Иллюстрированная русская история - Ключевский Василий Осипович. Страница 54

Прибыльщики — это особая должность, учреждение, целое финансовое ведомство; обязанность прибыльщика, по указу, «сидеть и чинить государю прибыли», т. е. изобретать новые источники государственного дохода. Замечательно, что они выходили большею частью из холопов: мы уже видели, что среди многочисленной боярской дворни были люди грамотнее и смышленее своих господ.

Прибыльщики хорошо послужили своему государю: новые налоги, как из худого решета, посыпались на головы русских плательщиков. Начиная с 1704 г. один за другим вводились сборы: поземельный, померный и весчий, хомутейный, шапочный, сапожный, подужный, посаженный, покосовщинный, кожный, пчельный, банный, мельничный, пролубной, ледокольный, погребной, водопойный, трубный, с плавных судов, с дров, с продажи съестного, с арбузов, огурцов, орехов и «другие мелочные всякие сборы». Обложению подвергались не одни угодья и промыслы, но и религиозные верования, не только имущество, но и совесть. Раскол терпелся, но оплачивался двойным окладом подати, как едва терпимая роскошь; точно так же оплачивались борода и усы, с которыми древнерусский человек соединял представление об образе и подобии божием.

Совершенно особым источником дохода послужили земельные богатства церкви. Петр указом 30 декабря 1701 г. отнял у монастырей распоряжение их вотчинными доходами под тем предлогом, что нынешние монахи, вопреки примеру древних и своему обету, не питают нищих своими трудами, напротив, сами чужие труды поедают.

К прежним казенным монополиям — смоле, поташу, ревеню, клею и т. п. прибавились новые — соль, табак, мел, деготь, рыбий жир и… дубовый гроб.

Значительную статью дохода составляла переделка, точнее, казенная подделка — монеты. С 1700 г. стали выпускать серебряную монету, постепенно понижая ее вес и пробу. Один вымышленник советовал, обесценив монету на 10 %, хранить это в глубочайшем секрете. В конце царствования денежные дворы давали казне до 300 тысяч мнимой прибыли: денежный курс падал, товары дорожали.

Введение подушной подати

оренной переворот потерпело при Петре прямое обложение. Распределять налоги по переписям 1710 и 1717 гг., показавшим большую убыль дворов против переписи 1678 г., было невыгодно. Правительственная статистика, оберегая казенный интерес, придумала остроумную комбинацию: в основу нового губернского деления 1719 г. она положила роспись дворового числа, составленную по переписям разных лет, выбирая из прежних переписей подходящие цифры. Получился блестящий результат: число тягловых дворов, по переписи 1678 г. не превышавшее 833 тысяч, теперь, после засвидетельствованной дважды убыли, перешагнуло за 900 тысяч даже без посадских дворов.

Это статистическое дурачество тогдашней канцелярии лишало подворное обложение всякого практического смысла и заставляло искать другой окладной единицы, а переписи 1710 и 1717 гг. прямо на нее указывали, вскрыв любопытное явление: убыль дворов шла по местам одновременно с приростом населения. Средний состав тяглого двора сгущался и доходил до пяти с половиной мужских душ вместо обычных трех или четырех. При подворном обложении этот прирост для казны пропадал: оставалось перейти к поголовщине.

Петр видел в податном вопросе только два предмета: солдата, которого надо содержать, и крестьянина, который должен содержать солдата. В ноябре 1717 г. Петр написал указ: все прямые налоги предполагалось заменить одним военным; этот налог распределялся на крестьян по расчету стоимости содержания солдата, драгуна и офицера. Сенат, толкуя указ Петра, 26 ноября 1718 г. предписывал перечислить все сельское пахотное население мужского пола, всех «не обходя от старого до самого последнего младенца». Принятая в руководство для расквартирования полков и для податного учета 1724 г. сенатская смета с прибавленной к ней росписью представляет проверенное изображение подушной системы за первый год ее действия и за последний год жизни ее творца. По этой ведомости значится всего тяглого населения 5 570 тысяч душ, в том числе городских 169 тысяч.

