полина вдруг замолчала.

— Я играть не умею…

— На гитаре умеешь, а больше ничего и не надо. Будь собой и все тут. Думаешь, я там играю?

Макс опять утонул в глазах и потому даже не вздрогнул, когда нос Полины коснулся его носа.

— Ай акт начурали…

Наконец Макс вздрогнул и отпрянул — на этот раз о стенку ударилась, вместо гитары, его голова.

— Ты не похожа на шалаву, — выдавил он из себя против воли. Надо было промолчать. Может, она роль на нем проверяет? А потом на смех поднимет, что поверил. Надо было вообще мимо пройти.

— Не похожа, говоришь? — голос Полины сделался жестким и более низким, но к шепоту она не вернулась. — Только вот меня раз сто так назвали за последние два Дня.

— Кто? — вопрос сам слетел с языка. А велел же себе молчать! — Дураки какие- то… — добавил он тут же, чтобы не стушеваться.

Полина уже не смотрела на него, и Макс проследил за ее взглядом и тоже стал рассматривать руки девушки. На пальце кольцо серебряное. Такие в церковных лавках продаются — на них еще «спаси и сохрани» выгравировано. Чего-то раньше он его не замечал…

— Не дураки… А родители парня, который за меня вступился и сейчас с проломленным черепом в реанимации.

Теперь Макс сглотнул громко и прохрипел какие-то вопросительные местоимения. Но Полина все их пропустила мимо ушей. Она говорила и сильнее сжимала пальцы в замок, будто желала расплющить кольцо.

— Я за здравие записку написала. Думаешь, поможет?

Макс пожал плечами, хотя и видел, что Полина на него не смотрит.

— Кольцо себе купила, дура… Не поможет ведь, да, когда их четверо…

— Полина, как это случилось? — Макс наконец сумел выговорить нечто членораздельное, но протянуть руки к ее дрожащим пальцам не решился.

— Как, как… А никак, — передернула она плечами. — Не поздно еще было. Точно не десять. Даже не во дворе. Я их не сразу заметила, а потом перешла на другую сторону, где прохожие были. Придурки за мной. Говорить что-то начали, а я даже не закричала, — Полина говорила монотонно и колотила по стене пяткой в носке. — Этот парень тут же подбежал, а они его сразу головой об стену, а потом ногами стали бить, но, думаю, он не чувствовал ничего уже. Весь народ сразу куда-то делся. Я даже забыла, что надо бежать. Я даже орать не могла. Если б два мужика из проезжающей машины не выскочили, они бы его забили, а потом и меня. Мужик выстрелил в ногу одному из дебилов, и они сбежали. Эти двое, думала, хоть милицию вызовут, но видно номера мобильников светить не хотели. Я постучалась в какую-то квартиру. Там я первый раз услышала это слово, но все-таки ментов вызвали. Я всю ночь в больнице просидела. Там и услышала от его матери, что лучше б он мимо прошел. Подумала, ну в сердцах, что не скажешь, а сегодня зашла узнать, как он, она мне это повторила уже в более красочных словах. Особенно, когда я сказала, что она замечательного сына воспитала.

Полина замолчала, но Макс не успел и слова вставить.

— Как она его такого воспитала, когда сама вот такая… Скажи, Макс, ты бы мимо прошел?

Макс чувствовал, что его голову обложило льдом.

— Не прошел, — сказал он, только не услышал своего голоса и не был уверен, что произнес это вслух. — Ты же одна не ходишь… Тебя ж подвозят…

— Кто это меня подвозит? Мы толпой из театра выходим. Сначала меня провожают, а потом идут к метро. Ну, бывает, администратор подвезет, но редко. Он обычно после антракта уходит. А тут я от подруги шла. Еще специально пораньше вышла, пока светло. Вот если бы только не август, не чертова эта пора!

— процитировала она Галича и вдруг согнулась пополам.

Макс чудом сумел поймать ее и развернуть к себе. Полина уткнулась ему в плечо, и он еле сумел добраться через волосы к ее спине, чтобы погладить свитер. Пара волосков попала ему в рот, но он не посмел отстранить Полину и убрать их. Какое, правда, посмел — он не сумел бы и двинуться. Он превратился в каменного истукана. Это только ее спина дрожала, а его каменная ладонь спокойно сносила удары свитера, колыхавшегося от рыданий. Макс открыл рот для дурацкого слова утешения, но волосы Полины вовремя засунули ему кляп.

Они просидели, склонившись друг к другу, до самого утра — так казалось Максу, но прошло не больше пяти минут. Полина вдруг отпрянула, вытерла ладонью глаза и, шмыгнув, спрыгнула с подоконника.

— Уже, небось, двенадцать.

Макс глянул на наручные часы.

— Половина. Полина…

Под взглядом бездонных глаз он позабыл, что собирался сказать.

— Сестре только не рассказывай. Она и так видела, что я плакала.

Макс кивнул.

— А менты что?

— Трупа нет, дела нет… Чего ты хотел? Ты лучше скажи, поедешь со мной на съемки настоящих «Ментов», а?