Кареглазка и чудовища (СИ) - Наседкин Евгений. Страница 3

Ученая вздохнула, кивком «простив» его, и Валера поспешно, с радостью, выкатил морозильную камеру из шкафа. В наушнике прозвенел голос Бергман: «Здесь!».

Наконец-то! На стеллаже было что-то небольшое, накрытое брезентом, из-под которого выглядывали покрытые изморозью цепи и разноцветные провода. И там действительно было шевеление. Это было лишним, но Крылова подняла брезент. Оттуда таращились сумасшедшие оранжевые глаза. Объект «Виктор». Мальчик с фотографии. Он еще был одурманен, но, уже не достаточно — в его глазах появились признаки голода. И он все больше приходил в себя. Скоро его будут сдерживать лишь цепи и мороз -30⁰ — хотя низкая температура лишь незначительно снижала активность морфов.

Она выразительно посмотрела на Антонова, и он достал шприц-пистолет. Седативные и миорелаксанты. Слоновьи дозы. Целый коктейль, подобранный ею.

— Увеличь дозу на 50 %, - сказала Елена Ивановна и, заметив скепсис на лице лаборанта, добавила. — Я тебя не спрашиваю. Увеличь, будь добр.

— Его стоит усыпить. Их всех, — все же высказался Антонов, копошась в медицинских инструментах. — Это слишком опасно.

Что-то зазвенело, и она увидела, как по полу покатился железный шприц.

— Тебе помочь?

— Все в порядке, не нужно, — ответил он.

Крылова не увидела, как Антонов снял перчатки, которые ему мешали, и потянулся к шприцу. А затем вскрикнул, как ошпаренный. Она подскочила и увидела, как его обнаженные пальцы покраснели и покрылись волдырями.

— В шприце осталась вода, капнуло, — оправдывался Валера.

Мокрую кожу обдало замороженным воздухом, после чего пальцы прилипли к металлическому инструменту. Ясно. Девушка вздохнула, и сама закончила ввод препаратов.

Голова Виктора, которая уже было начала дергаться, замерла. Вены побледнели. Скоро отключится. Она сфотографировала ребенка для отчета, и жестом приказала помощнику вернуть тело в камеру. Голос в наушнике и стук в окошко раздались почти одновременно.

— Елена Ивановна, к вам Александр Борисович. Простите, пожалуйста. Что-то важное и срочное, — Бергман была растеряна.

Крылова подошла к передаточному окошку, но там почти ничего не было видно. Потом она заметила длинные седые бакенбарды Керезоры — он был в карантинном предбоксе, что-то кричал и жестикулировал. Она протерла салфеткой защитное стекло, а Александр Борисович приложил к нему блокнотный листок с огромными словами: «ОН ПРОПАЛ С РАДАРОВ».

— Что значит пропал?! — она растерянно смотрела на коллегу-иммунолога через быстро запотевающее окно. — Это шутка такая? — пальцы утратили цепкость, и фотоаппарат выскользнул, рухнул на пол, разлетевшись вдребезги.

****

Сумрачный лес слегка освещался догорающими обломками самолета. Свет прыгал по деревьям, мелькал среди сплошного мрака, придавая происходящему мистический фон. Тощий ворон, сидевший на сосне, сощурился от света фар и нехотя улетел, тяжело маша ободранными крыльями. Черный внедорожник подъехал к пожарищу и с визгом затормозил.

Вышедшие из машины агенты Синдиката напоминали модифицированных монахов — они были в строгих темных парках длиной чуть выше колена, и на каждом висела цепь с подвеской — серебристый треугольник с заключенным в него лучистым глазом золотого цвета. Лица под капюшонами были скрыты плоскими очками ночного видения. У каждого был крупнокалиберный автомат, только пастырь Арго держал не оружие, а саквояж зеленоватого цвета.

— Прочесать территорию! — приказал он. — Не тормозим, работаем!

Трое автоматчиков разошлись по поляне, водитель занял место у выдвижной пулеметной точки на крыше джипа, а священник подошел к горящему самолету, развалившемуся на две части. Где-то здесь находилось нечто, способное попрать Божий замысел. Ковчег. Одно плохо — никто из них не знал, как он выглядит.

До тошноты воняло пластмассой и горелым мясом.

Арго достал из саквояжа дозиметр, и прошел с ним между передней и хвостовой частью самолета. Уровень ионизирующего излучения находился в пределах нормы, но на всякий случай, это нужно было проконтролировать.

