Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр. Страница 11

Ран у самого десятника было много, но всё мелкие и резаные, а не рваные или дроблёные. Бывалый Нехти сразу же, ещё до похорон погибших, сам промыл их несладким вином, зашил те, что побольше, вываренными в кипящем вине жилами и заклеил те, что поменьше, полотном, пропитанным снадобьем имереу [45]. Основу для него Нехти сам собирал в тайных местах, где на него не могла попасть вода и солнце. Это было невзрачное и вонючее почти чёрное или бурое вещество. Он хорошо разбирался, где его лучше брать для ран, а где — для переломов, сам собирал, растворял, очищал и вываривал до нужного цвета и клейкости. Но добавления в имереу делали лекари, вместе со своими снадобьями и чарами. Затем он обложил раны свежим сырым мясом на один день. Поскольку командиров, кроме него, не было, а все спасшиеся были маджаями, он, не опасаясь, поступил по вере предков — мясо он вырезал у убитых им самим двоих врагов, похороненных налётчиками тут же. Он без церемоний разворошил их могилы и спокойно, как из антилоп, вырезал из них подходящие куски из бедер и ягодиц. Теперь и в посмертии они будут служить и подчиняться ему! Также Нехти отрезал им правые кисти, как трофей и доказательство подвига. Поскольку предъявлять их надо было в Кубане, он подвесил их сушиться на солнце, привязав верёвками за пальцы. Через некоторое время мясо с ран он выкинул грифам, завершая обряд, и обработал раны мёдом, маслом и корпией. Всё это у него было благодаря многолетней привычке ночевать, подложив под голову малый походный мешок, в котором были не только снадобья, но и еще с десяток мелких, но необходимых вещей. Вскочив по тревоге, он схватил не только оружие, но и закинул за спину свой кожаный мешок на ремне, за что теперь был благодарен себе и богам. Ещё его сильно беспокоила не проходящая боль в левой руке.

Но признательность богам нельзя откладывать на потом, иначе, обидевшись, они могут больше и не помочь. Поблагодарив цветными тряпочками духов места первыми, ибо здесь они сильнее всех, он вознёс молитву Апедемаку. Раскрасив лицевые ритуальные шрамы синим и красным, возлив ему последние капли вина в чашу и добавив туда же своей крови и мёда, он произнёс нараспев:

— Славься, Апедемак, властитель Наги; великий бог, властитель всех мест и земель, краёв и деревень наших; блистательный бог, главенствующий в Нубии! Лев юга, сильная рука! Великий бог, снисходящий к тому, кто взывает к нему! Тот, кто таит тайну, скрытую в его существовании, кто не различим взглядом. Кто собрат мужчинам и женщинам, кому нет преград ни на небе, ни на земле. Кто дает пропитание всем людям и носит поэтому имя «Великий Бодрствующий». Тот, кто направляет свое горячее дыхание на своих врагов и носит поэтому имя «Великая Сила». Кто поражает своих врагов…  Тот, кто карает всех, творящих преступление против него. Кто готовит место для того, кто отдает себя ему. Кто дает тому, кто взывает к нему. Властитель жизни, великий в величии своем! Прими мои малые дары. Нечем мне выразить сейчас великую свою благодарность, кроме этих подношений. Но ты читаешь в сердце сына твоего, что, хоть приношеня малы, жар сердца моего тебе и признательность моя тебе велики и в надлежащее время я проявлю это подобающе. Славься, львиноголовый, славься, владыка Солнце! Ибо ты — всё и вся. Ты даровал твёрдость духу моему и силу рукам сына твоего. Повержены враги и плоть их едят твои птицы! И это — тоже мой дар к твоим ногам, убил я двух сильных во славу твою, и духи их служат тебе, как рабы! Славься, бог воинов и храбрых!

Как только он начал приготовления к молитве, трое его солдат деятельно присоединились к ритуалу. Один добыл откуда-то благовония, второй принёс фигурку льва из ляпис-лазури, третий — резные костяные бусины, и присоединили к дарам, после чего встали на колени позади Нехти и, напевая и покачиваясь из стороны в сторону, отбивали поклоны в те моменты, когда добровольный жрец возвышал свой голос, обращаясь к богу-льву.

Для них Монту, Амон, Ра и Хор — все были лишь проявлениями Апедемака, бога солнца и льва. Но Владычицу-Хатхор, которая слилась с Вайек, и Дедуна не благодарили — негоже их замешивать в дело, где пролилась кровь. Их почтили позже, во время обряда похорон погибших.

