Проклятие крови - Хафф Таня. Страница 25

Девушка резко остановилась и прижала к лицу изящные пальцы, чтобы прикрыть горящие щеки. Теперь ничто не имело значения.

— Он не должен погибнуть,— произнесли ее губы.

— Похоже, мне не избежать смерти на рассвете, — пробормотал Генри Фицрой, отодвинувшись от письменного стола.

Прошлой весной рассвет однажды застал его на улице, и вампиру, чтобы спасти свою жизнь, пришлось бежать наперегонки с солнцем. У него до сих пор сохранился глубокий шрам на тыльной стороне руки, напоминавший о том утре.

«Произойдет ли все так же быстро, как тогда, — размышлял он, — или все будет гораздо медленнее? Воспламенится его плоть мгновенно и сразу обратится в пепел, или же он будет сгорать в ужасной агонии, со стонами, мучительно приближаясь к неизбежной смерти?»

Фицрой с усилием изгнал из своего разума эти мысли; помогло ему в этом размеренное дыхание Вики, доносившееся из гостиной. Вскоре он успокоился. Было еще кое-что, о чем стоило бы подумать.

Майкл Селуччи искренно верил, что древний египтянин восстал из гроба и убил двух человек.

Когда-то Генри побывал в Египте; случилось это на заре нового столетия, сразу после смерти доктора О'Мара, когда казалось, что Англия загнивает и он задыхается в ее тумане. Вампир не мог больше там оставаться.

Он встретил леди Веллингтон на террасе отеля «Шеферд». Она в одиночестве пила чай, наблюдая за толпами людей, прокладывавшими себе путь вверх по улице Ибрагима-паши, когда, почувствовав его взгляд, подозвала к себе. Недавно овдовевшая дама слегка за сорок, она не имела ничего против компании привлекательного, прекрасно воспитанного молодого человека. Фицроя, в свою очередь, привлекла ее искренность.

— Не будьте смешным, — сказала она ему, когда Генри выразил соболезнование по поводу постигшей ее утраты, — самое лучшее из всего, что его светлость мог для меня сделать, — это умереть еще до того, как я стала бы слишком стара, чтобы наслаждаться обретенной свободой. — После чего погладила внутреннюю поверхность его бедра под прикрытием скатерти из Дамаска.

На людях они вели себя столь сдержанно, как требовало того общество 1903 года. Оказываясь же наедине с ним, эта женщина превращалась именно в такое создание, в котором сейчас нуждался Генри. Он не признался ей, кем был на самом деле, а она воспринимала время, в которое он отсутствовал, с той же самоуверенностью, с какой вела себя, когда он был возле нее. Вампир даже подозревал, что у леди Веллингтон есть другой любовник, с которым она встречается днем, и поражался ее выносливости.

Ночами он вынужден был насыщаться от других — держась подальше от общества английских и американских туристов, Фицрой проскальзывал в темноту извивающихся улочек старого Каира, где юноши с миндалевидными очами так никогда и не осознали, что расплачиваются за удовольствие собственной кровью.

А затем он стал ощущать, что за ним следят. Хотя ему не удавалось определить никакой явной опасности, чьи-то темные глаза следили за всеми посетителями этих злачных мест, и, казалось, за ним не более чем за другими, но кожей между лопатками Генри постоянно чувствовал, как будто кто-то к нему подкрадывается. Он стал вести себя более внимательно, выходя из своего убежища и возвращаясь в него.

Восхождение при лунном свете на вершину Великой пирамиды было в числе списка мероприятий, которые «непременно следует осуществить», и леди Веллингтон не пришлось долго упрашивать Фицроя принять участие в этой экскурсии. Город начал давить на него, у вампира возникло чувство, что тот смыкается вокруг него, словно он попал в какую-то большую замысловатую западню. Возможно, пребывание вне города в течение нескольких часов помогло бы ему привести в порядок мысли.

