Аэша - Хаггард Генри Райдер. Страница 14

Она говорила тихо. Слова ее срывались с уст, как капельки крови из раны. Наконец, она замолчала. Никогда не забуду я этой сцены. Старый кудесник смотрел на всех нас своими выцветшими глазами, как ночная птица. Лицо ханши дышало гневом, взгляд ее – местью. Холодный, решительный Лео боролся с ней своей железной волей. А я, которого Афина ненавидела, стоял и ждал приговора.

Но вот огонь лампы замигал. Где-то открылась дверь. Я увидел, что из темноты кто-то приближается к нам неслышной поступью. Это был хан. Войдя в полосу света, он дико захохотал. Жена взглянула на него. Я подивился хладнокровию этой женщины. Лицо ее не выразило ни страха, ни гнева.

– Что ты тут делаешь, Рассен? – спросила она. – Ты выслеживаешь меня? Ступай к своим придворным дамам и пей! Ты смеешься? Что тебя так развеселило?

– Отчего смеюсь? Я только что слышал, как первая женщина в стране, гордая ханша, которая боится, чтобы придворные дамы не запятнали ее платье своим прикосновением, моя жена, которая, заметьте это, сама просила меня, чтобы я на ней женился, потому что я ее двоюродный брат и соперник по престолонаследию, она предлагает себя безвестному страннику, который ненавидит ее и жаждет бежать от нее! Он отказал ей, как я не отказал бы последней женщине во дворце! – Хан захохотал. – Слышал я также, что она называет меня сумасшедшим. Меня сделал сумасшедшим старый колдун Симбри, он влил отраву в мой кубок на свадебном пиру. Он дал мне зелья, которое меня отвратило от Афины, и я действительно ненавижу ее, я не выношу ее прикосновения, не могу быть с ней в одной комнате… В воздухе вокруг нее пахнет волшебством. Кажется, и ты, рыжебородый, – обратился он к Лео, – чувствуешь то же? Ну, так попроси у старой крысы любовного зелья; когда ты его выпьешь, Афина покажется тебе чистой, кроткой, прекрасной, и вы проведете несколько приятных месяцев. Не отвергай напитка, который тебе предлагают. Пей до дна! Только на другой день ты почувствуешь, что он отравлен кровью мужа. – И безумный хан снова разразился хохотом.

Афина выслушала все эти оскорбления молча.

– Прошу прощения, – обратилась она к нам спокойно. – Вы пришли в порочную страну. И ее глава, ее цвет, – ты, Рассен, – не уйдешь от своей судьбы, и я тут ни при чем. Когда-то на очень короткое время мы были близки, но это было давно. Теперь ты пресмыкаешься в моем доме, как змея. Если бы я хотела, отравленный кубок давно излечил бы твое безумие и заставил бы замолчать твое ядовитое жало. Пойдем, Симбри! Мне стыдно и горько.

Шаман подошел к ней.

– Слушай, Рассен, – сказал он хану. – Твоя мать – дурная женщина. Отца твоего никто, кроме меня, не знал. В ночь, когда ты родился, над Горой показалось пламя и звезды померкли. Я был на твоей свадьбе. На свадебном пиру ты напился и обнимал распутную женщину. Ты правил, разоряя страну, опустошая ради своей забавы поля и пуская людей по миру. Но скоро ты будешь плавать в своей крови, ты развяжешь эту благородную женщину, твое место займет более достойный, у них будет потомство и в стране воцарится мир.

Шаман говорил с горечью. Хан несколько раз пытался поразить его своим коротким мечом, но не сделал этого, не смог, он вынес обиду, как собака терпит удары хлыста своего господина. Мало-помалу он отступил в дальний угол комнаты и упал на землю, а Симбри взял Афину под руку, и они вышли. У порога массивной железной двери Симбри остановился.

– Хан Рассен, я тебя возвысил, теперь я тебя низвергну. Вспомни мои слова, когда будешь плавать в своей собственной крови!

Когда вдали замер звук шагов, хан, боязливо озираясь, выполз из своего угла.

– Ушли крысы? – спросил он.

Испуг отрезвил его, и рассудок вернулся к нему.

– Вы считаете меня трусом? – продолжал несчастный. – Да, я боюсь их обоих. Они отняли мою силу, мой разум своим волшебством. Я был когда-то могуч, благороден душой, владел половиной царства. Но я полюбил ее проклятую красоту. Она же хотела выйти за меня замуж и прислала ко мне сватом эту старую крысу. Я прекратил войну и женился на ханше. Лучше было бы мне стать последним мужиком, чем войти в опочивальню царицы в качестве ее супруга! Она ненавидела меня. И чем сильнее я любил, тем сильнее она ненавидела. Наконец, на свадебном пиру она дала мне напиток, который отвратил меня от нее, но в то же время иссушил мой мозг ядом безумия.

