Честь и меч (СИ) - Леконцев Олег. Страница 12

Игорь попытался возразить, что пить из-за этого слишком не стоило, но его писк никто не услышал. В всеобщем веселье центурия оккупировала один из лучших трактиров столицы «Под пологом Гроссмейстера». Название дало повод для множество шуточек и сравнений — мол, трактирщик, как и мы, только он под пологом у Гроссмейстера, а мы за спиной сына Гроссмейстера.

Трактирщик поначалу собирался позвать стражу и выдворить деревенщину, как здесь называли сельских дворян. В таких заведениях, как у него, кого попало не пускали. Но, узнав, что центурию возглавляет сын покойного Гроссмейстера и не просто возглавляет, а сегодня выиграл битву, привез большую добычу, передумал. Он взревел во всю силу тренированных легких, призывая слуг, и на столы понесли все лучшее из еды и питья, вызвав одобрительный говор. По совету того же Милорадовича, Игорь поставил перед трактирщиком гору серебра на сотню рублей — пусть любой, кто хочет, ест и пьет — и трактирщик, сохранявший озабоченное лицо просиял и исчез, чтоб подогнать кухню и проверить, хватит ли у него вина. Сегодня он вернет убытки прошедшего месяца. Он видел, как скупые купцы подсыпают в кучку свои дарования, так, чтобы юный предводитель видел. Ох, будет пирушка! Ох будет прибыль!

Старший Иваренков поставил перед Игорем огромный бокал из лучшего Цимлянского вина урожая проходящего столетия, бочка которого была дарована вьющимся рядом купцами, и потребовал тост, дабы начать пирушку.

Центурия дружно подхватила. Новоявленные вассалы логично (пока трезвые) рассудили, что без разрешения находящегося здесь же синьора пить они не могут. И без синьора тоже.

Игорь глянул на окружающие со всех стороны счастливые, мужественные лица, вспомнил, как они сегодня шли на нечисть и никто, никто! не отступил, хотя поджилки тряслись у многих и плюнул на голос здравомыслия.

— Вы гордились сегодня, что шли в бой следом за сыном Гроссмейстера, а я горжусь, что вел в бой таких людей. Мы не подвели друг друга. И пусть так будет всегда!

Он поднял кубок, показав своим, сколько собирается выпить, а потом опрокинул. Вино широком потоком потекло в горло, Игорь едва поначалу не подавился, но потом справился и допил до дна. А чтобы никто не сомневался, перевернул кубок.

Центурия встретила это одобрительным гулом и сама опрокинула кубки. Учтивые слуги вновь проворно разлили вино и понесли с кухни закуски и горячее.

После литра крепкого вина Игорь впервые в жизни опьянел. Это не было удивительно. В четырнадцать лет при строгой матери и дворянском воспитании он пил вина по паре глотков несколько раз до этого. А здесь сразу целый кубок. И теперь опьяневший, весело наблюдал за плывущей картиной пьянки.

Откуда-то появились девки, — нет, не шлюхи, а сбежавшиеся на веселье служанки, белошвейки, прачки. Оруженосцы, да и рыцари весело разбирали их себе на колени. Какая-то девица попыталась прильнуть и к Игорю, но младший Иваренков отогнал ее, а потом притянул к себе, здраво рассудив, что парень, во-первых, пьян, а во-вторых, слишком юн, чтобы пробавляться дешевой любовью с охочими до ласк девками.

Перед Игорем поставили еще один наполненный кубок. Заплетающимся языком предводитель попытался протестовать, но его никто не слышал, и ему оставалось проглотить обиду и кубок вина. Затем еще. После энного он вырубился, кое-как устроившись на стуле.

Дверь в трактир с треском распахнулась и в него вошел высокий, статный рыцарь, командир центурии Совета Магистров. С несколькими воинами он искал эпицентр начавшихся беспорядков.

— Вот они, слуги дьявола, — заверещал шедший впереди монах, — арестуйте их, чтобы завтра осудить и предать справедливому суду.

Полчаса назад монах наткнулся на распродажу тварей и видел поток серебра, полившийся в карманы победителей. Но когда он потребовал церковную десятину, идущую в столице в карман Архиепископа Новодмитриевского, его послали к орку в пасть. Да еще обложили матом. Архиепископа не любили, как и его служителей. Тогда он побежал искать стражу, крича о беспорядках в центре столицы, и случайно напоролся на нескольких рыцарей центурии Совета Магистров и самого центуриона. Они согласились помочь навести порядок. В эти смутные времена столица должна показывать пример спокойствия и благочестия.

