Просроченное завтра (СИ) - Горышина Ольга. Страница 2

И все равно Ромкина услуга может оказаться медвежьей. Польза от нее сомнительна. В "Гостинку" на точку сестру никто не возьмет. Внешность не презентабельная, тут и английский не поможет. А пошлют куда-то на окраину — ему ее из-за концертов не встретить. Мать и так станет психовать из-за вечернего, даже если поверит в их совместную ложь. Так ведь еще и соседку надо будет подговорить, а она тетка скверная — любит только свои спицы и клубочки, больше ничего и никого. Мужа уж точно не любит. Третью комнату снимает…

Макс уткнулся носом в спинку дивана. Полина ничего не скажет. Ей вообще пофиг на всех, кроме нее самой и театра. И главное — ей пофиг на него. Даже аккомпанемент ее стихам в знаменитом "Подвальчике Бродячей собаки" не помог. Она сказала "спасибо" и все. Могла хотя бы сыграть — убрать из огромных зеленых глаз безразличие. Ну, если он все понимает, то какого тогда хрена тащится на премьеру и собирается даже цветы купить?! Может, лучше потратить деньги на двадцать лампочек — у них в подъезде нет столько квартир, чтобы все вывернуть?! Чего он забыл в театре? Он уже всю "Отравленную тунику" выучил, пока она читала монологи императрицы перед зеркалом. Ее шепот способен перекрыть даже долбаных "Ментов" и уж точно любые здравые мысли в его голове.

Который час? Уже, небось, десять. Полина явится не раньше полуночи. Как всегда. Только сегодня он не пойдет в подъезд курить. Пусть провожает ее до дверей тот, кому она горит желанием улыбаться.

Глава 2 "Резвые кони"

Утром Аленка пришла на кухню в расстроенных чувствах. Даже завтракать не хотелось. Впрочем, булка с маслом в любом случае не лучший выбор, можно и поголодать — для фигуры полезно. Полина, кажется, вообще, кроме кефира, ничего не ест. За неделю, которую Алена безвылазно просидела в квартире, она ни разу не видела, чтобы та появлялась на общей кухне — брезговала, наверное. Алена тоже чувствовала себя неуютно, постоянно путаясь в чужих сковородках, но ради Питера можно вынести и коммуналку. Благо, тетю Машу и дядю Колю она знает с детства. Бабушка их очень любит. Значит, они хорошие люди и не станут вредить ее планам. Когда работа будет найдена, — а иначе и быть не может! — она скажет тете Маше правду про то, что ее не взяли даже на вечерний. И тогда же сумеет поставить брата на место. Сейчас Макс здесь командует, но недолго ему бушевать!

Повезло еще, что соседка по утрам, когда дед уходил на прогулку, вязала у себя в комнате. Потом уже, когда дядя Коля возвращался к телевизору, тетя Маша перебиралась со спицами к кухонному окну. Так что целых два часа улыбаться через силу не придется. А этого времени должно хватить, чтобы обзвонить сотню контор! А потом и улыбка вернется сама собой.

Брат свалил раньше обычного. До десяти утра. Именно свалил. Специально не поставил будильник, чтобы не разбудить ее, а потом ходил по комнате на цыпочках, хотя мог бы догадаться, что она уже не спит. Или специально строил из себя недотепу, давая ей понять, что видеть ее этим утром не желает.

Алена и не вставала до тех пор, пока за Максом не захлопнулась дверь, а потом нашла на столе тарелку из-под геркулеса. Соседка каждое утро варила кашу на мужа и на Макса, и ее приезд не поменял заведенного распорядка коммунального утра. Кашу ему сварили, а он даже тарелку в раковину не отнес. Теперь придется отмачивать. Еще и не побрился, хотя ванная точно была свободной — Алена ведь вслушивалась в каждый шорох в коридоре. Зубная щетка мокрая, бритва — сухая!

Ну и пусть злится. Баран упертый, слов нет! Ушел, и слава Богу! Ей некогда отвлекаться на его высокие материи — какое жизнь дерьмо! Да он ничего про жизнь не знает — за него все сделали бабушка и папины друзья! А она всего добьется сама!