Они вышли из экипажа и вступили на посеребренный лунным светом песок, сметенный ветром к основанию пирамид, словно только что выпавший снег. Его чистоту нарушали только черные провалы, отмечавшие разграбленные захоронения или разрушенные святилища. Свет луны стер патину древности со стен пирамид, они отбрасывали темные тени на лицо сфинкса, и оно выглядело из-за этого одновременно и более, и менее человеческим. К несчастью, огни факелов и ползущие тени человеческих тел искажали вид бледных стен Великой пирамиды, а шум, вызванный шагами людей, слишком отчетливо раздавался в воздухе пустыни, что разрушало очарование этой фантастической ночи.

— Чертовски жарко, а мы еще даже не начали подниматься...

— В то время как меня восхищают американцы как нация, — вздохнула леди Веллингтон, беря Генри под руку, — среди них всегда найдутся две-три личности, общества которых я избежала бы с великим удовольствием.

По мере того как экскурсанты приближались к пирамиде, толпа предлагающих свои услуги проводников, торговцев древностями, нищих и различного рода попрошаек, надеявшихся поживиться за счет иностранцев, становилась все гуще.

— Мне они совсем не нравятся, — пробормотала леди Веллингтон, искоса поглядывая на аборигенов, в вою очередь зорко всматривавшихся в них из-под тюрбанов и бормотавших что-то по-арабски. — Полагаю, мы могли бы прекрасно обойтись и без их помощи. — Но, одетая в роскошное платье, она предвидела определенные затруднения, ожидавшие ее при преодолении ступеней размерами три на три с половиной фута без посторонней помощи.

Фицрой нахмурился. Среди витавшего в воздухе смешанного аромата грязи, пота и пряностей он ощутил запах страха. Как только он преодолел первую ступень и повернулся, чтобы подать руку леди Веллингтон, один из местных сотворил в воздухе знак против дьявольского глаза.

Та, проследив за взглядом своего молодого любовника, рассмеялась.

— Не обращай на это внимания, — пояснила она, когда вампир легко поднял ее на высоту следующего уровня. — Это потому, что в свете факелов твои рыжие волосы выглядят почти красными, а красные волосы для них — признак Сета, египетской версии дьявола.

— В таком случае, действительно, не стоит обращать на это внимание, — заверил ее Фицрой, улыбаясь.

За прошедшие века вершина пирамиды под действием ветров превратилась в более или менее горизонтальную поверхность. Достигнув ее, леди Веллингтон, совершенно запыхавшись, присела на один из разбросанных каменных блоков, и ее мгновенно окружила группа туземцев, пытавшихся всучить ей самые разнообразные предметы — от скверных подделок под свитки папируса до пальца мумии, без всякого сомнения, как они заверяли, подлинного. Генри они между тем игнорировали. Он оставил свою даму, занятую процессом торговли, и спустился на предыдущий уровень, откуда мог без помех любоваться мерцающими огнями Каира.

Они двигались столь осторожно, что уши смертного не могли бы различить ни малейшего шума. Фицрой уловил биения сердец, стучавших в полудюжине грудей, и обернулся прежде, чем они успели к нему приблизиться.

Один из них простонал в ужасе и грязным кулаком прикрыл рот. Другой отступил, едва не свалившись вниз, его глаза закатились так, что не стало видно зрачков. Остальные четверо застыли на месте. На фоне исходящего от них зловония, усиленного запахом страха, вампир уловил запах стали и заметил блеск луны на лезвиях ножей.

— Прекрасное место для воров, — заметил он, как будто продолжая разговор, надеясь в глубине души, что убивать их ему не придется.

— Мы здесь не для того, чтобы ограбить тебя, африт [5],— тихо ответил предводитель этих людей, причем столь приглушенно, что никто из находящихся неподалеку не мог его услышать, — но для того, чтобы предупредить. Нам известно, кто ты такой. И мы знаем, чем ты занимаешься по ночам.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — возразил он скорее машинально; Генри не слишком ожидал, что ему поверят. Он сразу же понял, что эти люди действительно знали, кем он является и какова его природа, и единственный шанс, который ему оставался, — выяснить, как они намерены поступить.

— Пожалуйста, африт...— Предводитель развел руками, его намерения не вызывали сомнений.