Рассвет и закат (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 38
– Чтобы ты позаботился о детях Оболовых.
– Я!?
И сколько ж искреннего ужаса было в голосе оборотня. Словно Ирина предложила ему подстричься под пуделя Артемона!
– А кто? Я расспросила – родных у них нет. Савелий и эта Диана – оба христанутые…
– Поосторожнее с выражениями! Это нетолерантно.
Ирина изобретательно послала толерантность оборотню под хвост.
– Скоро цвет неба с этим кретинизмом неприличным считаться будет!
– И петухи ни за что пострадали, – согласился Кирилл. – Хотя когда-то считались символом рассвета и нечисть прогоняли.
– Нечисть они и сейчас прекрасно гоняют. Ну да ладно… вот смотри, они оба иконами на голову ушибленные. Не говорю – верующие, верующий человек никогда ничего подобного не сотворит, а эти… жуть с ручкой! Но дети-то их ни в чем не виноваты! Есть ли в нашей области какой-то приют при храме, или что-то еще в этом духе? Их же нельзя пока к нормальным людям, они просто пропадут, они в приюте для обычных детей не выживут, понимаешь?
Кирилл понимал.
Может, даже лучше, чем Ирина – его родители с детства руководствовались простым принципом.
Наш ребенок должен уметь выжить.
Выжить, постоять за себя, справиться с любой ситуацией. И таскали его по всем кружкам и клубам, старались развить физически и интеллектуально…
Он выжил и был им безмерно благодарен.
А если родители отсекают от ребенка большую часть мира, как ему потом быть? Как жить-то? Мир не статичен, он многогранен, он движется, меняется, он может повернуться к тебе любой стороной и даже выдать крепкого пинка. И что ты будешь делать?
А дети – домашние, забитые, да еще и воспитанные в жестко христианском духе – смогут ли они выжить в любой ситуации?
М-да…
И, как ни крути, за что-то и церковь в ответе.
– Оболовы?
– Да. Я расспросила соседей, они ходили в церковь на Семеновской улице.
– Там, где батюшка Серафим?
– Х… хвост его знает, – поправилась Ирина. – Серафим, Херувим… не уточняла. Да и соседи там сплошь атеисты.
– Серьезно?
– А что тебя удивляет? Так наглядишься – вообще в агностики подашься.
Кирилл фыркнул еще ядовитее. Действительно, иногда рвение особо активных верующих отводит от церкви быстрее, чем ладан – чертей гоняет. Посмотришь на некоторых личностей – и ноги в руки, а то не дай Бог, догонят и в свою веру обратят. Очень уж она… агрессивная и нетерпимая.
Закон о защите верующих?
Да так, наглядевшись, иногда хочется попросить закон по защите ОТ верующих.
– Ну, не все так плохо…
– Серьезно?
– Да. У нас на той неделе случай был – знаешь, бабушки-активистки?
– Знаю.
Кто ж их не знает? В церковь-то иногда не войдешь – сожрут! Активно! Раньше на них парткомы-месткомы были, а сейчас только церковь и осталась.
– Так вот. Одна из них выгнала из церкви девчонку. Якобы, платье слишком фривольное.
– Так и сказала?
– Почти, почти… Так батюшка Михаил заставил бабку в наказание сходить в парикмахерскую, сделать укладку, маникюр, педикюр, и месяц ходить только в брюках.
– И деньги на это выдал?
– Будешь смеяться – выдал. Специально. Сказал – грех гордыни ее обуял, она с таким и Христа в храм не пустит. [6]
– Да, плохо быть святее Папы Римского. Ладно, тебе адрес Оболовых продиктовать?
– Давай. Ну, с Савелием я понял, там что. А мать куда?
– Туда же. По этапу, – мрачно отозвалась Ирина. – Она ведь все знала, молчала, терпела… она соучастница получается, понимаешь?
– Может, ее запугали, забили…
– Кир, у нее на глазах умерла ее дочь. Понимаешь – ее ребенок! Потому что этот подонок сначала изнасиловал девочку, потом обрюхатил, запрещал выходить из дома, сделал ребенка, оставил без медицинской помощи – тут букет статей на все вкусы. Да любая нормальная мать в такой ситуации схватит нож, или топор, ну и…
Кирилл понимал.
И подозревал, что Ирине в такой ситуации и пистолет не потребовался бы. Зубами порвет не хуже оборотня.