Эта подать, «подушина», своей окладной единицей, ревизской душой, смущала многих. В народном хозяйстве нет душ, а есть только капиталы да рабочие руки; действительными плательщиками могли быть, конечно, только работники, а не старики и младенцы. Но при исполнителях и финансовых понятиях, какими располагал Петр, никакая рациональная система обложения не могла быть удачна. При невозможности мудреной регистрации производительных сил оставался простой арифметический подсчет живой наличности мужского пола, не обходя и вчера родившихся младенцев. Ревизская душа и была такой расчетной, разверсточной окладной единицей, чисто фиктивной. И у народа оставался вопрос, зачем это приказные люди придумывают таких плательщиков, которые за себя платить не могут. Однообразный уравнительный налог на деле усиливал естественное неравенство семейных составов и состояний.

Больнее всех пострадали и без того наиболее обездоленные помещичьи крестьяне. Подушная подать легла на них в одинаковом размере с лучше устроенными дворцовыми и церковными крестьянами, увеличив втрое и по местам даже вчетверо их окладные платежи. Усиленные расходы по службе и по оплате казенных повинностей, какие легли на бездоходных дворовых людей, помещики полностью и даже с избытком переложили на своих крестьян и подняли крестьянский оброк до непомерной высоты, пользуясь отсутствием законной оброчной нормы.

В первый же год подушная дала недобора 848 тысяч. Значит, 15-летняя борьба с дефицитом 1710 г. в 13 % расхода завершилась недобором 18 % подушного оклада. Усиленные заботы Петра о развитии торговли и промышленности, народно-хозяйственного оборота подавали надежду на дальнейший рост косвенного обложения. Случилось иное: подушная одержала решительный перевес, дошла до 53 % сметного дохода. Значит, при недостатке доступных обложению капитала и оборота приходилось обременять все тот же голый простонародный труд, тех же «работных персон», и без того достаточно обремененных, и в этом направлении дойти до непереступаемого предела.

Реформа 1699 г.

падения царевны Софьи чуть не целых двадцать лет в самые тяжелые годы, когда заваривались наиболее крутые меры — военные, промышленные, финансовые, — ни в центральном, ни в областном управлении не видим коренных перемен: действуют старые учреждения, и действуют как будто по-старому. Но сквозь ветшавшие старые формы управления пробивались тенденции если не совсем новые, то с обновленной силой.

Уезжая за границу в 1697 г., Петр приказал всем боярам и начальникам приказов съезжаться к правителю Преображенского приказа князю Ф. Ромодановскому и «советовать, когда он похочет». Старая законодательная формула «государь указал и бояре приговорили» могла бы теперь замениться другой: князь Ф. Ромодановский указал, и бояре смолчали.

Другая тенденция, точнее нужда, отразилась на правительственном ведомстве самой Боярской думы. Донимаемый на каждом шагу новыми расходами, Петр хотел ежеминутно знать свои наличные средства, рассеянные по многочисленным приказам. Для этого в 1699 г. восстановлен был Счетный приказ, или Ближняя канцелярия. Это орган государственного контроля: сюда все приказы обязаны были доставлять еженедельные и ежегодные ведомости о своих доходах и расходах, об управляемых ими людях и зданиях и т. п. Но и сама Дума усиленно сосредоточилась на государственном, особенно военном, хозяйстве. Так постепенно изменялись состав, круг дел и характер деятельности боярского совета.

Контрольная палата, ставшая канцелярией Боярской думы, и эта Дума, превратившаяся в тесную и очень мало боярскую распорядительную и исполнительную конзилию (консилию) министров по делам военного хозяйства, служили выразительными показателями направления, в каком пойдет административная реформа: ее двигателями, очевидно, станут регулярная армия и флот, а целью движения — военное казначейство.