Война за мир (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 27

Дело хорошее — взять и добить. Однако после нападение подводных лодок на Вильгельмсхафен в 1914 году Альянс очень внимательно отнесся к защите столь крупных баз от таких угроз. Тут и акустические посты, и поднимаемые подводные сети противолодочные, и поля дистанционно включаемых донных мин, и парк малых подводных лодок, адаптированных специально на борьбу со своими товарками покрупнее. И многое, многое другое. Ворваться на территорию Вильгельмсхафена в реалиях 1925 года было попросту невозможно. Ни торпедными катерами, ни подводными лодками, ни боевым пловцам… да и даже основными силами флота. Точнее ворваться-то можно. Но для них это стало бы быстрым, решительным и глупым финалом.

Про другие формы прикрытия также Генрих подумал.

Сухопутную часть базы прикрывали не только мощные береговые батареи, но и система фортов, дотов и прочих долговременных железобетонных укреплений. Не только с моря, а вообще — по кругу. Даже если противник высадился бы где-то в стороне, он все равно имел бы дело с сильными долговременными укреплениями и мощной артиллерией, готовой к ведению кругового обстрела — что по кораблям, что по сухопутным силам. Причем обороной эшелонированной. Она в какой-то мере походила на ту, что организовал сам Николай Александрович в Панаме, только менее масштабная и несколько иная.

Иная не по сути, а по компоновке. Например, для защиты от воздушной угрозы в Вильгельмсхафене было организовано несколько узлов с мощной зенитной артиллерией. Трехдюймовой и не только. Именно здесь, сработав на опережение, были установлены зенитные пушки калибром до 152-мм, переделанные из морских. Да, не самые дальнобойные. Но они имелись. И их было немало. Но они блокировались не в башнях ПВО, а располагались на открытых площадках с легким брустверным прикрытием и щелями, где можно укрыться от огня противника. А склады с боеприпасами были подземными. Плюс привод ручной. Они не стали заходить так далеко, ибо не планировали противодействовать слишком уж быстролетящим воздушным целям. Что, в целом было справедливо.

Генрих отличался весьма прозорливым характером и многое понимал в делах своего коллеги — Николая Александровича. Но постфактум. Потому что, в отличие от него не имел представления о том, какие варианты технических и организационных решений имели место в будущем. Он был продуктом своего времени и работал только с доступными ему сведениями. Да и по образу мышления не мог прыгнуть выше головы, сильно уж поднявшись над своими современниками. Те парадигмы, в которых он жил, быстро адаптировались к ситуации. Но они не могли ее опережать. Он не видел ситуацию на много шагов вперед в комплексе, просто потому, что ничего о ней не знал, в отличие от Николая.

Взять ту же историю с линкорами в Ютландском сражении.

Во время Русско-Японской и Западной войны русские сумели выиграть морские баталии, играя через преимущество в дальности, точности и концентрации огня, а также скорости хода. Для Генриха это было очевидно. Однако корабли уже в 1914 году по сути достигли технических пределов. Стрелять за горизонт без радаров они не могли прицельно, а про радары Генрих ничего не знал. Как упредить в дальности, если дальше стрелять нельзя? Со скорострельностью дела обстояли также. Как упредить в скорострельности, если быстрее стрелять было лишено смысла? Ведь снаряд летел ни одну и не две секунды. И нужно было корректировать огонь по всплескам. А как его корректировать, если снаряды чаще двух раз в минуту просто не долетают до противника? Далеко. И так далее, и тому подобное. Куда не плюнь — везде очевидный технический тупик. Да, можно сделать пушки, которые будут стрелять на те же пятьдесят километров. Но зачем? Как в текущей ситуации из них куда-то там прицеливаться? Поэтому, опираясь на известные ему сведения, принял решение о работе через концепцию «больших батальонов».

