Охота на разведенку (СИ) - Зайцева Мария. Страница 15

И теперь, силой успокаивая неровно бьющееся сердце, он спокойно достал подарочный Хеннесси, усехнувшись в очередной раз провинциальности вкусов руководства торгового центра, заказал фрукты и легкие закуски.

Все, что обычно делал для того, чтоб настроить женщину на нужный лад.

Потому что Марина не заслуживала эксклюзивности, как выяснилось.

Небольшая горячая глава. Неспокойной ночи, девочки!)))))

Дверь открылась сразу.

Марина, пребывая в твердом уме и ясной памяти, в отличие от прошлого своего посещения, немного удивилась тому, что номер в гостинице достаточно дорогой, люкс или полулюкс. Но особого внимания на этом не заострила, потому что расценок она не знала, да и категориями гостиничных аппартаментов никогда не интересовалась.

Олег смотрел на нее без улыбки, изучал, скользя взглядом от кончиков туфель до немного взъерошенных волос.

Марина, поежившись от странного выражения его глаз, непроизвольно качнулась назад, уже ругая себя за слабость. Зачем пришла? Ну вот зачем? Кому и что хотела доказать?

Вадику? Себе?

Надо уходить. Пока не поздно.

Она не удержалась, метнув взгляд в конец коридора, к лифтам, обхватила себя руками, избегая встречаться глазами с все так же молчащим Олегом.

— Я… Ты прости меня, я зря, наверно… Я пойду.

Марина дернулась в сторону выхода, но Олег, резко схватив ее за руку, буквально втащил в номер и подхватил на руки.

— Куда собралась? — он легко, словно ничего не весила, подбросил ее, заставив испуганно вцепиться в плечи, и унес в спальню, на кровать.

Марина за это время успела только испуганно ахнуть, еще у двери, опасаясь, что уронит, и взволнованно вздохнуть, уже на кровати, ощутив на себе горячее тяжелое тело.

— Выпьешь? — он приподнялся, упирая одну руку возле ее головы, провел грубыми царапучими пальцами по скуле, опустился к шее, отслеживая путь странным пугающе-серьезным взглядом, и Марине отчего-то стало не по себе. Мелькнула мысль, что она совсем не знает его, своего случайного любовника, ни кто он такой, ни какой он… Может, он женат? И счастливый семьянин с выводком малышни? Или маньяк? Приманивает жертву, играет…

От последней мысли непроизвольно дрогнули губы, тут же обратив на себя внимание.

— Давай потом? — Олег не стал больше ждать и церемониться. Большая ладонь съехала на живот, задирая блузку вверх, к горлу, и Марина со стоном дернулась и попыталась освободиться, когда он прихватил зубами уже напряженный сосок прямо через ткань простенького спортивного бюста.

Тело, проклятое тело, сразу узнало того, кто так хорошо делал ему в прошлый раз и радостно помокрело в самом нужном месте.

Олег оторвался от груди, уже двумя руками провел вверх, снимая блузку через голову и легко связывая Марину у запястий рукавами ее же одежды!

— Это чтоб не убежала, а то ты чего-то пугливая сегодня, Красная Шапочка, — он улыбнулся, глядя в испуганно расширенные глаза Марины, и продолжил свое коварное занятие, развлекаясь с ее грудью.

Изумленная его неожиданной сноровкой в связывании, Марина, тем не менее, скоро выбросила из головы все ужасные мысли насчет психического состояния своего любовника. Она, собственно, вообще все мысли из головы выбросила. Не до того стало.

О чем можно думать, когда тебя так трогают? Жадно и жестко, и в то же время со знанием дела, умело подводя к той черте, когда уже мозг полностью отключается, оставляя только самые примитивные инстинкты.

Олег, наигравшись с грудью и чуть не доведя Марину до разрядки уже этой простой лаской, внезапно прервался и резко перевернул ее на живот, мгновенно избавив от юбки.

Немного повозился, звякая ремнем пряжки и шелестя упаковкой презерватива. Марина все эти несколько томительных секунд лежала, не шевелясь, ощущая только, как сладко замирает в груди, как продирает дрожью низ живота в предвкушении.

“Как сучка, — внезапно мелькнуло в голове, — Господи, да я же обычная похотливая сучка!”