– Если она тебя ненавидела, – спросил я, – почему она не отравила тебя?

– Из расчета. Ведь полцарства принадлежало мне. Кроме того, я был ей нужен. При мне народ не мог заставить ее выйти замуж за другого. Она не женщина, а колдунья. Она хочет жить одна. Так думал я, по крайней мере до сегодняшней ночи, – при этих словах хан взглянул на Лео. – Она знала также, что хотя я избегаю ее, в душе все-таки люблю, ревную и могу защитить ее. Она нарочно натравила меня на человека, которого я недавно загнал своими собаками. Теперь я знаю, отчего она всегда казалась такой холодной. Она берегла пыл своей души, чтобы растопить лед твоего сердца.

– Кажется, ты видел, хан, что этот лед нисколько не растаял, – сказал Лео.

– Да, пока, если ты не лжешь. Но дай пламени разгореться побольше, и лед растает. Может ли кто-нибудь из смертных противиться желанию Афины?

– Говорят, что я должен убить тебя, хан, но я не ищу твоей смерти; не хочу отнимать у тебя и твоей жены. Мы давно жаждем уйти из этого города, но нас не пускают. Нас стерегут, как пленников, – и днем, и ночью. Отпусти нас на свободу, хан! Это в твоей власти.

– Куда же вы пойдете, если я отпущу вас на свободу? – спросил хан. – Страна наша окружена горами. Только птицы могут перелететь через них.

– Мы уйдем на Огненную гору, – сказал Лео.

– Кто же из нас не в своем уме? – удивился хан. – Я или вы? Я не верю вам. А впрочем, если правда, что вы пойдете на Гору, вы приведете на нас врагов и завоюете нашу землю.

– Нет, – возразил Лео. – Я говорю тебе честно, как мужчина мужчине, мне не нужно твое царство, как не нужна твоя жена. Будь же разумен, отпусти нас и живи себе с миром.

Хан задумался, потом вдруг опять захохотал.

– Что скажет Афина, когда узнает, что ее птичка улетела? Она рассердится на меня и станет искать вас.

– Отпусти нас поскорее, тогда погоня не настигнет нас.

– Ты забываешь, что ханша и ее старая крыса знают все. Они найдут вас. А все-таки интересно, как она хватится своего рыжебородого, – и хан представил, как Афина будет искать беглеца. – Хорошо же, собирайтесь в путь, через полчаса я приду за вами.

XI. ОХОТА И СМЕРТЬ ХАНА

Вернувшись к себе, мы переоделись в дорожное платье, взяли с собой съестных припасов и охотничьи ножи, чтобы было чем защищаться в случае, если хан замыслит убить нас. Смех хана еще звенел у нас в ушах – то был недобрый смех. Хан внушал нам мало доверия.

– Однако ему все же хочется избавиться от нас, – сказал я.

– Живые всегда могут вернуться, – возразил Лео.

– Афина думает иначе.

– Но и она угрожала нам смертью.

– Это стыд и страсть ослепляли ее.

Мы замолчали. Скрипнула дверь, и, кутаясь в большой плащ, вошел хан.

– Идем, – сказал он. – Зачем вы берете с собой оружие? Ведь вы не на охоту идете!

– Но, может быть, на нас будут охотиться, – заметил я.

– В таком случае, вам лучше оставаться здесь и ждать, когда ханша откроет клетку и выпустит вас.

– Не думаю, – отвечал я, и мы последовали за ханом.

Мы прошли веранду, внутренний двор, сад и потайной калиткой, ключ от которой был у Рассена, вышли из дворца. Когда мы проходили мимо псарни, собаки почуяли нас и бешено залаяли. Я вздрогнул, опасаясь, что они разбудят стражу, но хан подошел к собакам и успокоил их: они узнали его и замолчали. Хан велел нам спрятаться в тени арки и ушел. Мы опять заподозрили, не пошел ли он за убийцами, но скоро услышали топот копыт и увидели хана, ведущего под уздцы белых лошадей, которых нам дала Афина. Он сам оседлал их, велел нам, чтобы нас не узнали, хорошенько закутаться в плащи и следовать за ним. Мы ехали окраиной города, пользовавшейся дурной славой. Кое-где нам попадались кутившие люди и женщины легкого поведения, откидывавшие при нашем приближении свои покрывала. Мы спустились к реке, и так как мосты охранялись стражей, а мы избегали их, хан указал на большую лодку, на которой мы могли переправиться вместе с лошадьми через реку.