Непоколебимую уверенность дарила газета "Профессия". Неужели ж в таком длиннющем списке не будет вакансии для нее?! Теперь надо сесть на телефон и начать обзванивать конторы, но для начала понять, все ли жильцы встали. Телефон в коридоре, прямо под дверью у Полины. Алена уже готовилась приложить ухо к замочной скважине, чтобы убедиться, что девушка проснулась.

— Звонить куда собралась? — выглянула из двери тетя Маша. — Так звони. Мадемуазель сегодня ночевать дома не изволили, — выдала она театрально.

Алена не могла понять, почему тетя Маша постоянно кривится при одном только упоминании имени девушки. В лице даже меняется, когда та входную дверь открывает, и ворчит при муже, что Стругачевы не могли нормального жильца найти. Когда Алена приезжала к бабушке, комната всегда пустовала, и она никак не ожидала в этом году обнаружить в ней жильца. Ни Макс, ни бабушка не говорили про то, что к ним кого-то подселили.

Алена поудобнее устроилась на полу, спустив телефон с полки на принесенную из кухни табуретку, положила рядом блокнот с ручкой и развернула газету. Специально нашли для аппарата самое "удобное место" в квартире, чтобы никому и в голову не пришло часами висеть на телефоне. Тут на секунду взгруснешь об отдельной квартире в деревне — отец вот каждый день готов был в электричке трястись. Не ради телефона, конечно — не будь у мамы отдельной двушки, их с Максом, может, и не было б никогда! Ее-то уж точно!

Но она из Питера не уедет — она слишком знаменита дома. Спасибо Михаилу Владимировичу, но тсс… О мертвых только хорошо… Он и все, что с ним связано, в далеком прошлом — сейчас ей уже не пятнадцать, ума прибавилось. Потому никаких итальянских рубашек она продавать не будет! Больно надо перед идиотами унижаться. Ей прекрасно известно, как мужики с деньгами могут унижать. Хотя Михаил Владимирович был далеко не худшим вариантом кошелька — подружки просто не захотели отказать ему, позарившись на подарочки.

Несколько лет назад он купил в их деревне конюшню и иногда действительно туда наведывался. Это было его развлечением и проявлением доброты, не к людям, — он спасал лошадей. Деньги ему приносило что-то другое, и это другое уложило его раньше времени в могилу. Подробности, как водится, не для слабонервных, и Алена их не узнавала. Его приезду в деревне обрадовались — у молодежи появилась возможность заработать. Он не скупился на зарплаты, а всего-то надо было чистить денники и заботиться о лошадях.

Алена пошла туда не за деньгами, а ради лошадей. Там она и узнала Серегу ближе — его хозяин поставил над остальными конюхами, потому что тот, раз, не пил, и два — понравился тренеру, и тот пообещал Михаилу Владимировичу к лету обучить паренька настолько, чтобы тот смог без проблем катать детей дачников. Так и вышло. Только летом хозяин стал бывать на конюшне все чаще и чаще.

Аленка лично заботилась об его коне — самом большом и самом красивом в конюшне. Наездник, впрочем, тоже был ничего — особенно когда выезжал коня: все, как в старых фильмах — белоснежная рубаха, штаны в обтяжку, высокие сапоги. Особой красотой он не отличался. К тому же, Михаилу Владимировичу давно перевалило за сорок, но в нем чувствовалось что-то такое, чему Алена не могла найти определения. И это были не деньги.

Михаил Владимирович вкладывался только в конюшню. Домик, купленный вместе с ней, он не ремонтировал, и тот ничем не отличался от остальных обветшалых деревенских развалюх. Приезжал он неизменно на поцарапанной "девятке", но улетную цену наручных часов могла определить даже Алена. Он "дофига" тратил и на Серегу — каждый раз привозил ему какую-то обнову, но и о них, грешных, не забывал — без торта никогда не появлялся, а летом привозил из города еще и корзину фруктов. А вот спиртного в подарках никогда не бывало — он сам не пил и устраивал разнос конюхам, если находил в конюшне пустые бутылки. Но парни выкручивались — складывали все в сетку и в четверг относили в магазин, чтобы к вечеру пятницы все было шито-крыто. Иногда посылали ее — продавщица еще любила пошутить, что скажет учительнице, что дочка у нее запойная.