Промокшие насквозь (ЛП) - Кестуик Стейси. Страница 15

Я проигнорировала его нахальные намёки.

— Я делала фотосессии в стиле «будуар», — мои мысли сразу же вернулись к фотографиям Обри, которые я нашла в тумбочке Уэста. — Но никогда клиент так не выглядел после них.

— Возможно, ты неправильно это делала?

Я громко выдохнула. Ну да, с ней определённо было всё неправильно.

— Дай мне посмотреть эти снимки. Удиви меня, — я потянулась за камерой, но он поднял её вверх, не давая мне дотянуться до неё.

— А как же конфиденциальность клиентов?

— А как же профессиональная любезность? — сразу же ответила я.

Он спрятал камеру за спину.

— Вот что я тебе скажу. Если ты хочешь увидеть мои фотографии в этом направлении, то я сфотографирую тебя. Бесплатно. Можешь даже оставить все фотографии себе.

Я засмеялась.

— Размечтался.

— Еще как, — его глаза потемнели, когда он встретился со мной взглядом, а затем стали практически чёрными, стоило ему опустить их на мои торчащие соски, виднеющиеся из под влажной футболки.

— Я дам знать, если передумаю, но не надейся слишком сильно, — погладив Ника по руке, я обошла его и направилась дальше по коридору. — Разве тебе не нужно кое о чём позаботиться до обеда? — я указала рукой на его промежность.

— Теперь ты беспокоишься о моих нуждах, да, Сэди? Думаю, у меня появился прогресс. Постарайся не думать обо мне, пока будешь принимать душ, — его голос становился всё громче, пока я шла дальше по коридору.

Я покраснела, войдя в комнату, а пульс вдвое участился, так как я непроизвольно задумалась, какого это, участвовать в такой фотосессии. Быть полностью раскрепощённой, сексуальной, распутной...

Я никогда на это не соглашусь.

Я была бы слишком застенчивой, зажатой, закрытой. Моё тело было в порядке, - чёрт, оно было намного лучше, чем у его клиентки, - но во мне не было уверенности.

Блядь.

Может в этом дело?

Уверенность. В этом разница между мной и Обри? В этом вся суть проблемы?

Я сползла вниз вдоль двери, пока не коснулась коленей подбородком.

Я проигрывала на её фоне, или же я проиграла, потому что позволила ей забрать то, что было моим? Потому что мне даже в голову не приходило, что я могу конкурировать с ней, и просто оставила всё ей, позволив запустить в него её наманикюренные пальчики?

Меня это не устраивало.

Ни капельки.

Промокшие насквозь (ЛП) - img_15

Я прокручивала эти вопросы в голове на протяжении нескольких следующих дней. Прокручивала все свои встречи с Уэстом и Обри в болезненных, мучительных подробностях. А потом начинала всё заново.

Она манипулировала мной большее количество раз, чем я могла признать. И я позволила ей. Я, блядь, позволила ей. Но что ещё хуже, Уэст тоже допустил это.

Он отстранился от меня после нашего первого незабываемого поцелуя в гостевом домике сразу же, как только она вошла в комнату.

Он позволил ей прикасаться к нему на этой идиотской фотографии под пальмой в доме его бабушки, её рука на его груди клеймила его без лишних слов.

Он позволил сидеть ей в своём джипе во время просмотра фильма, будто у неё было право быть там рядом с ним.

Он, блядь, разрешил ей остаться у себя дома после барбекю вместо того, чтобы вызвать такси и вышвырнуть её задницу прочь.

И в его проклятой прикроватной тумбочке были её грёбаные снимки.

Но, когда я принимала душ, то вспомнила, как он заботился обо мне, когда я обгорела на солнце.

Я думала о нём, стоило мне только увидеть блинчики в буфете во время завтрака.

Замёрзнув как-то ночью, я вспомнила, как он пробирался ко мне через окно и обнимал, согревая, до рассвета.

Старый, потрёпанный грузовик, ехавший по территории отеля грохотал прям как его.

Детский уголок, располагавшийся в отеле, мог похвастаться хоккейный столом, похожим на тот, что был в «Крушении». Даже цвета были похожи.

