Мой самый любимый Лось (СИ) - Фрес Константин. Страница 4

«Господь, а ты ближе, чем могло показаться! — подумала Анька и оглушительно взвизгнула, когда член Лося проник в нее, растягивая тугое лоно. — Тут что, жертвоприношение меня в твою честь?»

От первого же толчка в ее тело — осторожного, глубокого, — у Аньки перехватило дыхание и она вцепилась в Лося всеми конечностями, цапая ногтями его напряженную спину. Пот тонкой испариной выступил на ее лбу, на висках, и Лось ласково пригладил ее влажные волосы, вытирая влагу, стирая скатившиеся по вискам слезы.

Слишком давно у нее не было этого — такого желанного и такого настоящего секса — который она восприняла бы отчетливо, а не как пьяное веселье. Слишком реальное, слишком пугающее, слишком прекрасное, чтобы быть правдой! Анька тихо рыдает потому, что воображаемый Боженька, кажется, решил подарить ей на Новый год все то, чего в ее жизни не было — настоящее, плотское, а не виртуальные придуманные игрушки, — и скулит, благодаря кого-то, и Лося тоже, потому что этот огромный мужчина словно сам Бог, и слышит ее мысли, даже самые сокровенные, которые она сама еще не успела понять.

«Ну, хоть почувствую, как меня трахают, а не этот спуск бобслеиста-чемпиона», — думала Анька, храбрясь. Однако, Лось помнил о том, что она «любит нежно». Его движения были осторожными, плавными. Следующий его толчок вышиб напрочь дыхание из Аньки, но зато подарил ей чувство абсолютной желанной наполненности, которое прокатывается волной по ее телу, подобно ударной волне от взрыва по полигону, стирая все запреты и страхи.

Ладонь Лося, такая теплая, такая успокаивающая, поглаживала дрожащее бедро Аньки, и девушка расслаблялась, пуская мужчину глубже, еще, до самого бархатного донышка, мягко, но так невероятно чувствительно. Анька не понимала, отчего слезы градом катятся по ее вискам, и не слышала своего горячего, задыхающегося голоса, который твердил «еще, еще, пожалуйста, еще!». Мужчина ласково стирал и то, и другое — ладонью отирая мокрые щеки, языком слизывая горячечные слова с ее губ.

Анька прикрыла глаза и блаженно откинулась назад, расслабив колени. Губы мужчины целовали ее разгоряченный ротик, раз за разом стирая ее жалкие стоны, и Анька была ему благодарна за это. Не будь этих жарких, по животному жадных поцелуев, она бы орала, скулила и выла, как дикая самка, огрызающаяся волчица. С каждым толчком в свое тело девушка отдавалась во власть мужчины все сильнее, изгибаясь, приникая к нему без страха, и уже абсолютно не слыша своего голоса, который распадался на жалкие рыдания, всхлипы, вскрики. Ее руки жадно тискали его бока, и казалось, что Анька сама направляет его толчки в свое тело. Его пальцы забираются в ее волосы, крепко прихватывают их и властно оттягивают назад ее голову, чтобы оставить красный след от поцелуя на ее дрожащем, задыхающемся горле, и Анька снова кричит, от переполняющих ее чувств, от того, как он говорит, заявляет всему миру — «моя», — не говоря при этом ни слова.

Терзая ее покорное тело, влажное, дрожащее и беспомощное, перемешивая в нем муку и сладость, невероятное наслаждение, не говоря ни слова, мужчина оглушительно заявил о своей страсти — пребольно куснув тонкую кожу, дрожащую всякий раз, когда голос Аньки рвался из ее груди.

— Я почти, я почти…

Еще один новогодний подарок от доброго Боженьки, в самой яркой глянцевой обертке. Оргазм.

Обычно какие-то смазанные, серые, как зарядка, как лишнее подтверждение, что тело ее здорово и функционирует так, как надо. Проверка. Техосмотр. Тест на пригодность.

Сейчас все было иначе.

Анька стонала и рычала, извиваясь на огромном члене мужчины, содрогаясь в сладких спазмах, выкручивающих все ее тело, и не сходя с ума только усилием воли. Огромный член все двигался в ней, продлевая самую сладкую в мире муку, и Анька, бьющаяся под Лосем, царапающаяся и кусающаяся, как дикий зверек, понимала, что это будет длиться столько, сколько он посчитает нужным, и ей не вырваться из его медвежьих объятий.

