Синдром властного негодяя (СИ) - Водянова Катя. Страница 8
— Конечно! — согласился Доктор даже чересчур поспешно, а после поплотнее упаковал меня в диван, задействовав подушки, плед и пуфик под ноги. — Тебя ведь могли назвать Муркой, Барсиком или Ахтыжзаразой. Просто, кошку моего брата зовут именно так.
Затем Доктор резко отсел от меня и потер переносицу.
— Братик мой, брат! Братюнюшка, братан, брательник! Какой же он прекрасный человек, хотя так и не вернул спиннинг после зимней рыбалки семнадцатого года.
— Вот видите, и у вас есть проблемы с семьей. Никто не живет стопроцентно счастливо. Зато деньги могут решить часть проблем…
— Твоих — нет. Только моя методика! Но если до Нового года ты не почувствуешь улучшения и стремительного приближения счастья — так уж и быть, верну часть платы за сертификат. Заодно куплю чулки с широкой кружевной резинкой по краю. Спорим, в таких ни один Дубровский не останется к тебе равнодушным?
— Мне не нуж…
— Оп-па! Я их уже купил. И уже сделал первый шаг к твоему исцелению! — Доктор снова не дал мне договорить: подсел ближе и вытащил из кармана аккуратно свернутые чулки. Очень черные, очень сетчатые и очень кружевные по краю. Такие не наденешь, если планируешь выйти из дома. Тем более не наденешь при Дубровском. Понятия не имею, зачем мне такие могут пригодиться. Отдать маме отчима под сушку лука? Она как-то просила.
Но Доктор, кажется, вовсю практиковал пронзание разума, потому как закатил глаза, а чулки запихнул в мой рюкзачок, как раз в отдел с инструментами. Капрон, жвачка, пассатижи — вот все, что нужно сильной и независимой женщине из двадцать первого века. А еще умение добиваться своего и твердо говорить “нет”.
— Денис может и не согласиться, — попробовала я зайти с другой стороны.
— А мы ему сейчас позвоним. У тебя же есть номер?
Конечно нет. Зачем бы мне эти цифры? Кроме двух провалившихся свиданий, с Дубровским мы не общались. Но Док не сдавался: вышел из кабинета, долго ругался с кем-то под дверью и нервно расхаживал по приемной. Я пока уселась поудобнее, прикрыла глаза и задремала. Все же ночь тяжелая, диван у Дока удобный, а бурная трудовая молодость приучила меня спать и в более неподходящих условиях. Снился почему-то Дэн в костюме султана, выбирающий себе наложницу на невольничьем рынке. И я, в качестве товара. Дубровский подошёл, почесал мне за ухом, унизанными перстнями пальцами и дал сжевать какую-то бумагу, после прошел мимо.
— Все, я договорился, — Доктор за руку оттащил меня от воображаемого Дубровского и вполне реального дивана. — Ради скорейшего наступления твоего полного и всеобъемлющего счастья, Денис согласился прервать свою командировку в Норильск и уже летит сюда! Прочь от полярного круга, снегов и суровых людей, поближе к знойной блондиночке с длинными ножками! Он ждёт тебя завтра к восьми, надо успеть сделать из имеющегося материала знойную блондинку, ради которой стоило лететь из Норильска. Согласись, неудобно выйдет: несколько часов трясучки и нечто с секущимися кончиками и неровным пробором.
Вообще-то я и не собиралась никого выдергивать из Норильска, поэтому и пробор не идеальный, но Док не дал и слова сказать: сразу же схватил за руку и потащил за собой.
— Я не согласна! — пискнула я уже не выходе. — Категорически! Что за глупость — лечиться рабством? Ни за что и никогда я не отдам власть над собой постороннему человеку. Это жутко! Он сможет делать со мной все, что угодно!
— Вот именно, Фира! Вот именно! Но во время моего курса лечения вам не о чем беспокоиться: мы составим четкий договор, в котором по пунктам пропишем все допустимые действия со стороны Дубровского. А рядом с вами постоянно будут Тамати и Блади Фалькон.
— Звучит как название туалетной воды.
Док только вздохнул, не разделяя мой скепсис, широко распахнул дверь в приемную и указал рукой на ждущих там мужчин. Один — тощий и невысокий, с длинным носом и маленькими глазами, которые почти скрывала натянутая на лоб вязаная шапка. Неприятный и отталкивающий тип, у такого, наверняка, в квартире спрятан склад оружия и фикус.