А на здешней яхте было точно такое же кресло-мешок, в котором спала я на «Витаминке».

Небо приобретало тот же цвет, что и его глаза, после дневных штормов, которые длились здесь не один день.

И эти грёбаные бумажные самолётики, появлявшиеся каждое утро.

Я уставилась на них. Двенадцать штук лежали на моей кровати. Некоторые были большими и легко сложенными, словно их складывал второклассник, некоторые были маленькими и затейливо согнутыми, словно истребители. И на всех был его кривой почерк.

Послания.

Слова, которые я была слишком зла, слишком труслива и слишком взволнованна, чтобы прочесть.

До этого времени.

Этой ночью я поняла, что мне надоело находиться в подвешенном состоянии, балансируя между злостью и любовью, — да, чёрт бы его побрал, это была любовь. Я устала и готова была действовать. Отпустить всё и увидеть, куда меня это приведёт. Выяснить, наконец, какое из этих двух чувств победит.

Я провела пальцем по крылу самолёта, который доставили мне в первый день. Я не помню их последовательность, да и не думаю, что это вообще важно, но я чётко запомнила именно этот самолёт.

Я должна отдать Уэсту должное. Он не сдался.

Я же не звонила, не писала и ни разу не зашла на «Фейсбук».

Никакого контакта, за исключением самолётиков, которые прибывали ко мне каждое утро вместе со стаканом апельсинового сока.

Он был упрямым ублюдком, что тут говорить.

Из-за предвкушения, а также нервов, сердце бешено колотилось у меня в груди.

Закусив нижнюю губу, я схватила самолётик и разгладила бумагу, насколько это было возможно. Я не стала сразу читать, что там написано. Вместо этого, схватила следующий самолётик и повторила свои действия: развернуть, разгладить бумагу, сложить в кучу.

Когда у меня в руках оказалась стопка смятых листочков, я приподнялась к изголовью кровати, поправила подушки за спиной и облокотилась о деревянную спинку.

Мои руки тряслись, а сердце бешено колотилось.

Складывалось впечатление, будто эти листочки знали ответы на все вопросы. Будто я могла увидеть, что мне приготовило будущее.

С Уэстом или без него.

Я взяла первый листочек и расправила вмятины, оставшиеся от рук Уэста. Вся страница была исписана одной фразой «Я люблю тебя», снова и снова. Что-то затрепетало у меня в груди, когда одна из стен, возведённых мной для защиты, дала трещину. В самом низу письма был маленький постскриптум, там говорилось, что на каждый день мне предназначалось по одному признанию в любви, начиная с того дня, когда я пыталась спасти его.

В одном из самолётиков он перечислял все те части моего тела, которые он хотел бы поцеловать, отчего меня бросило в жар в самых неожиданных местах. В другом самолётике перечислялись лучшие места, где у нас был секс, - лестничный пролёт во время барбекю был на первом месте. Также было несколько извинений за то, что он не был нормальным парнем, не знал, что мне было нужно, и в итоге потерял. Он обещал учиться, лучше прислушиваться, больше общаться и делать всё возможное. Только не сдаваться. Он это чётко дал понять. Он поклялся, что встретит меня в аэропорту, когда я вернусь.

Но был один самолётик, который заставил меня плакать. Я прочитала его четыре раза.

«Сэди.

Хотя, ты, скорее всего, ненавидишь сравнения, но ты напоминаешь мне океан. Видишь ли, я люблю океан. Я переехал, чтобы быть ближе к нему. Поменял адрес, уехал вместе с братом, лишь для того, чтобы океан был первой вещью, которую я увижу утром, и последней, что увижу вечером.

Но, кое-что изменилось. Ты изменила меня.

Теперь я жажду тебя. Нуждаюсь в тебе. Живу тобой.

Может, я отстойно демонстрировал это. Но я чувствую это. И это чувство настолько сильное и первобытное, неконтролируемое и такое же светлое и огромное, как горизонт. Я люблю тебя, когда ты в ярости и злая. Люблю тебя, когда ты спокойная и мягкая. Люблю тебя, когда ты дикая и непредсказуемая.