Неподвластные времени - Хадсон Дженис. Страница 2

Он хотел знать, откуда у Анни Сэмюэльс Монтгомери безобразный сине-багровый кровоподтек на правой щеке. Кровоподтек размером с мужской кулак.

Несколько мгновений Анни не могла заставить себя сдвинуться с места и лишь безвольно смотрела на высокого мужчину, стоящего под навесом. Он был холоден, точно вобрал в себя всю силу пронизывающего ветра, который трепал его широкий плащ нараспашку. Он будто не замечал холода. Отчужденный. Одинокий.

Харпер.

Его имя прозвучало, как шепот, медленно родившийся в ее сознании. Потом оно вернулось и взорвалось у нее в мозгу с грохотом реактивного самолета.

Харпер!

Колени ее подгибались. Он приехал. Помоги ей Боже, он приехал! Анни боролась с захлестнувшими ее чувствами, которые поднялись в ней при одном взгляде на Харпера – а ведь он стоял в нескольких ярдах от нее. Печаль, вина… страх. И натиск других чувств – таких сильных, таких личных, столь не свойственных женщине, стоящей у могилы мужа, что Анни ужаснулась.

Еле переведя дух, она повернула обратно к лимузину, с трудом заставив себя двигаться.

– Кто это, мама?

Анни сверху вниз взглянула в лицо сыну – только ради него она и живет – и, взяв себя в руки, ответила на этот невероятно трудный для нее вопрос:

– Это твой дядя Харпер, детка. Джейсон бросил взгляд в сторону. – А-а.

Мистер Хардингер оставил заднюю дверь лимузина открытой для нее, и Анни скользнула внутрь, радуясь теплу, лившемуся из отопителя. Джейсон сел следом.

– Ты хочешь сказать что-то еще? – спросила Анни у сына. – Это твой дядя, ты понял?

Джейсон мрачно посмотрел на нее.

– Понял.

В машине было тепло, но Анни била дрожь. Ему бы спросить, почему она не заговорила с Харпером. Почему не познакомила их и не пригласила Харпера домой. Ее невероятно любопытный сын должен был задать кучу вопросов о дяде, которого он никогда прежде не видел.

Анни ощутила, как сердце болезненно сжалось. Нет, Джейсону не следовало задавать все эти вопросы. Он должен был всегда знать Харпера. Харпера, дядю, о котором родители никогда не упоминали, который никогда не приезжал к ним. Это было несправедливо, и в том ее вина, и она знала, что должна что-то с этим сделать. Пришло время расплаты.

Но не сию минуту. Пожалуйста, Господи, не сегодня. Помоги мне пережить сегодняшний день!

Харпер почувствовал приближение фермы прежде, чем в последний раз свернул с шоссе на грязную, посыпанную гравием дорогу. Показался старый двухэтажный дом, горделивый и аккуратный, выкрашенный в белое с зеленым, – он выглядел живо на фоне серого зимнего неба и унылого бурого зимнего пейзажа.

Старые качели как прежде висели на большой шелковице на заднем дворе. На вершинах голых ореховых деревьев, уныло торчавших в палисаднике, как всегда, виднелись последние орехи, упрямо не желавшие падать вниз.

Забавно, но сколько бы Харпер ни вспоминал это место за все эти годы, он каждый раз рисовал себе хозяйство, пришедшее в упадок, обветшалый, покосившийся дом… А здесь все выглядело, напротив, свежим и ухоженным. Как… как дома. И у него защемило сердце.

Ностальгия. Вот и все, что он ощущал. Вполне естественное чувство, особенно если учесть, что он все больше недоволен своей работой, которая изматывала его и не оставляла времени на личную жизнь.

Гравий дороги прочертили колеи от колес, ведущие на задний двор. Харпер развернулся и припарковал свой «форд» рядом с коровником. Пробираясь между машин к парадному входу, он спрашивал себя, какого черта он здесь делает.

Как бы в ответ в памяти его всплыл вид кровоподтека на лице Анни.

Черт побери, в нем крепко сидит полицейский – а он так устал быть полицейским. Он всерьез намеревался бросить это занятие. Единственное, что удерживало его: он не знал, чемди самом деле займется, когда оставит это свое треклятое бюро расследований.

Так что он все еще полицейский. А разве это не дает ему права совать свой нос в то, к чему он не имеет отношения?

