Не мое дело - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 2

Итак, я приметил ту лошадку, сделал ставку и сорвал куш. Теперь я знал, что снова увижу Нетту, и был этому рад.

Жарким августовским вечером, проделав долгий и утомительный путь из Престуика, я приехал в Лондон. У меня был забронирован номер в гостинице «Савой»; я сразу же отправился туда, перемолвился с администратором (казалось, он рад меня видеть) и поднялся к себе, в комнату с видом на Темзу. Приняв душ и пару стопок виски, я спустился в канцелярию и попросил выдать пятьсот купюр по одному фунту. Просьба, понятно, не из простых, но меня там хорошо знали, и я мог рассчитывать на помощь. Деньги мне отсчитали через несколько минут – так спокойно, словно то была пачка автобусных билетов.

Часы показывали половину седьмого; в такое время Нетта должна быть дома. С семи до восьми она обычно прихорашивается перед работой.

Ожидая такси (людей в очереди было не много, но все как один – важные персоны), я спросил администратора, не закрылся ли «Блю-клаб». Оказалось, не закрылся; но с тех пор, как там поставили пару сомнительных столов для игры в рулетку, репутация у клуба подмокла.

За последние полгода «Блю-клаб» пережил два полицейских рейда, и оба раза его не смогли прикрыть из-за недостатка улик. Похоже, Джек Брэдли был на шаг впереди полицейских.

Наконец я дождался своей очереди. После недолгой перепалки с администратором водитель согласился отвезти меня на Кромвель-роуд.

В десять минут восьмого я подъехал к дому Нетты. Расплатившись с таксистом, встал на краю тротуара и взглянул на последний этаж, на окна ее квартиры.

Домишко был унылый, как и все строения в закоулках Кромвель-роуд. Высоченный подъезд на три квартиры; весь замызганный, а занавески на окнах – отдельная песня. Но в квартире Нетты все еще красовались ярко-оранжевые шторы – их я хорошо помнил. А вдруг я столкнусь с ее новым любовником? Подумав, я все же решил попытать счастья, открыл входную дверь и начал подниматься по лестнице, покрытой ковром из кокосового волокна. Мне предстояло осилить три пролета.

Лестница пробудила во мне массу приятных воспоминаний. Бывало, ночью мы украдкой пробирались наверх, держа обувь в руках, чтобы не потревожить миссис Крокетт, домовладелицу (она, по обыкновению, таилась в засаде на цокольном этаже). Однажды, после участия в налете Королевских воздушных сил на Берлин, я приехал сюда в пять утра: из-за волнения мне было не до сна. Не терпелось рассказать Нетте о своем приключении. И что вы думаете? Ее не оказалось дома. Я решил подождать, присел на ступеньку и в итоге задремал; обнаружив меня, миссис Крокетт пригрозила вызвать полицию.

Проходя мимо дверей, я понял, что до сих пор не знаю, кто за ними живет. За время общения с Неттой я ни разу не видел ее соседей. Дыша тяжелее обычного, я остановился у нужной квартиры, немного помедлил и нажал на кнопку звонка.

Все было в точности как прежде. К двери прикручена все та же крошечная медная рамка, а в ней – карточка с именем Нетты. А вот и длинная царапина на краске; однажды, будучи навеселе, я не попал ключом в замочную скважину. У входа – старый добрый шерстяной коврик. Я обнаружил, что ладони мои стали влажными, а сердце бьется чуть быстрее обычного. Внезапно я понял, как много Нетта значит для меня. А ведь мы так давно не виделись.

Я надавил на звонок, подождал, ничего не услышал и снова надавил на звонок.

Мне никто не открыл. Наверное, Нетта в ванной. Подождав несколько секунд, я опять позвонил.

Из-за спины сказали:

– Там никого нет.

Обернувшись, я посмотрел вниз, в короткий лестничный пролет. В дверях второй квартиры, задрав голову, стоял здоровенный парень лет тридцати, широкоплечий и неплохо сложенный, но совсем не мускулистый: фигура как у метателя молота, но размякшая, уже заплывающая жирком. Парень смотрел на меня с едва заметной улыбкой, словно огромный сонный котяра, равнодушный, самодовольный, самоуверенный. Луч заходящего солнца, пробившись сквозь запачканное окно, отразился от золотой фиксы, и зубы парня вдруг пришли в движение.

– Здравствуй, милый, – произнес он. – Ты, видать, из ее дружков?

