С именем ветра (СИ) - Петерсон Хельга. Страница 21

«…Свинцовое небо нависало над головой, будто хотело раздавить маленькие домишки. Ветер с яростью бросал волны на пляж небольшой бухты. Холод на побережье пробирал до костей, больше всего хотелось сидеть возле камина, завернувшись в одеяло, с бутылкой чего-то горячительного. Но именно сегодня выяснилось, что в холодильнике остался только высохший кусочек сыра и яблоко…»

Это было начало второй части, и Миры как будто снова оказалась там, в Монк-Бэй, графство Корнуолл. Эта часть была про нее, про них. Шейн мастерски описал все: и саму деревню, и утес, и безлюдную бухту, не забыл и прекрасную Шанну (здесь ее звали Шерон) из магазина продуктов. Описал два одинаковых коттеджа. Рассказал про то, как впервые увидел ее, Миру, выложил все свои эмоции и чувства. Это был самый настоящий дневник. Их две недели были описаны порой с точностью до фразы, но это не казалось чем-то личным и оскорбительны. Шейн сделал так, чтобы читалось легко и интересно.

«…В проеме стояла девушка. Джинсы были те же, что и всегда, но вместо широкой толстовки обнаружился тонкий трикотажный джемпер, обрисовывающий стройную, гибкую фигуру. Исчезла надетая до самых бровей шапка, и каскад черных, вьющихся волос доставал до талии. Меня как будто ударили по голове. Боже, последний раз я допустил такую ошибку в шестнадцать лет, когда сказал приятелю что хочу переспать с девчонкой, не зная, что она его сестра. Приятель тогда очень хорошо по мне проехал, ребра болели неделю, а глаз заплыл. Сейчас ощущения были примерно те же, только в этот раз меня никто не бил…»

В романе немота Миры не была чем-то ущербным, она с лихвой компенсировалась жестами, мимикой и перепиской, читатель мог даже забыть, что с героиней что-то не так. Шейн писал от себя, про свои чувства и эмоции, не имея понятия про мысли Мистраль, и от этого некоторые ситуации казались очень забавными и смешными. Вся вторая часть книги была пронизана уютом, уединением и незримым взаимопониманием.

А потом пришло время третьей части, все снова вернулось в Лондон. Героиня сбежала, и горе-писатель последовал за нею. Тут он описывал свои недели ожидания, когда практически непрерывно писал книгу только для того, чтобы не начать карабкаться на стены. Рассказал, как успел придумать массу сценариев развития событий, и все они заканчивались печально. Как отбивался от нападок издателя, и все время искал повод написать короткое сообщение Эм. Он шутил над своей сентиментальностью и обзывал себя маленькой девочкой-подростком (только с бородой), но ничего не мог с собой поделать.

Вскоре наступила развязка сюжета, если можно так сказать. История заканчивалась хорошо, на том вечере, когда они вместе расправились с изменником-бойфрендом, вернулись домой к героине на такси и целовались на пороге ее мансарды. Создавалось впечатление, что автора оборвали на полуслове, что должно быть продолжение. Но это был все-таки своего рода дневник, автор мог в любой момент прекратить его писать, а продолжение читатель мог додумать сам.

Перелистнув последнюю страницу, Мистраль закрыла книгу и погладила обратную сторону обложку, где они с Шейном стояли перед бушующими волнами и он протягивал ей кофе. Глядя на этот рисунок, Мира так и слышала его слова «Не волнуйся, пузырек с ядом я оставил в другом чемодане», и сдерживаемые много часов подряд слезы хлынули бурным потоком. Было пять утра, она не ела со вчерашнего дня, глаза болели и были, как будто, засыпаны песком, но все это было не важно. Мира свернулась калачиков, обняла книгу и плакала до тех пор, пока, наконец, не уснула.

Телефон звонил в шестой раз. Это был Рэннальф, Мира сознательно его игнорировала, но на седьмом звонке сдалась. Она нажала на кнопку ответа, но ничего сказать не успела.

— Ты в витринах каждого книжного, — выпалил до противного жизнерадостный голос Ральфа.

— Это всего лишь рисунок акварелью, — громко шмыгнула носом Мистраль.

— Не нужно недооценивать нашего писателя. Мне кажется, он незаметно стащил у тебя эти чертовы джинсы и показал их художнику.

