Елена - чудовище для демона и дракона (СИ) - Жнец Анна. Страница 24

— Я понял, почему не испытал эйфорию, когда мы... — демон в непонятном жесте потёр один палец о другой.

— Что?! — раздался из тумана мужской голос. — Вы пер-р-респали?!

Глава тридцать четвёртая

В которой назревает серьёзный разговор

Я отчаянно пыталась продолжать работу, но с каждой секундой делать это становилось проблематичнее. Весь стол занимал лежащий на нём спиной демон. Зеркало же заслонял душивший его блондин.

— Кх-кх... ничего не было, она мне просто подро…

— Умр-р-ри!

— Будьте добры, — попросила я, — выясняйте отношения в другом месте. Вы мешаете мне читать в зеркале, — и, чтобы мои слова показались более вескими, я уколола демона пером в плечо.

— Елена,  он сделал это пр-р-ротив твоей воли? — не унимался блондин.

— Откуда ж я помню? Не хотите уходить, тогда сдвиньтесь влево: ничего не видно. А мне за сегодня надо заполнить ещё три дневника.

— Пусти… кх-кх… она мне не нужна, — хрипел удушаемый, — она даже не моя пара.

Цокнув, я снова уколола его пером.

Мерзавец! То в любви признаётся, то мои волосы ему, видите ли, не нравятся!

Покачав головой, Риэль вернулась за свой стол. Я же безуспешно пыталась пристроить открытый дневник на маленьком свободном клочке пространства. И вроде даже адаптировалась к экстремальным условиям работы, как демон, пытаясь отодрать руки блондина от своего горла, задел локтем стеклянную баночку с чернилами. Проклятье! Тёмная краска стремительно растеклась по столешнице и закапала на колени. Прежде чем я успела вскочить со стула, на красном платье образовалась клякса в форме звезды.

«И как теперь свести пятно? Не помню, чтобы в коконе была стиральная машинка или гардеробная с одеждой на выбор».

Пока я растерянно разглядывала испачканную паутину нитей, на плечо опустилась ладонь.

— Твоя корзина опустела. Не хочешь сходить в сад за яблоками? Стол всё равно занят.

Обернувшись, я увидела женщину. Точно не пифию: волосы у неё были пепельные, как у нас, но прямые, свободно лежащие на спине, белая плёнка не заслоняла радужку, а левая щека бугрилась сеткой рубцов. Да и синее платье простого кроя существенно отличалось от униформы местных работниц.

— Кто вы? — спросила я, однако не потому что мне было интересно: задать такой вопрос казалось правильным и логичным.

— Маир, — мягко улыбнулась женщина, и шрамы на её лице натянулись.

— Мы знакомы?

— Были знакомы.

Под её взглядом я ощущала себя моллюском, которого пытались выдернуть из раковины.

«Были знакомы...»

По всему выходило, что загадочная чужачка могла пролить свет на то, кем я была раньше. Почему же я не чувствовала себя взволнованной или исполненной любопытства?

— Пойдём, — женщина подняла с земли корзину, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Стол и в самом деле был занят — на нём наглый демон готовился отдать богу душу — да и без яблок я не могла читать в зеркале.

Небо за расщелиной разливалось насыщенной синевой — ближе к горизонту, где исчезали ряды деревьев, окуналось в золото. Ветер играл в раскидистых кронах, словно на струнах музыкального инструмента. Из звуков — только шелест листьев да редкие шорохи, когда спелые фрукты падали с веток в траву.

— Знаю, ты не хочешь уходить отсюда, — женщина с рубцами на лице опустила корзину у ног.

Она была права: кто в здравом уме пожелает покинуть столь райское место? Не знаю, насколько счастливой была моя прошлая жизнь, но в этой — я не скучала и не грустила ни секунды.

Женщина огляделась, словно выискивая что-то в переплетении веток. Среди листьев мелькнула жёлтая чешуя.

— На тебя влияет здешний воздух, но стоит покинуть сад, и дурман рассеется.  Воспоминания не вернутся, но ты перестанешь быть пифией.

Что за крамольные речи?! Я не хотела бросать свой новый дом, не хотела становиться кем-то другим. Нынешнее положение вещей устраивало меня более чем полностью.

— Это тюрьма, — словно прочитав мои мысли, сказала Маир, — тюрьма, где каждая заключённая счастлива до безобразия. Но твои эмоции ненастоящие, напускные. Хочешь провести вечность, читая в зеркалах чужие судьбы и не имея собственной? Работа и сон, сон и работа. И больше ничего.

