Рассвет и закат (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 66
Ирина вздохнула.
– Так-то да. Но не хотелось бы.
Кирилл хмыкнул.
– Это понятно. Ты уже налетела с этим пуделем…
– Женечка?
Вспоминалось уже с трудом, словно сквозь толщу воды. Как и не было ничего.
А как страдала!
Действительно, было б из-за кого, а то пудель! Тьфу!
– Налетела. А ты не налетал?
– Спрашиваешь! Даже два раза.
Ирина не стала просить рассказать, но Кирилл усмехнулся и принялся откровенничать сам. Понял, что любопытство хуже лишая, а сказав "А", надо и весь алфавит повторять.
– Один раз – после армии. Меня же девчонка ждала, колечко я ей подарил, ждать обещала… ну а когда попал в плен, когда пропал… Симонова помнишь?
– Жди меня, и я вернусь?
Эти стихи знали и помнили все. Константин Симонов выразил все то, что раз за разом повторяли жены, матери, дочери, мужчины которых уходили на войну.
Только очень жди. И спасешь меня своим ожиданием.
Эх, если б действительно это помогало! Если бы можно было любовью отогнать смерть от родного человека.
Но кто-то и впрямь возвращался. К тем, кто ждал и верил. Искренне. Истово. Или – неистово?
Как знать…
Может, кого-то и оберегает эта вера?
– Вот, она ждать не стала. И верить тоже. Я вернулся, а она уже замужем, ну там, естественно, парень побогаче…
– Ты ему морду бить не стал?
– Я даже отношения выяснять не стал. Знаешь, если б просто так вернулся, а то – оборотень. Мне бы самому с собой разобраться было, какая там любовь! Я вообще тогда про баб позабыл на пару лет, нельзя же так, свяжешься с человеком, а она волчат народит. Или ты ночью не удержишься, ты же помнишь, сколько про оборотней ужастиков ходило?
Ирина помнила. Голливуд оторвался. И от реальности – тоже, такое иногда снимали, что оборотням впору было помереть. Со смеху.
– А второй раз?
– Второй раз уже лет пять назад. Сама видишь, что предложить у меня есть…
Ирина кивнула.
Действительно, спокойный, уверенный в себе, симпатичный мужик на иномарке, со своим домом, со знакомствами, с работой…
Тут охотниц будет – вагон! Эшелон! Отбиваться замучаешься! Это она и сказала Кириллу.
Оборотень хмыкнул.
– Вот я и попался. Знаешь, есть такие женщины… от них как волна идет.
Ирина знала. Даже была лично знакома. Вот у кого-то грудь шестого размера, у кого-то волосы светлые, а кто-то рождается с даром притягивать мужчин. И хоть ты что тут делай!
Дано человеку! Просто – дано. Или суккубы в роду были? Кто их знает? Если вампиры водятся, то и суккубы могут, разве нет? Писали ведь о них средневековые монахи, значит, или видели, или слышали, не из пальца ж высасывали?
– И ты на такую наткнулся?
– Да. Внешне вроде и ничего особенного, но рядом стоять было просто невозможно – все дыбом стояло, – хмыкнул оборотень.
– Уши, лапы и хвост? – подшутила Ирина.
– Особенно хвост. И знаешь, такая вся… готовить умеет, в постели фейерверк, стелет мягко, я подумал – и чего мне еще надо?
– И чего тебе, собака, еще надо? – вспомнила Ирина бессмертного Ивана Васильевича.
– Я тоже так и подумал. А повезло, знаешь…
– Что, волк не одобрил?
– Как-то так. Это, конечно, чушь репчатая, про истинные пары и прочее, мы бы тогда уже шесть раз вымерли на манер мамонтов.
– Однозначно.
– Но чутье у зверей острее. Когда человек врет, его запах меняется, когда боится, когда ненавидит, любит…
Ирина кивнула.
– Знаю. И?
– Чужого запаха я на ней ни разу не чувствовал, не было такого. Она мне не изменяла. Но… знаешь? Дорогой, когда мы поженимся, у нас будет трое детей?
– Знаю. Сколько ее детей жило у мамочки?
– Двое. В интернате.
– Серьезно?
– Да. Сама понимаешь, когда девчонка мужикам головы кружит, а мозги у нее еще не соображают, как надо – замуж вышла, залетела, родила. Получился пацан, стали жить с мужем, и тут она понимает, что просчиталась. Денег особых нет, бриллиантов тоже нет…
– А заработать?