— Это самые обычные мужские джинсы, Ральф.

В ответ послышался нервный вздох.

— Самые обычные мужские джинсы, рассчитанные на рост в шесть с половиной футов (18), которые таскает на себе пятифутовая девчонка. Ты и дальше собираешься сидеть в кровати и жалеть себя?

Мистраль огляделась по сторонам, на сбившееся одеяло, пустые пакеты от сухих завтраков, грязные чашки. В зеркало она не смотрелась пару дней, но догадывалась что на голове у нее гнездо, а лицо раздулось как подушка. Как Ральф догадался?

— Я не сижу в кровати и не жалею себя, — буркнула она после паузы.

— Тогда сейчас же впусти меня в квартиру.

Мира обреченно вздохнула. Из всех троих, Ральф — самый невыносимый. Она выползла из кровати и поплелась к входной двери. За ней и правда стоял беззаботный Рэннальф, но рядом с ним был еще и спокойный Гаррет. Практичный, замечательный, не выражающий никаких эмоций Гаррет с пакетами, полными продуктов. Ральф, не дожидаясь приглашения, протиснулся мимо сестры в квартиру, проследовал в спальню и громко присвистнул.

Гаррет же дождался, когда Мистраль отступит в сторону, твердой походкой прошествовал к пустому холодильнику и стал молча разгружать в него пакеты.

Из спальни вернулся Ральф, с полным мешком (где он его взял?) упаковок и оберток, в свободной руке он нес столько грязных кружек, сколько смог захватить. Мира так и осталась стоять возле входной двери, безмолвно глядя на команду уборщиков. За спиной у нее открылась дверь, и она почувствовала, как над ней нависло что-то большое. Там стоял Иден в форменной синей куртке аварийно-спасательной службы со светоотражающими элементами. Он держал в руках вешалки с одеждой.

— Я зашел в прачечную, они сказали, что ты давно не забирала свои вещи, — прогудел он своим баритоном.

Это стало последней каплей, точнее последней каплей на сегодня, потому что за последние дни последних капель было много. Мистраль прошла по комнате, упала на диван и разрыдалась. Как же она любила их троих. И Шейна. Но на данный момент их троих все-таки чуточку больше.

Гаррет сделал вид, что ничего не произошло и стал загружать посудомойку, Рэннальф снова скрылся в спальне, а Иден бросил одежду на пол, сел рядом с сестрой и обнял ее за плечи своей огромной лапищей.

— Я все испортила, — хлюпала носом Мира. — Все было так хорошо, а я все испортила.

Ее лицо снова сморщилось, и она ткнулась лбом в грудь Идена. Он был самой удобной подушкой для слез во всем мире.

Гаррет включил чайник и насыпал кофе в четыре чашки, Рэннальф заканчивал со спальней, оттуда послышались звуки улицы: видимо брат проветривал комнату. Когда Ральф вышел из спальни, Рет поставил на столик в гостиной полные чашки, и они вдвоем уселись в кресла по бокам от дивана. Мира последний раз всхлипнула, отстранилась от Идена и сложила руки на коленях.

— Вы у меня самые лучшие, — выдавила она.

— Мы это знаем, — сообщил Ральф, потянувшись к одной из чашек. — Что ты собираешься делать?

Мистраль печально пожала плечами.

— Ничего. Жить дальше. Я наделала столько глупостей, что назад дороги нет.

— Ерунда, — пробурчал Иден, тоже взял кружку и откинулся на спинку дивана. — Ему сейчас не лучше, чем тебе.

— Ты не можешь этого знать.

— Могу.

— Иден ударил Шейна в лицо, — сухо констатировал Гаррет.

— Что? — потрясенно уставилась на младшего из братьев Мистраль. — Ид, как ты мог?

— Все нормально, — как ни в чем ни бывало пожал плечами Иден. — Потом мы вместе пили пиво. Он еще держится только потому, что на него свалилась куча работы: презентации, авторские чтения. Если пропустит что-нибудь, то придется платить неустойку. Но как только все это веселье закончится, он наверняка уйдет в запой.

— Так что оторви себя от кровати, приведи в порядок и исправь все, что натворила, — важно добавил Ральф.

Мира широко распахнула глаза.

— Но как я это сделаю?

— Эту проблему тебе придется решать самой, — невозмутимо ответил Гаррет. — Мы не можем все делать за тебя.