— Мне здесь нравится! Кто ты вообще такая? Что тебе от меня нужно?

— Сейчас покажу.

И холодные пальцы прижались к моим вискам.

* * *

Боль без преувеличения была адской. Мир взорвался в ослепительной белой вспышке. Словно невидимые пальцы вонзались в мозг и копошились там в попытке что-то найти. Когда мучения стали менее острыми, в уголках губ я ощутила солёный вкус слёз. Ветер холодил влажные щёки. На смену боли пришло тепло, будто плёнкой окутало исстрадавшийся разум, и перед внутренним взором замелькали цветные картинки.

Сколько времени длился этот насильственный киносеанс, не известно, но такое количество информации заставило мозг вскипеть. Я почувствовала запах гари, по телу прокатил озноб, уши заложило, а к горлу подступила вязкая горечь.

Но боль не была напрасной, хотя наркотический дурман, навеянный то ли яблоками, то ли самим садом, заставлял сожалеть о потерянном неведении: Маир вернула воспоминания. Вытащила из глубин подсознания обе мои прошлые жизни.

Фрагменты далёкой, самой первой — извлекались мучительно и напоминали ворох пожелтевших от времени фотографий. Будто я листала альбом, ранее пылившийся на верхней полке платяного шкафа.

Осколки второй — оказались яркими. Это был, скорее, фильм, поставленный на ускоренную перемотку. В отличие от тусклых снимков из первой жизни, он вызывал эмоции, будил запахи, звуки и тактильные ощущения. 

Не знаю, намеренно это было сделано или случайно, но Маир поделилась и своими воспоминаниями обо мне. Я увидела себя восторженными глазами шестилетней ведьмы, почувствовала её горечь, тоску и поняла причину, по которой меня фанатично искали. Меня, Елену, реинкарнацию той, кого Маир любила сильнее собственной матери. Той, кто эту мать ей заменила. Однако напрасно чародейка возлагала на меня надежды: я больше не была Первой Тёмной.

— Я не она, — сказала, как только физически смогла это сделать. Виски пекло. Голова раскалывалась.

Маир смотрела пристально, столь же могущественная, сколь и одинокая. В ней ещё жила та нелюбимая, замёрзшая девочка, отчаянная жаждущая внимания. Маир хотела иметь рядом близкого человека, да только не там искала.

— Я не она. Была когда-то, но теперь — нет.

Даже Еленой я ощущала себя смутно.

Маир грустно улыбнулась:

— Я знаю. Но может быть, ты хочешь вернуться в Болота? Ты была невероятно сильной колдуньей. Такой потенциал не мог исчезнуть бесследно. Способности можно найти и развить.

— Что мне делать в Болотах?

— Ты символ, легенда.

— Знаешь, — я сосредоточилась, пытаясь точнее выразить мысль, — в десятом классе я выиграла областную олимпиаду по физике. Я так гордилась собой, словами не передать. Но спустя два года школьные достижения в моих глазах уже обесценились. Они, эти достижения, казались словно и не моими вовсе. Я не могла бесконечно гордиться тем, что сделала в десятом классе. Пришло время двигаться к новым вершинам.

Маир нахмурилась, и я пояснила:

— Я не хочу провести жизнь в тени Первой Тёмной. Не хочу, чтобы во мне видели её воплощение. Она символ, легенда, но её победы — не мои. И не просто так она покинула Верхний мир. Она мечтала забыть о погибшей дочери и дать себе шанс стать счастливой.

— Ты несчастна, — возразила ведьма.

— Но это не означает, что так будет всегда. Отпусти прошлое, Маир. Иногда то, что мы ищем, находится у нас под носом. Чтобы согреться, не обязательно лететь в Африку.

Повисло молчание. Ведьма обдумывала мои слова.

Ко мне постепенно возвращалась прежняя личность. Я всё больше ощущала себя Еленой и, глядя на свои серые руки с узловатыми пальцами, приходила в ужас. И в то же время настоящая наркотическая зависимость тянула меня обратно в туманный круг. Я разрывалась между желанием остаться в саду у пифий и паникой при мысли о их бесцельном существовании. Это же и в самом деле кошмар! Ни дома, ни любви, ни детей, ни увлечений, кроме чтения в зеркале. День сурка длиной в вечность.