Да, русские продолжили тенденцию строить еще более крупные линкоры, нежели «Эросы» времен Западной войны. Но стрелять за горизонт они не могли. По скорости тоже прыгнуть выше головы не имели возможности, тем более, что тактика противодействия «кроссинг Т» была уже прекрасно отработана. Поэтому Генрих не стал бездумно копировать то, что делали на востоке. Он решил сделать ставку на приемлемо мощные корабли, способные уверенно стрелять до горизонта. Но построить таких линкоров как можно больше. То есть, не концентрировать, а наоборот — распределять огонь по фронту. Что должно было поднять живучесть ордера в целом под огнем противника. Плюс — это позволяло увеличить количество «стволов» главного калибра и увеличить вероятность поражения. Ведь оно работало по принципу больших чисел. Чем больше снарядов летит во врага, тем больше шанс попаданий. А чем больше попаданий, тем выше вероятность каких-то критических повреждений.

Конечно, русские плотно занимались авианосцами. Но эксперименты показали — самолеты, взлетающие с авианосцев, были еще слишком малы и легки, чтобы нести достаточно тяжелые бомбы. А мелочью никаких серьезных повреждений большому линкору не причинить. Он таких «подарков» переживет за сотню, не сильно пострадав.

До Генриха доходили слухи и о торпедоносцах. И даже фотографии. Но его эксперты в один голос говорили — ничего хорошего пока из этого не выйдет. Во всяком случае — пока. И самолеты с торпедами взлетают с трудом, рискую погибнуть и повредить авианосец. И в воздухе держатся очень плохо, представляя шикарную цель, легко уязвимую для зенитных средств. Как беременная утка. Да и сами торпеды очень часто детонируют или выходят из строя при ударе о воду. Так что эксперименты по этому направлению велись, но не более того. Генрих был уверен — Николай Александрович тоже не более чем экспериментирует. Он был уверен, что все эти тяжелые ударные авианосцы — просто пыль в глаза. И секрет в чем-то другом. Напряженно это искал и раз за разом не находил. И с каждым таким циклом все больше уверялся в том, что наконец-то этот «хитрый византиец» промахнулся. Наконец-то Николай Александрович ошибся с выбором своего технического решения…

Однако базу в Вильгельмсхафене он решил защитить не только он существующего вооружения, но и от перспективного. Поэтому и понаставил там богато зениток калибром вплоть до 152-мм. А еще построил три бетонированных аэродрома, окружающих эту военно-морскую базу по внешнему периметру. И еще один — внутри. С этих аэродромов, кстати, действовали самолеты, ведущие войну за превосходство в воздухе по устью Эльбы.

В общем — очень солидно. К Вильгельмсхафену на кривой кобыле было не подъехать. Это была настоящая, мощная база флота, в которой корабли чувствовали себя в безопасности. Во всяком случае так считали в Альянсе. Николай Александрович же рассудил совсем иначе.

Четвертого июня, в три часа пятнадцать минут по местному времени над городом появились дирижабли типа «Колибри». В полной темноте и на максимальной высоте, для чего был применен даже дополнительный подогрев баллонов, заметно увеличивающий расход топлива.

Была легкая облачность. И дирижабли заходили на цель с наветренной стороны так, чтобы не выделяться визуально наблюдаемым неестественным ходом движения. Да, прожектора, которые применялись в обороне Вильгельмсхафена, так далеко по данным разведки, не били. Но мало ли? Зачем рисковать на пустом месте?

И вот, зайдя в зону поражения, они начали сброс бомб. Маленьких таких тонкостенных бомб массой по полсотни килограмм. Основного действующего заряда взрывчатки в них не было. Просто при падении с такой высоты они гарантированно разрушались, высвобождая размещенный в них сжиженный хлор. Грубо говоря — это даже не бомбы, а контейнеры со стабилизаторами. Конечно, в каждой такой бомбе имелся самоликвидатор на всякий случай и его можно было бы рассматривать как заряд взрывчатки. Но там было совсем немного тротила — едва достаточно для надежного разрушения корпуса.

И вот таких вот маленьких контейнеров полетело очень много, создавая сплошное поле поражения. Относительно равномерное, благодаря высоте и рассеиванию.