От этого стало почему-то стыдно, словно в грязи извалялась, и Марина, несмотря на жесткий протест уже готовящегося получить сладкое удовольствие тела, попыталась выползти из-под Олега.

И опять замерла, когда он внезапно лег на нее, прижав плотно к покрывалу горячим твердым телом:

— Куда это ты собралась опять? — голос его бил точно в низ живота своими хриплыми переливами, подчиняющим доминантным порыкиванием, — лежать, Красная Шапочка, Волк очень голодный…

А затем сильные пальцы легко подстроили ее в нужную позицию, и в следующую секунду буквально насквозь пронзила первая сладчайшая судорога удовольствия.

Как во сне, в невозможном горячем дурмане, ощутила Марина его зубы на своем плече, и застонала освобожденно, полностью придавленная жаждущим телом, изнывающая в мучительно нежных и крепких руках, практически плачущая от острейшего, ни с чем не сравнимого удовольствия подчинения самки.

И плевать, что дикость. И плевать, что животное.

Невозможно сопротивляться этим медленным, полновесным движениям, пронизывающим, кажется, все ее тело от напряженных ступней до макушки, ощущающей каждый сладкий, ритмичный выдох.

Невозможно не замурлыкать от удовольствия, когда зубы так остро, так томительно впиваются раз за разом в шею, оставляя следы, ставя свой знак, свое клеймо собственности.

Невозможно не стремиться навстречу его губам, его рукам, его телу, с радостью прогибаясь от каждого удара внутрь, от каждого движения. И это пытка, это сладкая, невозможная пытка, когда все в тебе готово, и надо быстрее, и надо разрядку, и в то же время не хочется, чтоб останавливался, чтоб заканчивалось это все.

И когда тебя переворачивают обратно на спину, виртуозно быстро, когда ошалело и жадно ловят твой мутный, плывущий взгляд, когда целуют в губы так, что воздух просто заканчивается, ведь ты забываешь, что можно дышать, да и как это можно, когда нет его, кислорода, когда вместо него в комнате концентрированный секс, и только им дышишь, только его запахом, тяжелым, мускусным, мужским, только его вздохами прямо в твои губы, только его кожей, которая уже обожгла все сто процентов твоего бедного тела, и этот ожог не залечить, да и не надо! Надо больше, надо сильнее, надо чаще, чаще, чаще…

Марина, захлебывась воздухом, внезапно поступившим в легкие, когда Олег, оторвавшись от ее губ, становится на колени, и, придерживая ее на весу, начинает двигаться совершенно зверски, грубо и жестоко, все-таки кричит, беспорядочно дергая спеленутыми руками и запрокидывая голову, кричит от невозможного, никогда не испытываемого ранее удовольствия, граничащего с болью, умирая от новизны ощущений, кричит до слез, до сорванного горла.

И затем замолкает, обнимая упавшего на нее мужчину, обхватывая совершенно по собственнически его крепкую шею, слушая хриплое дыхание, ощущая дополнительный посторгазменный кайф от его тяжести, влажности кожи, запаха пота. Его хочется облизывать с ног до головы, благодаря за невозможное удовольствие, его хочется прижать к себе крепко-крепко и застыть в таком положении надолго, может, и навсегда. Забыться в этом безвременьи, когда ничего нет, кроме благодарно ноющих мышц и совершенно пустой головы.

Олег зашевелился только минут через десять, словно тоже не хотел отрываться от Марины.

Улыбнулся, разглядывая умиротворенное, нежное лицо, лизнул такую привлекательную ямочку между ключицами.

— Ну что, Красная Шапочка, коньяк будешь?

Олег проснулся один, чему, в общем-то, совершенно не удивился. Нет, конечно, даже мысли не возникло, что Марина сбежала из-за плохо проведенной ночи, нет. Здесь он был в себе уверен. Женщина не может столько раз кончить и потом жаловаться, что все было не очень.

Но то, что она постарается умотать до его пробуждения, было ясно еще в самом начале, когда попыталась дать заднюю в коридоре.

Смешная. Неужели и в самом деле думала, что отпустит?

Олег, на всякий случай продрав глаза, чтоб добавить к осязательным ощущениям визуальные и убедиться, что таки да, постель пуста, и под кроватью тоже никого, перевернулся на спину, нашаривая сигареты, и прокручивая в голове прошлую ночь.