Автоматчики прочесали местность и вернулись вытащить из огня трупы, и все, что покажется достойным внимания. Если здесь что-то есть, то Гермес, Дарий и Птолемей найдут это. Они справятся — он точно знал. Конечно, эти имена не были родными для ребят. Каждый, кто стал синдиком — оперативником Божьего промысла, а фактически, боевой элитой Синдиката — нарекался новым именем. За пять лет богобратья привыкли к новым именам чуть ли не больше, чем к тем, что получили при рождении. Вот, например, щуплый, но дерзкий Гермес — он с 14 лет носит имя мифического вестника божьей воли, проводника душ умерших в загробный мир. Он многого достигнет, если его не сгубит гордыня, — подумал Арго, разглядывая, как синдики вытаскивают из пепелища тела, похожие на обугленные крабовые палочки.

Нашли кулон, подтвердивший смерть Симона. Царство Небесное. Такова судьба богобратьев, не щадящих живота своего ради Священного мероприятия, — так Тринадцатый прозвал эту миссию.

Один пассажир выжил, он изначально был в хвосте самолета, и его выбросило ударом от столкновения с землей немного в сторону. Один из ученых, наверное. Среднего возраста, длинноволосый, с узкими скулами и воспаленными мутными глазами. Он был обречен.

— Где Ковчег?! — пастырь Арго боялся, что умирающий не успеет принести пользу.

Мужчина не понял вопроса.

— Ковчег? Где он?! У вас был Ковчег. Где он?! — повторял Арго раз за разом, чеканя каждое слово.

Видя, что умирающий пребывает в шоке, он махнул Гермесу, и тот сделал укол пассажиру в бедро. Через несколько секунд затуманенные глаза прояснились.

— Помогите! — прошептал он, воздух со свистом вырвался из легких.

— Дьявол! — выругался священник. — Где Ковчег?!

Умирающий ученый чуть подумал, при этом, казалось, что его умственные силы балансировали на пределе своих возможностей.

— Я не знаю, что это. Вы поможете мне?

— Майор Мчатрян нашел Ковчег. Вы летели с ним. Где Мчатрян? Где Ковчег?!

Казалось, что пассажир что-то понял.

— Я не знаю ничего об этом. Майор спрыгнул. С парашютом. Его здесь нет.

— А вы?

— Парашюты были испорчены. Было опасно.

— А Ковчег?

— Не знаю. Был красный дипломат… — мужчина закашлялся, а затем вырвал кровью. Силы его оставили, глаза закатились, обнажив голубоватые белки.

Гермес выразительно посмотрел на пастыря.

— Большего мы не узнаем. Он покойник.

Арго кивнул, он выглядел расстроенным.

— Согласен. Упокой его душу, Добрый Господин…

Гермес схватил умирающего в охапку, и оттащил обратно к обломкам. Как сумасшедший, почувствовавший гибель, тот задергался, пытаясь освободиться. Но оперативник оказался жилистым и сильным, несмотря на видимую субтильность, он легко приподнял ученого и швырнул к самолетному крылу. Шею богобрата стянуло — как заарканенного жеребца. Покойники крепко цепляются за жизнь — правда, безуспешно.

Гермес перекрестил мужчину, и пристрелил. Все трупы были сожжены огнеметами вместе с самолетом.

— Мы упустили Ковчег, — пастырь нервно потер лоб. — И Мчатрян исчез. Коллегия обвинит нас.

— Святые небеса! Но это ведь не наш промах! — не согласился Гермес, уже обтрусившись от пепельных хлопьев, и методично вытирая запачканные ботинки. — Виноват Буревестник.

— Приор первым нас и обвинит…

— Если бы он лучше выполнял свою задачу, то и мы не опростоволосились бы, — завелся юноша. — Почему мы до сих пор не имеем понятия, что это такое — Ковчег? Мы даже не знаем, как он выглядит! Как нам работать вслепую? Или он думает, что его вечная ругань полезнее наводок?!

— Гермес, довольно! Мы не можем винить старейшину. И ты не вздумай — НИКОГДА! Ты слышишь?! — пастырь побагровел. — Ты не представляешь, на что способна Коллегия! У приоров — власть, а она ожесточает…

Арго умолк, взяв себя в руки.

— Действительно… мы сами виноваты, — пробубнил он. — Это ведь мы упустили Ковчег.