Цепким взглядом центурион увидел пьянствующих воинов — виновников беспорядков. Ничего, в тюрьме отойдут от похмелья. Он положил руку на эфес меча.

— Что!? — взревел Милорадович, которого несколько кувшинов вина ввели в такой боевой настрой, что даже две девчонки-поварихи из дворца одного из магистров не могли утихомирить. Он поднялся вместе с ними, не замечая тяжести. — Иди сюда, вонючая ряса и скажи напоследок еще раз, что ты сейчас тут понес.

Монах в растерянности остановился и оглянулся, прося помощи у рыцарей центурии Магистров.

Если бы пьяный вояка был простым пьяным дворянином, он мог бы гордо уйти. Но, судя по нашивкам на правом плече и цвету одежды он сам был монах и даже больше, архимандритом и мог потребовать подчинения. Хорош монах — пьян, блудит сразу с двумя девицами и ест скоромное, хотя шел пост! Но попробуй ему что-то докажи, сели у него столь злостная ярость и такой страшный клинок на боку. Он пригляделся и окончательно растерялся — как же он раньше не увидело, что здесь гуляет граф! Надо уматывать отсюда и тем быстрее, тем лучше. С графами лучше не шутить, от его меча даже Архиепископ не спасет.

Ему может помочь только центурион, который тоже имеет сан архимандрита…

— Брат граф Милорадович! — вскрикнул центурион — его последняя надежда. Его суровое лицо мгновенно расплылось в приветливой улыбке.

— Брат граф Серебровский! — приглядевшись, вскрикнул Милорадович.

Они двинулись друг к другу, собираясь задушить друг друга в объятиях, но вместо этого схватили в объятия оказавшихся на пути девиц и страстно их расцеловали.

Девицы радостно визжали, повиснув на шее дворян, оруженосцы и рыцари встретили визг одобрительным гулом, а монах, почувствовав себя за спиной центуриона в безопасности, потребовал:

— Арестуйте их, центурион, что вы ждете.

Он забыл, что Серебровский то же был графом. Серебровский повернулся к монаху и что-то прошептал ему на ухо. У монаха округлились глаза и он торопливо исчез из трактира.

И только после этого они обнялись друг с другом — два графа, и, как было принято, два названных брата.

— Садись, брат, — граф Милорадович пригласил графа Серебровского за стол. Серебровский радостно крякнул, кивнув пришедшим с ним рыцарям присоединиться к пирующей центурии. Милорадович уже год как считался погибшим, а Серебровского сам Милорадович считал, по доходившим слухам, изрубленным нечистью в несчастливом походе избранного Гроссмейстера. И вот теперь Бог дал им возможность встретиться живыми и здоровыми. Такой повод как нельзя больше подходил для пьянки.

Они опрокинули кубок за встречу, кубок за тех, кто не дожил до сегодняшнего дня, кубок за тех, кто вдалеке и после этого, посадив девиц так, чтобы они им не мешали, но в то же время не обиделись и не сбежали, разговорились.

— Что это вы разгулялись, время вроде бы не то? — Поинтересовался Серебровский.

— Брат Серебровский, — торжественно сказал Милорадович, уже не вставая под тяжестью девицы и полубочонка вина, влитого в него за полчаса, — позволь представить тебе моего сеньора и господина.

Серебровский, без интереса поглядывавший на пьяного подростка, с трудом держащего голову, ничего уже не видящего, аж изменился в лице, узнав, что его собрат — вассал.

— Ты? Но ведь наш устав…

Он хотел сказать — ну и вляпался же ты парень и кто тебя заставил, ведь по их уставу нельзя становится чьим-то вассалом. Серебровский даже не представлял, что он сам, добровольно, но Милорадович, остановил его движением руки:

— Позволь тебе представить — Игорь Кудрявцев, сын Гроссмейстера, о чем я узнал не только по фамилии, но и по светящемуся мечу, и сам в будущем гроссмейстер. Сегодня он и сам убивал и повел нашу центурию к победе. Искрошили ватагу, всех, кто посмел полезть на нас. Каково, а?