Маруся. Попасть – не напасть - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 9
И кто бы на моем месте удержался?
Моя история болезни нашлась на столе, почти в самом верху. Недолго думая, я спрятала ее под одежду.
Вернуться в палату? Можно и так. А можно…
Опять-таки ни в одном мире это не редкость. Кладовки уборщиц, которые завалены всяким хламом и никогда толком не закрываются. И тут ни миры, ни личности ничего не поменяют. Закон природы, вроде закона тяготения. Я эту кладовочку приметила, как ехала на прогулку, вот сейчас и проскользнула внутрь.
Посмотрим…
Итак, княжна Горская, Мария Ивановна, полных лет мне шестнадцать… Отец, мать… Ага, значит, Ольга Владимировна. Козловцева в девичестве. Это мачеха.
Ну, насчет козлов… Таки да. Явно они в родословной у мадам отметились. А я-то с чего звереть начала?
Сейчас, под светом «солнца мертвых» думалось куда как лучше.
Получалось так. Мария мачеху ненавидела. Даже само прочтение имени отзывалось неприязнью. Память княжна забрала с собой, а вот приятные ощущения мне оставила. Видимо, они и наложились.
Я и в своей-то жизни никому не давала хаметь, а тут еще Машкины тараканы отросли и рванули вверх по ступенькам. Вот и гавкнула на мачеху.
А зря.
Теперь она мне точно где-то да подгадит. Отца вон настроит… Хотя вряд ли можно еще больше. Ему и так на меня плевать два раза. А бить все равно не будут, не в ближайшее время. Скоро дочку покупателю передавать, некондиция не допускается. Никак-с.
Портить настроение?
Скандалить?
Надо просто держать себя в руках и умильно хлопать глазками. Я бедная овечка. Бэ-э-э-э-э.
Мать. Лидия Алексеевна Алтуфьева. Умерла. С этой стороны на поддержку рассчитывать нечего, но имя и фамилию запомним. Вдруг родственники есть?
Читаю дальше.
Наукообразной ахинеи выше ушей, почерк у врача отвратительный, понимаю я в лучшем случае одно слово из трех. Но! Вычленять главное из всей написанной чуши я могу. И делаю.
Первое – магию я сохраняю в полном объеме, даже становлюсь сильнее.
Второе – магия никак не влияет на мою репродуктивную способность.
И первое, и второе записано в карточке. Отлично.
А выписать меня когда планируют? Ага, вот… Процедуры должны растянуться еще на неделю. Рекомендовано для восстановления.
Отлично! У меня еще есть время… Получится ли вернуть карточку на пост?
Я выглянула в коридор.
Там по-прежнему стояла тишина, и я потихоньку проскользнула обратно. Карточка заняла свое место… Эх, сотового не хватает до слез и соплей! Сейчас бы пересняла половину, потом бы еще подумала. Но чего нет, того нет.
А телефоны здесь, кстати, есть. По образцу времен Ш. Холмса. Здоровущий такой агрегат, один раз на ногу уронишь – и год хромать будешь.
Компьютеров я не видела. Поле непаханое для попаданца! Да вот беда – я не то что компьютер сделать, я даже калькулятор не знаю, как собирается.
Опять доходы мимо меня. Увы… Фотоаппарат и тот не изобрету, а про рентген знаю, что он назван по имени создателя. Все.
Модистки пришли на следующий день.
Эмма Францевна Бальц, извольте любить и жаловать.
Интересно, а французское тут не в тренде? Хотя нет, вряд ли. Учитывая амбиции Наполеонидов… Ладно, не знаю, как дела обстоят в этой истории, но в той товарищи были очень своеобразные. Корсиканцы, этим все сказано.
Модистка – этакая сухопарая немка, которая смотрит на меня с явным неодобрением. Видимо, мамаша ей наговорила кучу всякой чуши.
Мне показывают журналы мод. Толстущие альманахи, и выпускаются они раз в полгода. Здесь мода консервативна. Правда, на страницах такое творится, что попугаи отдыхают. Перья, стразы, банты, оборки… Киркоров был бы в восторге.
Я отмерзла от лицезрения платья, в котором весь подол расшит здоровущими перьями (создается впечатление павлина-извращенца), и помотала головой.
– Эмма Францевна, скажите… это – мода?
Видимо, ужас в моем голосе прозвучал не наигранный, дама смягчилась.