Парень едва заметно шепелявил, а его соломенные волосы были коротко подстрижены. На нем был черный с желтым халат, застегнутый на все пуговицы, пижамные брюки цвета электрик и пурпурные шлепанцы. Не человек, а загляденье. Эльф, не иначе.

– Вот ведь нечисть, – буркнул я. – Что ж тебе в лесу не сидится? – И снова повернулся к двери.

Парень хихикнул. Звук был неприятный, шипящий. По непонятной причине я занервничал.

– Нет там никого, милый, – повторил он и шепотом добавил: – Умерла она.

Оставив в покое звонок, я снова повернулся и посмотрел вниз. Парень, приподняв брови, слегка покачал головой.

– Не расслышал? – И он улыбнулся, словно вспомнил шутку, известную только ему.

– Умерла? – переспросил я, отстраняясь от двери.

– Верно, милый, – сказал парень; прислонившись к дверному косяку, он окинул меня игривым взглядом. – Вчера и умерла. Ты принюхайся, до сих пор газом воняет. – Дотронувшись до горла, он вздрогнул. – Я сам вчера чуть не задохнулся.

Спустившись, я встал прямо перед ним. Парень был на дюйм повыше меня и значительно шире в плечах, но я понимал, что со мной он бодаться не рискнет.

– Слышь, жирный, – сказал я. – Уймись и выкладывай, как все было. Какой еще газ? Что за бред?

– Ты заходи, милый, – пригласил он, глупо улыбаясь. – Я и расскажу.

Я хотел было отказаться, но парень вальяжно удалился в большую комнату. Пришлось идти следом. Воздух в комнате был затхлый, а старинную мебель, похоже, никто не протирал.

Всем своим весом парень рухнул в огромное кресло, подняв в воздух густое облако пыли.

– Ты уж прости меня за этот хлев, – извинился он, с отвращением оглядывая комнату. – Миссис Крокетт – та еще неряха. Никогда не прибирается. Ты же не думаешь, что я сам буду наводить здесь порядок, верно, милый? Жизнь слишком коротка. Человеку моих способностей негоже тратить время на уборку.

– Хватит корчить из себя Оскара Уайльда, – нетерпеливо произнес я. – Ты сказал, что Нетта Скотт умерла.

Снова улыбнувшись мне, парень кивнул:

– Какая жалость. Была ведь восхитительная девушка: красавица, да с такой фигуркой, да такая энергичная. И вот, пошла червям на корм. – Он вздохнул. – Правильно говорят, что перед смертью все равны.

– Как это случилось? – спросил я, борясь с искушением схватить парня за жирное горло и вытряхнуть из него всю душу.

– Наложила на себя руки, – скорбно ответил он. – Жуткое дело. Полицейские носятся по лестнице, то вверх, то вниз… «скорая»… врачи… миссис Крокетт орет как резаная… а та жирная сука с первого этажа все злорадствует… на улице толпа зевак, и все хотят взглянуть на останки… отвратительно, просто отвратительно. И еще этот запах газа во всем доме, целый день. Жуткое дело, милый; такое жуткое, что жутче не бывает.

– То есть она отравилась газом? – похолодев, уточнил я.

– Именно так. Бедняжка. Все щели в комнате проклеены липкой лентой… в несколько слоев. Духовка включена на полную. Теперь буду вспоминать об этом всякий раз, как случится покупать липкую ленту, – монотонно гудел парень, словно выдавая сокровенные тайны.

Меня беспокоила улыбка, не сходящая у него с лица.

– Понятно. – Я развернулся.

Ну вот и все. Внутри у меня стало пусто. Я чувствовал легкую тошноту и бесконечную грусть.

«Что же ты не дождалась меня, Нетта? – думал я. – Всего сутки. Вместе мы бы справились с любой бедой».

– Спасибо, – сказал я, открывая дверь.

– Не стоит благодарности, милый. – Поднявшись с кресла, парень вышел за мной на площадку. – Всегда рад помочь, хоть и повод печальный. Вижу, ты сильно переживаешь. Но ты справишься. Ныряй в работу; ведь работа – лучший лекарь. Как там у Байрона? «Во время дела нет времени для слез» [1]. Хотя ты, наверное, равнодушен к Байрону. Такое бывает.

Я смотрел сквозь парня, не вслушиваясь в его слова. Из прошлого доносился голос Нетты: «И этот дурень покончил с собой? Не хватило храбрости взглянуть в будущее? Нет, что бы я ни сделала, готова сполна за это расплатиться. Самоубийство – не для меня».