– Вроде и зарабатывает, но все не туда куда-то идет. Знаешь, главное ведь не заработать деньги, а сохранить и приумножить.
– Бабушка объясняла. И как экономить, и что дерьмо покупать – вшестеро дороже выйдет, и как вещи подбирать…
– Вот. Но худо ли, бедно, прожили с мужем шестнадцать лет. И тут ей подворачивается богатенький Буратино, под которого она и прыгает с восторженным визгом.
– А сын?
– А что – сын? Он взрослый уже, ему шестнадцать есть, пусть сам разбирается, если паспорт получил. От Буратины она рожает еще одного пацана, живут пару лет, и тут мужика сажают.
– И она остается с ребенком на руках.
– А возиться не хочется.
– Второго ребенка сдают в интернат, точнее есть такие школы, в которых дети месяцами живут.
– Иногда оно для детей и лучше.
– Вот. Сдала она пацана и принялась личную жизнь устраивать. Тут я ей и подвернулся.
– Сволочь какая! – от души высказалась Ирина.
– А то нет? Я когда понял, как она со своими детьми… да ни одна сука так со щенками не поступит! А эта…
– Хуже всякой мрази, – подвела итог Ирина.
– И главное, я уже хотел ей предложение сделать. Попросил знакомых по базе все пробить, тут и оказалось… она к младшему уж с полгода не ездила. Мы выходные вместе проводили, так она ребенка и не забирала, и сама не приезжала, чтобы мне потом не спрашивать – где она была?
– Тьфу, падла.
– Я к нему теперь езжу сам. Игрушки привожу, ну и так… почему-то я себя обязанным чувствую.
– А мамаша?
– Нашла себе очередного идиота. Пацан говорит, она обо мне расспрашивает, но он старается так сделать, чтобы мы с ней не пересекались. А в мой дом у нее хода, понятно, нет. И у ворот караулить нет смысла.
– Сочувствую.
– Да чего там сочувствовать. Вот женился б я на ней – тогда бы был достоин сочувствия. А так все нормально, обошлось. Хотя и обидно. Я вот, оборотень, а она человек. А хуже всякого зверя.
Ирина похлопала оборотня по бицепсу. Плечо было напряжено, мужчина явно переживал.
– Не грусти. Никуда не денешься, влюбишься и женишься.
– Ага, влюблюсь. Знаешь, тоже иногда неприятно бывает.
– Не поняла?
– Когда тебя, как племенного волка рассматривают.
– Че-го?!
– Да есть у нас там один кадр… вот, у него дочка. Решил под меня девчонку подложить, внуки-то могут в меня пойти, а это его неплохо так усилит.
– Ну хоть девчонка симпатичная?
– Иришка, да ей еще в куклы играть! Ей восемнадцать всего.
– Угу, а мне, можно подумать, пятьдесят.
– У вас не в годах разница, а в переживаниях.
Ирина только покачала головой.
Но почему-то ей было очень приятно. Где-то там, глубоко внутри. С другой стороны…
– А что такого страшного? Стерпится – слюбится, а там и дети пойдут, по возрасту ты вполне себе, тебе на ком-то молодом жениться надо, если уж тебе два срока отпущено, а то и три, вот, чтобы подольше с женой прожить.
– Об этом я не волнуюсь. Если хоть один ребенок окажется оборотнем, ей лет прибавится.
– В смысле? Ах да, кровь смешивается…
– Ну да. Идет воздействие на организм, конечно, беременность будет протекать тяжелее, но потом женщина и восстановится легче, и выглядеть будет намного лучше.
– Кому-то повезет. Почему бы и не девочке?
– Потому что я не проститут и не приживал. Перебьюсь.
– Поняла, не лезу…
– Ты вон, почему под кого-нибудь не подлегла? Ты девочка красивая, осталась бы в аспирантуре…
– Я не хотела.
– Ну сейчас. У тебя начальство есть, еще кто… но ведь ты так не делаешь? Хотя вы, ведьмы, можете сделать так, чтоб не только у волка шерсть дыбом.
– Брезгую. Меня дед с бабкой учили, что всего надо своим умом и трудом добиваться. А если продаваться, то плевок цена таким благам. За сколько купили, за столько и променяют. Или выкинут, или еще что… вон, сколько жен новых русских было… дед рассказывал.
– Он же у тебя тоже участковый был?