– Это последняя французская мода, ваша светлость.
Меня явственно передернуло.
– Эмма Францевна, а чего-то… поприличнее нет? Я согласна на немодное, но этот ужас можно только на поле выставить. Чтобы тебе вороны за прошлый год урожай вернули.
Немудреная шуточка заставила модистку улыбнуться краешком губ, а ее помощниц – захихикать.
– Пожалуй, ваша светлость, мы можем посмотреть другие альманахи?
– Да, пожалуйста… И без перьев.
Нужный фасон нашелся в третьем по счету каталоге.
Аккуратное платье бледно-голубого цвета, с вырезом по линии ключиц. Стиль близок к ампиру; чуть пониже груди, чтобы талия подчеркивалась, протянута темно-синяя лента; юбка падает гладкими складками тяжелой ткани. Никакой пышности, может, еще и немного попу нивелирует. Ни единой рюшечки, ни бантика, ни оборки. Отделка той же самой лентой по подолу и рукавам три четверти.
– Сюда нужны будут драгоценности. Полагаю, жемчуг. – Эмма Францевна серьезно смотрела на меня. «Ваша светлость» уже не добавляла, аккуратно опустила в процессе, понимая, что клиент стерпит.
А может, тут так и принято.
Я развела руками.
– Драгоценностями будет распоряжаться мой отец. Эмма Францевна, скажите, а с кем вы должны согласовать фасон платья?
Модистка глядела на меня раздумчиво. Видимо, что-то сопоставляла.
– Ваша светлость, я полагаю, что тот, кто оплачивает счета. То есть ваш отец.
– Дело в том, что моя мачеха бывает… излишне импульсивной.
Я подчеркнула слово «мачеха» голосом так, что не догадаться сложно. Эмма Францевна с пониманием кивнула.
– Полагаю, ваша светлость, что вы выбрали вот это платье?
Палец с отточенным ногтем указал на монстра в рюшечках. Надень я такое, и стану похожа на танк. В оборочках, ага. Талия мигом исчезнет, а оборки отлично утяжелят и грудь, и попу.
– Но мой отец утвердил другой вариант, не так ли?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Эмма Францевна явно колебалась.
Да, сложное положение.
Наверняка моя мачеха, то есть мой отец, у нее состоятельный клиент. Но и госпожа Демидова тоже будет не хвост кошачий? Если б я не понимала, что меня изуродуют, можно было бы и покрутиться. А сейчас ищи подходы. И одну клиентку не упустить, и вторую, потенциальную, не обидеть.
Я улыбнулась.
– Эмма Францевна, поверьте, я не забуду вашей доброты.
Пока больше я ничем отплатить не могу. И нет. Я вам не прогрессор и на халяву идеи дарить не собираюсь. Хотя и могла бы. Кое-какие представления о моде у меня есть, но я пока помолчу.
Посмотрим, как оно дальше сложится.
Платье с запаˆхом, контрастные вставки по бокам, да мало ли что можно выдумать? Одна юбка – рыбий хвост чего стоит?
Хотя последнюю лучше подарить врагу.
– Выбранное мной платье не будет слишком… деревенским?
– Нет, ваша светлость. Многое зависит от ткани…
– Атлас?
– Только не для вас, – так решительно отвергла мою идею Эмма Францевна, что я успокоилась. Это верно, блестящие ткани не с моими объемами. Я зрительно покажусь в два раза крупнее. – Шелк, может быть, муслин… Я подумаю над этим вопросом. Складки должны лечь красиво.
– Благодарю вас за помощь и понимание.
– Не стоит благодарности, ваша светлость.
– Искренне надеюсь увидеться с вами в следующий раз в менее… формальной обстановке.
– Я тоже, ваша светлость.
Мы церемонно попрощались, и модистка ушла.
А я поняла, что вежливые фразы сами слетают с моего языка. Стоит чуть расслабиться…
Какие-то осколки? Знания, умения, навыки? Интересно, а вышивать крестиком я не могу? Или на пианино играть?
Задумчиво посмотрела на свои руки.
Нет, вряд ли. В той жизни не умела, а тут механикой не обойдешься. Поневоле думать начнешь и собьешься. Как сороконожка, которую спросили, с какой ноги она ходить начинает. И насекомое зависло. Намертво.
Я могу зависнуть точно так же. Эх, тяжела ты, жизнь попаданца. И не зря первые два слога так напоминают об определенной части тела.