Договор крови - Хафф Таня. Страница 56

* * *

Он не мог освободиться.

Четыреста пятьдесят лет тому назад его спасла любовь женщины.

Он не должен поддаваться отчаянию.

Но Аннабель на то, чтобы найти его, понадобилось три дня...

«Вики, приди ко мне. Прошу тебя. Я не смогу пережить это снова».

* * *

Коридоры всегда были безлюдны, пусты и тускло освещены, когда она проходила по ним; лишь звук шагов отдавался гулким эхо. «И сегодня вечером все точно так же, — твердо говорила себе Дженис Брайт, уверенно шагая вперед. — Они так же пусты. Из звуков слышны только мои шаги. А тени означают лишь отсутствие света».

Но теперь она ощущала движение воздуха в тех местах, где никогда его прежде не замечала, и все здание словно излучало ауру неизбежной обреченности.

«Это не только мелодраматично, но и попросту смешно». Женщина украдкой обтерла повлажневшие ладони и сконцентрировала взгляд на следующей группе светильников. Она не будет поддаваться страхам, с ней этого никогда не было, и она не собиралась подчиняться им теперь.

Кто же теперь находится в герметичном боксе номера восемь?

Имелось множество различных и весьма основательных причин, объясняющих, почему именно сегодня Дональда Ли целый день не было видно; расследование, предпринятое Вики Нельсон, было только одной из самых очевидных. Дональд, очаровательный, талантливый и недисциплинированный, никогда не испытывал особых трудностей, чтобы подыскать причину, по которой ему необходимо было взять отгул.

Так кто же теперь находился в герметичном боксе номера восемь?

Перед ее мысленным взором по-прежнему мелькал бумажник Генри Фицроя, брошенный поверх стопки одежды.

Кто был в герметичном боксе номера восемь?

Существовал лишь один способ выяснить этот вопрос.

Свернув за угол, доктор Брайт смогла различить очертание двери, ведущей в лабораторию. Свет не проникал ни в одну из щелей; им пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться такого результата.

«Видимо, Кэтрин и Дональд находятся в лаборатории. Спорят по пустякам, как обычно. Или он наблюдает за тем, как она работает, соря этими проклятыми конфетными обертками по всему полу в моей лаборатории».

Она взялась за металлическую дверную ручку, ощутив под пальцами холодную нержавеющую сталь. Нержавеющая сталь. Как на герметичных боксах.

Сердце застучало. Металл мгновенно нагрелся под судорожно стиснутыми пальцами. Прошло пятнадцать секунд. Двадцать. Сорок пять. Женщина не могла повернуть ручку. Похоже было на то, что нарушились связи между мозгом и рукой. Она знала, что ей нужно делать, но тело отказывалось повиноваться.

Губы сжались в тонкую нить, и она отдернула ладонь от дверной ручки. Предательство такого рода должно быть пресечено в корне. Доктор Брайт несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести в норму дыхание, и затем одним движением взялась за дверную ручку, решительно повернула ее, открыла дверь настежь и вошла в комнату.

Освещение оказалось выключенным. Она увидела в дальнем конце комнаты мелькание зеленых и красных неоновых лампочек — указателей потребляемой мощности, — и ничего другого. Вытянув вперед левую руку, женщина нащупывала путь вдоль стены, звук ее дыхания смешивался с жужжанием работающего оборудования. Выключатели располагались справа от двери. Повернуться спиной к помещению казалось совершенно немыслимым.

Пальцы коснулись стальной пластины, отдернулись, затем продолжили ощупывать стену, пока наконец не дотронулись до пластмассового язычка выключателя.

Секундой позже доктор Брайт моргнула: внезапно вспыхнуло бело-голубое свечение люминесцентных светильников.

Жужжание, доносившееся из дальнего конца комнаты, показывало, что автоматически управляемый герметичный бокс номера восемь, теперь, понятно, уже не номера восемь, продолжал функционировать. Два других бокса исчезли, а с ним пропал и переносной аппарат для диализа, а также один из компьютеров. При быстром осмотре оказалось, что отсутствуют и некоторые другие, меньшие по размерам устройства, и дурное предчувствие мгновенно сменилось яростью. Страшно разозленная, доктор Брайт решительным шагом пересекла помещение и остановилась перед оставшимся компьютером. Он был включен.

— Ах ты мерзкая сучка!