Второй же — здоровенный татуированный индеец. Он тут же подпрыгнул, крикнул нечто похожее на "Ха!" и, притопывая и хлопая себя по коленям, двинулся на меня.
— Спокойно, Тамати, это Фира, — Доктор грудью встал на мою защиту, чем сразу заработал себе порцию эманаций признательности, но дальнее все перечеркнуло. — Она хорошая. Только ест бумагу, носит отвратительные колготы и в целом унылая тряпка.
— Пациент? — произнес Тамати по-английски. И, дождавшись кивка от Дока, похлопал меня по плечу. — Не надо бояться, маленькая женщина, мы с Соколом не дадим тебя в обиду!
— Да, лихие парни, — Док кивнул им, после обнял меня за плечи и притянул к себе. — Выкупил их в одной южноафриканской тюрьме за ящик виски. Потом долго скрывались в джунглях, когда начальник тюрьмы узнал о побеге. Ели муравьев, пили воду из мутных рек, отбивались от крокодилов…
Кровавый Сокол вытащил из кармана какую-то проволоку, свернутую кольцом, запихнул себе в рот и задумчиво пожевывал. Надеюсь, это не чека от гранаты. От такого странного типа всего можно ждать.
— Не обращай внимания, Блади сегодня ещё не убивал, поэтому слегка не в духе. Осталось только поставить одну подпись вот здесь, — Доктор вытащил из внутреннего кармана свернутый лист бумаги и ручку и подпихнул мне.
— Не буду подпис…
Проволока отлетела в сторону с такой скоростью, что захотелось спрятаться под стол, как от настоящей чеки. Сокол тоже вскочил и закричал на меня по-французски, эмоционально размахивая руками. Тамати занервничал, зачем-то топнул снова, а Док вложил в мои пальцы ручку и почти заставил подписать договор на прохождение его курса.
= 12 =
На следующий день ровно в семь пятьдесят девять мы с Доктором Всё уже ждали под дверью Дубровского. Элитная многоэтажка, въезд во двор перегорожен шлагбаумом, домофон за малым сетчатку не сканирует, а лифтов внутри даже два: грузовой и обычный. В моей пятиэтажке не было ни одного, как ещё один намек на разницу между мной и Дубровским.
— Где блеск для губ? — шепотом поинтересовался Док, когда после третьего звонка нам так никто и не открыл.
— Не люблю его, волосы липнут.
Семи часов вчерашних пыток красотой мне хватило с избытком, поэтому продолжать марафон и сегодня я не собиралась. И так пришлось вынести визит парикмахера, который частично выстриг, частично выдрал мои волосы плойкой, отчего они казались непривычно легкими. Жутковатое ощущение, но когда я робко поинтересовалась у этого экзекутора с ножницами, смогу ли завязывать хвост, он пригрозила, что сделает ассиметричное каре с выбритым полосами левым виском.
— У нормальных женщин ничего никуда не липнет. Просто фу-фу-у иметь такие бледные и тусклые губы. Быстро подкрась!
— Просто фу-фу-фу волосатые губы и полосы из розового блеска по лицу.
С видом: “пускай тело мое порабощено контрактом, но дух свободен”, я задрала нос и засунула руки в карманы. Доктор же покачал головой, после сам вытащил тюбик из кармана и почти ровно накрасил мои губы.
И привлеченный их сиянием и потрясающим цветом, как будто только этого и ждал, дверь открыл сам Денис “принц всего курса" Дубровский. Сонный, лохматый в самых настоящих семейных трусах. Клетчатых, очень широких и длинных. Он потер глаза, зевнул, после просиял и обнял меня, застаскивая в квартиру.
— Сорока! Етить ты похорошела! Проходи, давай по кофеевсковскому хлопнем за встречу. И Доктора своего бери.
“Етить”, “кофеевский” и семейники настолько сильно не вязались с тем Дубровским, который учился со мной на одном курсе, что становилось не по себе. Внешне — тот же самый человек, пусть и по-утреннему помятый, а вот движения, жесты, привычки — совсем другие. Или это так кажется? Я и не видела никогда Дубровского в домашней обстановке, только подтянутого и отрешенного в стенах университета, а вдруг за его пределами он вот такой? Носит семейники, чешет затылок и угощает гостей кофе “три в одном”, пакетики которого спрятаны в керамическую банку с надписью “Гречка”. Причем, судя по посыпавшейся на стол крупе, спрятаны надежно.