Трое из Леса. Трилогия - Никитин Юрий. Страница 5

– Почему? Почему?

– А ты видел их глаза?.. Ликуют! Оказывается, нас ненавидят.

– Скорее завидуют, – ответил Олег поникшим голосом.

Лес обступал их со всех сторон, оставался лишь узкий просвет, где журчала вода, прыгая по камням, издали доносились крики. От земли, скрытой толстой шкурой мха, тянуло сыростью, могилой. Мох вспучивался, кое-где лопался под напором белесых, как руки упырей, подземных корней. Те высовывались, освобожденно шевелились, пытаясь схватить неосторожного человека или зверя. Пахло гнилью.

Олег нервно оглядывался. В деревне ничто не скроешь, особенно трусость. Ни одна девка, даже рябая Дашка, не решалась выйти за Олега. Он был на три года старше Таргитая, но ни разу не подрался, бледнел, завидев кровь. Когда однажды при нем резали козу, сомлел под насмешки парней и девок.

– Как пойдем в этот Лес? – спросил Олег. Он трясся всем телом.

– Кто сказал, что пойдем вместе? – ответил Таргитай грубо. – Я с тобой рядом… не сяду.

Глава 2

Вечером в дверь, она же и крыша, громко постучали. Грубый голос заорал, велел отворять, а то от двери останутся щепки, а землянку завалит землей и бревнами. Тарас, громко шаркая подошвами, заспешил к двери. Таргитай остался на прогретых костром камнях, уткнувшись в шкуры.

Сверху спустился, пригибая голову, огромный человек. Мохнатая душегрейка мехом наружу распахнулась, обнажив такую же густую длинную шерсть. Тугие мышцы обнаженных рук блестели в свете лучины, как отполированные корни старого дуба. Огромная тень метнулась по всему помещению, резко изламываясь при переходе со стен на потолок.

Человек выпрямился, задев потолочную балку. Тарас засуетился, вытер лавку чистым полотенцем.

– Садись, Мрак! Будь гостем. У нас беда, но тебе рады завсегда.

Мрак молча опустился на лавку. Дерево жалобно застонало, прогнулось. Черная тень замерла, погрузив половину комнаты в темноту.

Росланиха суетилась у очага, повернула к Мраку заплаканное лицо:

– Отужинаешь?

– Квасу, – гулко обронил Мрак.

Темные глаза изучающе пробежали по стенам, остановились на неподвижной фигуре Таргитая. Тот лежал как утопленник, вниз лицом и раскинув руки.

– Один пойдешь? – спросил Мрак лениво. – Аль с волхвом?

Таргитай вздрогнул, словно пинками вырвали из сна. Непонимающе взглянул на Мрака, губы виновато поползли в стороны.

– Прости, замечтался…

– Дурень, – бросил Мрак досадливо. – У тебя не мечты, а грезы. Понял? Мечты – это когда сможешь, если сильно напряжешь пуп, а грезы… Иди с волхвом. Правда, трус редкостный. Такого куры лапами загребут, бурундуки забьют до смерти. Зато хитрый! Иной раз в ступе не влупишь, в ложке не поймаешь. Из-под стоячего подошвы выпорет… Гм, хотя в другой раз хоть кол ему на башке теши, хоть орехи коли…

– Не люблю Олега, – сказал Таргитай тоскливо.

– Почему?

– Трясется от всего. Противно.

– А ты прячешься от работы, как пес от мух. Тоже не яблочко! Два сапога пара.

Таргитай уныло промолчал. Старый Тарас проследил за невесткой, та с поклоном подала гостю расписной ковш, спросив с надеждой:

– Думаешь, могут добраться до… других?

Мрак запрокинул ковш, мощно, жадно пил, разливая квас по подбородку и волосатой груди. Росланиха перехватила ковш, опасаясь, что Мрак небрежно швырнет в угол, неслышно отбежала к очагу.

– Доберутся или нет, а идти надо. Живем как медведи, дальше Болота не ходим. Ты же знаешь, где-то есть люди еще. Я знаю, Боромир знает… только не говорим про них.

– А где они?

Мрак пожал плечами. Помолчали, потом Мрак бросил:

– Откуда-то зайды берутся?

Тарас вздохнул, покосился на внука. Таргитай крутил в пальцах глиняную свистульку.

– Убьют, как смекаешь? Или в Болоте утонут?

Мрак шевельнулся, скамья под ним взвизгнула.

– Здесь убьют точно. Кто не работает… Собери им еду на два-три дня. Больше не надо.

Он бросил косой взгляд на Таргитая. Вряд ли проживут больше дня что Тарх, что Олег. Неча зря еду переводить.