И это прекрасно.

Глава 3. Дерзкий побег

— Лось, ты лучший…

Анька глаз не может открыть; ее тело сейчас ленивое, двигаться не хочется от слова вообще. Она облизывает свои горячие губы и тотчас получает поцелуй — порцию необязательной, но такой сладкой ласки. Вот это странно вообще; случайные любовники не целуют так. Они вообще не целуют после того, как получили свое. После — это время для быстрых скользких фраз типа «а не пора ли тебе», «я вызову тебе такси», «увидимся еще». Но Лось молчал.

Он все приглаживал Анькины влажные волосы и целовал ее — словно и в самом деле был влюблен, словно любовался ее раскрасневшимся лицом, — и прихватывал ее губы своими, чтобы в Анькиной голове отпечаталось навсегда — это не игра и не притворство.

Он все еще был в ней. Его член все еще наполнял ее лоно, хотя Анька уже чувствовала, как крепкая плоть становится мягкой и не растягивает ее тело так волнующе, и это было, пожалуй, жаль. Анька была бы не прочь повторить все еще разок.

«Я как парк юрского периода, в пещере которого сдох последний динозавр», — попыталась по привычке поёрничать Анька, но шутка не нашла отклика в ее душе. Вот конкретно сейчас над (и под) Лосем смеяться было не охота. И влипать в эту невероятную, сладкую нежность не хотелось, потому что потом придется отдирать себя с мясом, с болью, когда не захочется покидать его уютные объятья, когда подлый мозг поверит, что его руки, так умело дарящие тепло — это навсегда или, по крайней мере, взаправду.

— Ну все, — тихо произнесла Анька, изо всех сил стараясь смягчить свой голос и не допустить ни одной издевательской ноты, чтобы ненароком не обидеть Лося — вот же странная штука! — или Господа Бога, преподнесшего ей этого мужчину в качестве новогоднего подарка. — Мне правда было хорошо. Очень. Но пора и честь знать. Я снова в душ, и домой. Надеюсь, ты мне за воду счет не выставишь?

«Боженька, это был отличный Лось, самый классный секс и самый лучший Новый год в моей жизни! — казалось, Анька даже думает шепотом, чтобы не вспугнуть хрупкое совершенство этого дня. — Все было просто… отпадно. Ты лучший, Боженька. Спасибо. Вот за это — реально спасибо!»

— Домой? — переспросил Лось невозмутимо, не прекращая своих поцелуев. Его язык осторожно скользнул по ее губам, и Анька ощутила очередной прилив возбуждения. Вот так запросто, с полоборота — она снова хотела этого практически незнакомого человека, этого Лося. — Зачем тебе домой?

И Лось тоже хотел ее.

«О-о, — промелькнуло в голове у Аньки, — динозавр, кажись, ожил…»

— Жить я там буду, — сварливо ответила Анька, забывая свое искреннее желание не обижать Лося и стараясь не думать о том, что продолжение было бы очень кстати, и у нее появилась бы вполне законная причина целовать Лося, отвечать ему на его странную, такую трогательную нежность. В конце концов, он сам виноват, чего задает идиотские вопросы, поэтому заслужил порцию хамства. — Не тупи.

— А как же дети? — напомнил коварный Лось. — Ты мне их обещала.

Анька, до того блаженно млеющая в его руках, в изумлении распахнула глаза.

— Лось, — потрясенная, произнесла она, делая уверенные попытки выползти из-под мужчины, — ты, что ли, больной?! Упал, ударился головой? Какие дети?!

— Какие получатся, — резонно заметил Лось, внимательно глядя Аньке в лицо и не пуская ее.

— Лось, признайся: ты маньяк? Ты меня похитил, запрешь на своем ранчо и сделаешь инкубатором для твоих лосят? Нет, правда? Только не говори, что ты поверил в эту фигню про ребеночка! Ну блин, есть такая штука — чувство юмора, понимаешь? Я, типа прикололась, и…

Лось, как показалось Аньке, с досадой пожал мощными плечами, и она резко смолкла, понимая, что несет полную чушь, объясняя Лосю, почему у них не будет детей. Бред какой-то…

— Я не запирал тебя, — ответил он и с неохотой отстранился от Аньки. — Двери открыты.

«Обиделся, что ли? Ну, надо же, какая тонкая душевная организация у лосей!» — сварливо подумала Анька, наблюдая, как Лось неспешно отыскивает свою распашонку.