Как говорится, кто простит, пусть первый бросит в оборотня камень. И не удивляется, когда тот прилетит обратно с довеском.
– Понял. Позвоню и поговорю. Потом тебе отзвониться?
– Отзвонись, пожалуйста. Это все-таки моя территория.
– Хорошо. До связи.
– До связи.
Ирина отключилась. И тут же опять щелкнула по телефону.
– Да?
– Алексеева, ты в участке?
– Пока еще да.
– Зайди ко мне на минуту.
– Да, Иван Петрович.
Интересно, зачем она начальству понадобилась?
Начальство было решительно недовольно жизнью.
– Алексеева, позвони домой.
– В общагу? Зачем?
– Да не в общагу! Мне только что звонили твои родители.
Ирина форменным образом офигела. Даже рот открыла. Потом закрыла, звучно лязгнув зубами, и поинтересовалась.
– И какого… что им нужно было?
– Не лучшие отношения? – прозорливо угадал начальник.
– Отвратительные, – открыла Ирина "секрет Полишинеля". – Им бы дочь подошла не участковым, а юристом в администрации, или нотариусом, хотя бы высокооплачиваемым адвокатом.
– Ясненько. И были возможности?
– Возможности у всех есть. А вот желания у меня не было. Ни тогда – ни сейчас.
– Ты им все равно позвони. Хорошо?
– Хорошо, Иван Петрович.
– Свободна. И с Савелием побеседуй. Есть тело, есть и дело, сама понимаешь.
– Понимаю. А ДНК? Сделали?
– Постановление запросили, ждем. Но должны дать. Свидетелей бы. Кто видел, как он младенца выбрасывал…
– Пока не нашла.
– Ищи. И – хорошая новость. Пальчики на коробке его.
– Отличная новость! А он даже перчаток не надел?
– Надел, наверное. Только коробку никто не протирал, ну и нашлись его пальчики. Там пара кусков липкой ленты очень удачно была…
– Вообще замечательно! – одобрила Ирина.
– Но на косвенных далеко не уедешь. Свидетели все равно нужны.
– Буду искать. Кто-то его наверняка видел, – кивнула Ирина.
– Ищи.
– Разрешите идти?
– Свободна.
Ирина вышла за дверь. Вышла из участка.
Отошла метров на двести, так, чтобы все пространство вокруг просматривалось, и никто не подобрался слишком близко. Вставила в телефон старую симку – и позвонила родителям.
– Какого черта?
Ирину даже не волновало, кто именно ей ответит – она просто была в бешенстве. Вот именно – какого? Блин? Черта?!
Рогатого?! Хвостатого!?
Кто вам дал право лезть в мою жизнь?! Вам чего еще надо, сволочи!?
Эти вопросы она и собиралась сейчас прояснить со всей пролетарской прямотой. Что за пофиг-нафиг? Еще ей на работу не звонили всякие там разные?
– Ирина?
Трубку снял отец, но восторженных воплей не получил.
– Я спрашиваю – какого черта?!
– Добрый день… дочка.
Если по замыслу родителей Ирина должна была сейчас умилиться… а ей кто-то об этом сообщил? Нет? Вот и не обессудьте!
– Мне, мать вашу зеброй, фамилию поменять и в другой город переехать?!
– Нет-нет! – отец отозвался так быстро, словно его телефон за палец цапнул. – Ирина, я по другому поводу звоню.
– Да неужели?
– У Вики дочка родилась. Александрой назвали.
– Замечательно. Очень за вас рада. Все?
– Почти, – замялся отец. – Женя нам кое-что рассказал…
– Замечательно.
– У тебя точно все в порядке?
– У меня все просто замечательно, – заклинило Ирину на одном и том же слове. – И будет еще лучше, если мне не станут звонить на работу.
Посторонние люди.
Эти два слова повисли в воздухе, но отец понял. Из трубки долетел вздох.
– Я… я не буду. Звони, пожалуйста, сама, хотя бы раз в месяц.
– Зачем?
– Чтобы мы не волновались за тебя.
Ответом было язвительное фырканье в трубку. Ага, вот так Ирина и поверила, что за нее волноваться будут! Вот так и оценила!
– Завещание я давно составила. И оно не в вашу пользу, ясно? Хоть обсудитесь, ничего не получите.