После пронизывающего холодного ветра в доме ему показалось душно. Воспоминания тоже по-своему душили его. У двери ему повстречалась его учительница английского, рядом с ней стояла жена баптистского проповедника, миссис Кроуфорд. Обе при виде Харпера издали удивленный возглас и тут же выразили свое соболезнование. Харпер проглотил ядовитый ответ, который вертелся у него на языке, – мол, он потерял все еще десять лет назад, а то, что случилось сегодня, – так, формальность.

Миссис Уилдер, учительница, взяла его плащ и сказала, что отнесет его в кладовку, где была верхняя одежда многих собравшихся. Должно быть, он пробормотал что-то вроде благодарности, потому что и миссис Уилдер, и миссис Кроуфорд жалостливо улыбнулись ему, как обычно улыбаются люди на похоронах, и вышли прочь.

В столовой толпилось больше двух десятков человек, не считая тех, кто был на кухне. Анни нигде не было видно.

– Монтгомери! – на плечо ему опустилась огромная тяжелая ладонь.

Харпер обернулся и увидел Фрэнка Ко-льера, школьного задиру и звезду местной футбольной команды, который смотрел на него с мрачным видом. Фрэнк и Майк сидели на одной парте и были закадычными дружками. Харпер машинально подумал, неужели и Майк расплылся за эти годы так же, как Фрэнк. У Фрэнка было объемистое пивное брюхо, заметно свисавшее над ремнем.

Харпер с удивлением заметил на Фрэнке униформу и припомнил, что до него доходили слухи о новой работе Фрэнка, которую тот получил несколько лет назад. Шериф округа. Кто бы мог подумать, что этот парень, который только и знал, что тиранить малышню да отбирать у нее деньги на завтраки, сможет сделаться хотя бы собаколовом, а не то что шерифом. Невольно задумаешься: кто сидел в избирательной комиссии?

– Ну, помянем Майка, – предложил Фрэнк. – Небось Анни рада, что ты приехал?

Харперу это даже в голову не пришло.

Его не заботило, рада она или нет. Он просто кивнул Фрэнку.

– Ну, как твоя работа в агентстве? Я тут видел в прошлом году по телику про то, как ты раскрыл убийство в округе Картер. Такие, как мы с тобой, в своей постели не умирают, верно?

Харпер что-то промямлил в ответ и прислушался к другим разговорам, к унылым голосам, жужжавшим в комнате. За спиной Фрэнка Харпер увидел и узнал старшего брата шерифа, Уилларда. И в нем пробудилось еще одно воспоминание.

Харпер и Уиллард были в третьем классе, Майк и Фрэнк в первом, Билл, третий из братьев Кольер, во втором. В том году Уилларду попали в глаз войлочным мячиком на старом поле на краю города. Что-то в глазу, видно, повредилось, потому что с тех пор левый глаз Уилларда стал сильно косить. Семья Кольер в то время была нищая-нищая, как и большинство других семей, у них не было ни пособия, ни денег на необходимую операцию.

Майк, маленький насмешник, прозвал беднягу Уилларда Косоглазым. С годами жестокое прозвище не забылось. И, как и прежде, левый, глаз Уилларда продолжал обращаться не туда, – «куда надо. Встретив с симпатией взгляд Харпера, Уиллард взирал на него единственным глазом. Второй был обращен куда-то в стену.

Билл Кольер громогласно объявил, что несчастье, случившееся с Майком, произошло в гараже, который одновременно служил магазином запчастей. Харпер уже получил извещение об этом. И ему вовсе не хотелось снова выслушивать, как Майк решил не ждать, пока в гараже появится нормальная яма. Как взял легкий бамперный рычаг, чтобы приподнять машину, с которой он возился. Как подпер им правый передний край, а потом заполз на локтях под днище. Когда он закончил и собрался вылезти обратно, схватился за рычаг, и его придавило.

Харпер подумал, что за секунду до того, как машина накрыла его и колесо раздавило ему грудь, Майк, должно быть, наверняка знал, что делает и что за этим последует. Харпер надавил большим и средним пальцами на глаза и стер картинку, возникшую в сознании.

– Слушайте, может, хватит об этом? – хрипло прошипела Долорес Полянски. «Интересно, – машинально подумал Харпер, – она все еще работает в банке?» – Можете просто прицепить к машине бирку и выставить ее на продажу, Билл. Что до меня, то я ни за что не сяду за руль этой машины – как Бог свят.