Сообщение на экране монитора было кратким и четким.

«Я спрятала мистера Фицроя. Вы снова получите его, когда согласитесь, что номера девять и десять могут продолжить свое существование до естественного конца. Я сохранила единственную копию сегодняшних результатов. Свяжусь с вами позже. Кэтрин».

Видимо, она спрятала не только вампира, но также и номера девять и десять.

— Будь ты проклята! Должно быть, задумала все это, как только я повесила трубку.

Это может нарушить все ее планы на будущее! Если Кэтрин не всплывет снова и немедленно, весь план будет так же мертв, как...

...так же мертв, как...

Женщина вскинула голову, и внезапная боль, словно обручем, сжала ее виски. Искаженное отражение маленькой, искривленной фигурки в белом смотрело на нее с обтекаемой поверхности единственного оставшегося в лаборатории герметичного бокса.

Почему Кэтрин не забрала с собой этот бокс, вместе с другими?

Потому что его нельзя было отключить от сети.

Почему же этого нельзя было сделать?

Потому что бактерии все еще трудились над тем телом, которое в нем находилось.

Так кто же был в герметичном боксе номера восемь?

Одежда все еще оставалась на стуле в другом конце лаборатории, светло-коричневая ветровка свешивалась со спинки стула.

«Множество людей в Кингстоне носят весной такие же куртки».

Доктор Брайт обошла вокруг бокса, стараясь держаться от него как можно дальше, но не признаваясь себе, что избегает сближения. В отчаянии, черпая силы только в гневе, используя его как оружие против нарастающего ужаса, она подошла к стулу и потянулась за ветровкой, висящей на спинке. Куртка все еще могла принадлежать любому парню. Не обращая внимания на влажные пятна, которые оставляли ее пальцы на ткани, она засунула руку в один из нагрудных карманов и извлекла две конфетки в обертках и наполовину съеденную плитку шоколада Обертка на ней была аккуратно заклеена полоской липкой ленты.

«Ничто не указывает на то, что Дональд не мог просто оставить куртку в лаборатории».

Но она проигрывала схватку и знала об этом.

Удостоверение личности Генри Фицроя лежало там же, куда она его бросила. Перекинув ветровку через руку, женщина наблюдала, как ее свободная рука потянулась и сняла бумажник с аккуратно сложенной стопки одежды. Куртка могла быть случайно оставлена на спинке стула, возможно, но не джинсы, рубашка, носки и нижнее белье. Все это было одеждой Дональда, в этом не оставалось ни малейших сомнений, а под стулом аккуратно стояли черные высокие баскетбольные кроссовки, которыми он так нелепо гордился.

Но, Дональд, ты же не играешь в баскетбол!

Молодой человек продолжал энергично перекатывать ярко-оранжевый мяч подошвами новых кроссовок.

Какое это должно иметь отношение к чему-либо вообще? спросил он, широко ухмыльнувшись.Мы говорим о предельно точном покрое спортивной обуви. Мы говорим о высоких технологиях хайтеке.

Доктор Брайт вздохнула и покачала головой.

Представление о спортивных достижениях без излишних усилий и пота? предположила она.

Улыбка расширилась.

Точно в цель.

Все еще держа в руках ветровку, доктор Брайт медленно повернулась лицом к герметичному боксу. Номера с первого по девятый, изъятые из морга при медицинском факультете, были мертвы уже длительное время. Марджори Нельсон была близка к смерти. Но Дональд — Дональд же был сама жизнь!

Она шагнула вперед, чувствуя себя настолько удаленной от реальности, что ей пришлось сконцентрировать внимание, каким образом поставить ногу на пол. Ходьба уже не воспринималась как бессознательное движение. Женщина вспомнила Дональда, с его узкими темными блестящими глазами, и он выглядел отнюдь не раскаивающимся, когда седел у нее в кабинете, выслушивая причины, по которым следовало не только немедленно вышвырнуть его с медицинского факультета, но и выдвинуть против него определенные обвинения. Когда же она спросила, почему он сделал это, тот несколько секунд задумчиво смотрел на нее, прежде чем ответить. «Я хотел поглядеть, что может произойти». Ей тогда удалось выручить Дональда. Нюансы происшедшего, как она его заверила, будут преданы забвению, как только профессор, заявивший об этом, в следующем семестре отправится на Запад.