– Дай пару кресал, огниво. Я кое-что подкину от себя.

Не поднимаясь, он вытащил из петли на поясе небольшую секиру. Зайчик заплясал на блестящем каменном лезвии. Таргитай мигнул, глядя с тоской. Острое лезвие блестело недобро, зло. Мрак отсекал с тридцати шагов крыло у присевшей на дерево бабочки. Но секира слушалась только Мрака. Однажды Таргитай попробовал метнуть, до сих пор вспоминать стыдно.

– Дал бы свой лук, – проговорил Мрак в раздумье, – но ни ты, ни трусливый волхв не знаете, с какого конца браться. А жаль… Ладно, увидимся.

Коротким взмахом он послал секиру через всю землянку. Крутнувшись в воздухе, секира с хрустом врезалась в дверной косяк, задрав ручку вверх. Росланиха подала Мраку запотевший ковшик. В огромной ладони Мрака ковш выглядел детской чашкой. Кадык заходил вверх-вниз, две струйки потекли по краям подбородка. Мрак крякнул, не глядя, отбросил ковшик. Росланиха тихонько ахнула, отвернулась, но не услышала треска.

Ковшик висел на ручке секиры, а Мрак уже поднимался по земляным ступеням к двери. Он повернулся боком, ибо его плечи оказались шире дверного проема.

– Я не научусь по дороге? – спросил Таргитай вдогонку.

Мрак хмыкнул, молча вылез наверх. Тарас запер дверь на засов, удивленно покрутил головой:

– Лучший охотник!.. Стрелок, каких не помню. За что жалует, не пойму!

Таргитай ответил жалобно:

– Потому что я не соперник. Никому не заступаю дорогу! Все знают, что я не заступлю. Так за что меня так?

Он опасливо покосился на дверной косяк. Каменное лезвие секиры погрузилось в твердое дерево почти до половины. Мрак ушел, черная тень его секиры перечеркивала землянку пополам. Мать подняла крышку скрыни, а дед повесил на ручку секиры кожаный мешок, бросил в него трут и огниво. Мать вытащила из скрыни хорошо выделанную шкуру, сшитую в плотный спальный мешок.

– Ни к чему не приучен, – проговорил Тарас печально. Он грустно посмотрел на краснощекого внука. – Одно слово – никчема…

Мать до полуночи собирала мешок, Тарас покрикивал, что-то выбрасывал. Раза три ссорились, Росланиха всплакнула, наконец лучина догорела, и они легли спать. Таргитай перебрался на лавку, где мать уже заботливо постелила для него самые мягкие шкуры.

Долго ворочался в темноте, заснуть не мог. В тишине что-то шуршало, скреблось. Таргитай поднялся, на ощупь подложил в мисочку печенки. Таргитай помнил только деда Иваша по матери, но тот был силач, богатырь, лютый в драке. Такой не останется домовым – с боевой секирой дерется в вирии, а если попал в подземный мир, то рубится со Змеем! С Таргитаем домовой не ладил. Дед Тарас загадочно поговаривал, что домовик чего-то требует, добивается, но Таргитай не догадывался… и не хотел догадываться.

В ставни поскреблось. Таргитай замер, руки похолодели. Донесся сдавленный шепот:

– Тарх… Тарх, ты спишь?

Таргитай подбежал к двери, с трудом отодвинул тяжелый засов.

– Тарх, это я…

В лунном свете появилась долговязая фигура. Олег был в своем белом балахоне, в слабом свете луны было видно, что шел сюда по лужам, собрал все репяхи и колючки.

– К тебе можно?

– Если только тихо.

– Я как мышь!

Олег проскользнул к нему на цыпочках. Таргитай неумело высек огонь, раздул трут. При свете лучины Олег осторожно пробрался к лавке, где лежали согретые Таргитаем шкуры, присел. Его трясло, он часто и сильно чесался. Застонал во сне дед, а мать забормотала несвязное, прикрыла ладонью глаза. Таргитай подтащил вторую лавку, лег рядом с Олегом и поспешно задул лучину.

В тишине пробежали маленькие ножки. Заскреблось, из Леса донесся протяжный волчий вой. Лежали долго, прислушиваясь, наконец Олег проговорил дрожащим голосом:

– Боязно, Тарх… Ох как боязно!

– А мне нет? – ответил Таргитай сердитым шепотом. Он нырнул было в сладкие грезы, вообразил себя маленьким, когда все ласкают, дают ломтики истекающих сладким медом сот, когда любим всеми, даже грозным Громобоем, а тут этот трус…