Нехти и трое молившихся были не маджаями по крови (хотя в войске египтяне всех их и называли маджаями), а нехсиу с севера Вавата. Они были темны, почти как негры, но лица их были более похожими на лица жителей Та-Кем, носы были орлиными и любому было видно, насколько они отличаются от остальных выживших, которые были истинными маджаями. Те тоже возносили свои молитвы своим богам и покровителям. Но вот и они покончили со своими обрядами.

Затем Нехти вновь обратился к духам места, уже от всех выживших, и принёс им другие жертвы, включая спасший его талисман, и талисманы-обереги всех уцелевших. Они впитали в себя зло, которое могло погубить их владельцев, и спасли их. Носить их теперь было нельзя, а вот отдать духам места — можно и нужно.

Теперь, наконец, можно было заняться погибшими. Конечно, Нехти, а тем более его солдаты, не были слугами Анубиса [46] и тем более не было у них всех надлежащих снадобий и времени для пышных похорон, как у египетской знати. Да и обряд был бы для египтянина в диковинку…  Всех погибших похоронили вместе в отработанной штольне, проведя над ними странную заупокойную службу из мешанины обрядов Куша и египтян, положив им в дорогу к полям забвения нехитрый скарб и припасы и засыпав вход. Никто не озаботился точным ритуалом отверзания уст, ибо не было ни одного жреца и волшебного жезла, да и погребальные пелены не были пропитаны смолой антиу и маслом хекену…  Признаться, и сами саваны были условными — что на убитых было, то и стало заупокойной пеленой. Один из воинов изобразил из себя плакальщицу, и даже попытался станцевать положенную у дверей гробницы пляску Муу. Ещё двое помолились Дедуну и Матери-Хатхор и принесли им в дар самые красивые куски кварца да баранью ногу, оставшуюся от пиршества бандитов (которую уцелевшие сами потом и съели, ибо божеству довольно запаха, а живым этого маловато, особенно раненым). Осыпали покойных осколками аметиста и кварца — этого добра осталось много…  Уста отверзли копьем десятника, надеясь, что так избавят души усопших от посмертной немоты. Поставили чаши с лучшим вином для великой матери.

Впопыхах и сразу десятник даже не разобрался, но теперь стало окончательно ясно, что у него треснула (или сломана) одна или две косточки в левой кисти — когда бил одного из напавших, плохо собранной в кулак рукой попал тому в лоб. Ладонь опухала всё заметней, делать ей уже к концу молитвы ничего не получалось. Нехти обработал имереу и её, приспособил две дощечки и обмотал тонкими полосками полотна, правда, пришлось просить помощи — одной рукой никак было не управиться. Повязки он поливал водой — чтоб хоть немного остудить руку.

Глава 6

Следовало немедленно известить начальство о всём произошедшем. Но Нехти медлил. Начальник прииска был угнан в плен, главенствующий стражи и другие десятники погибли. Не понятно было, что случится, когда горестные вести дойдут до Великих. Его могут объявить виноватым во всём, а могут, в силу малости его звания, назвать героем. И куда слать гонца, в Кубан или Короско? Его военное начальство — в Кубане, но рудник находится в ведении начальника дома золота из Короско, и именно туда воинский отряд направили сначала, а не на рудник.

Поначалу десятник хотел отправить посланцами (он всё еще не мог решить, в Короско или Кубан — это и для хорошего ходока в добром здравии пять дней пути) не получивших ран, но, подумав, послал одного здорового и одного легкораненого, чтоб было видно наглядно, как они страшно бились и тяжко изранены. И отправил их всё же в Кубан.

Известия, доставленные гонцами, ошеломили правителя Кубана. Не взирая на всю значимость этой крепости и её склады, годные, чтоб прокормить в случае осады тысячу человек, гарнизон был всего лишь восемьдесят бойцов, да плюс ещё двадцать патрульных для окрестностей. Но потеря всего сбора хесемен и золота за сезон…  Тут не отговоришься малостью сил…  Буквально через час после того, как был заслушан доклад «воинов достойных и отважных», все пять колесниц выкатились в сторону рудника, а за ними бежал отряд в два десятка пеших, лучших скороходов и следопытов. Нехти зря опасался, его во всех донесениях изобразили героем. Героев сейчас очень не хватало, в сложившихся бедственных условиях.