А не пора ли мне в ОТПУСК?! (СИ) - Нетт Евгений. Страница 42

Неужто придётся наниматься к кому-то репетитором? А наймёт ли кто-то ребёнка? Разве что для обучения такого же мальца… М-да. Как-то я за собой особых преподавательских способностей не замечал, а из примеров у меня есть только Целестия, доносящая знания путём вдалбливания оных куда можно и куда нельзя, и Форт, в моём обучении откровенно сачковавший. Да, я получил от него прорву полезных советов, но именно их практическому применению он не учил. Просто лишал меня всех сил, вдохновляясь результатами одной стервозной особы.

Исключи я хоть что-то из списка того, что желаю сохранить и защитить, то ситуация стала бы в разы проще, но это не то решение, которое я готов принять. Всё или ничего, как говорил один мой мертвый знакомый, земля ему пухом. Помер он, кстати, как раз из-за желания защитить вообще всё и всех, но я-то не он, как-нибудь сдюжу.

Верно ведь?

К моменту, когда мы с отцом подошли к особняку деда, — препятствий нам не чинили, и вообще все вели себя так, словно ничего не произошло, — город уже утонул в вечернем полумраке. Я и так не слишком-то рано слинял с тренировки, а потом ещё и ждал довольно-таки долго. Плюс разговоры и путь сюда. Вроде и недолго, но тоже отняло время. А уж если дед и вовсе не знал о том, что его план раскрылся, то становились предельно ясны причины, по которым нам потребовалось его дожидаться.

Но ничто не вечно, и спустя какое-то время я с отцом уже расположился напротив хмурого и серьезного деда, гадающего, какие причины нас сюда привели. Если он не бог всех актёров и интриганов, то он именно гадал — это я видел отчётливо, сумев как следует его изучить за эти годы.

— Зачем? — Первым спросил я, едва поймав взгляд человека, лишившегося моего доверия. Выждав несколько секунд и не получив ответа, я продолжил: — Я тебе верил больше, чем кому-либо. Но ты растоптал это доверие. У меня остался только один вопрос. Зачем?

— Потому что того требовал род. — Старик посмотрел сначала на меня, а после вперил леденящий кожу взгляд в папу. — Да, Волан. Так же я ответил и тебе когда-то. Но если тогда я ошибся, сильно ошибся, поставив род превыше всего, о чём теперь сожалею, то теперь… Всё не так однозначно. Вы оба — далеко неглупы, и если Золану может не хватать опыта, то ты, сын, не можешь не видеть, насколько близко людское царство к новой войне.

— Не вижу взаимосвязи, отец.

— Помнишь, скольких иллити потеряли в позапрошлой войне? А в прошлой? И кто выжил, взяв в свои руки бразды правления нашим родом? — Цифры и соотношения сами собой всплыли в памяти. Изначально иллити было около пятнадцати тысяч, и во время той самой, первой для нашей расы войны. Погибло больше восьми тысяч. Осталось семь, и ко второй, прошлой человеко-демонической войне, это число выросло до двенадцати тысяч. Разразившаяся бойня ударила по иллити сильнее, чем когда-либо, и к концу этой войны нас осталось всего пять тысяч. Спустя пятьдесят лет численность поднялась до практически семи тысяч… И в дверь, выходит, готова постучаться новая война? Так же мне помнится, что среди участвовавших в непосредственно сражениях гибли, преимущественно, сильные маги, которых генералы людей использовали чуть ли не как мясо. Слабаки, встречающиеся даже среди нашего рода, выживали… И теперь мне это не кажется таким уж естественным процессом — скорее целенаправленным ухудшением генофонда. — Помнишь, по глазам вижу, что помнишь. И как ты считаешь, сколько нас останется после новой войны? Умру я, умрёшь ты, умрёт Амстер — и останутся только ваши дети, да горстка слабосилков. Слова о чистоте и силе крови не просто сказка, сын. И мы этой крови порядком подрастеряли. Как в такой ситуации я могу позволить Золану выйти за женщину расы Вейри? Его дети в лучшем случае будут полукровками, в них не будет доминантного гена.

— И мы, иллити, рискуем полностью исчезнуть. — Вставил отец, воспользовавшись образовавшейся паузой. — Считаешь это достаточной причиной?

— Да, считаю. Так меня воспитал мой отец, так я пытался воспитать тебя и твоего брата. Так надеялся воспитать и Золана… но в чём-то ошибся, раз в его глазах сейчас нет ни крупицы понимания.

— Правильно папа говорил, называя старейшин закостенелыми старыми пнями. Ты, дедушка, пошёл на предательство, не обдумав всех вариантов. Вот, в чём ты ошибся.

— И о каких же вариантах ты можешь мне поведать, внук?

Ехидцу в его словах было сложно не заметить, так что я решил ответить тем же, щедро сдобрив слова искренним презрением, замешанном на гневе.

— Тебе знакомо такое понятие, как многожёнство? А «наложница» тебе о чём-то говорит? Может, тебе книжку-другую принести? Или из своего, заёмного опыта набросать? Тот работорговец был в этом весьма сведущ…

— Ты слишком многое себе позволяешь!

— Я говорю с тобой как внук с дедом, а не как иллити со своим повелителем. Дерзость? Поверь, в моих глазах ты заслужил совсем иного отношения.

— Убирайся. А ты, Волан…

— Меня тоже здесь более ничего не задерживает, господин Зар`та. Прошу более не считать ни меня, ни членов моей семьи своими родичами. — Маска на лице деда дрогнула, окончательно рассыпавшись после того, как отец, которого я сейчас всецело поддерживал, добавил: — Да будут предки свидетелями моих слов.

На мгновение комната утонула в ощущении чужого, почти осязаемого внимания, а после всё стихло. Только тихо капали стекающие на пол чернила из раздавленной стариком ручки, попавшейся ему под руку. Я знал, какой смысл в себе несёт последняя фраза отца. То, чего он когда-то сумел избежать. Полное, безоговорочное отречение. Только в этот раз — добровольное. Сейчас, я уверен, и у меня, и у него на спине появились соответствующие метки, проявляющиеся лишь у предателей, отказавшихся от своего рода. Поспешное и малодушное решение? Отнюдь. Просто в отношениях между людьми, любых, деловых или родственных, есть черта — когда подобная тончайшей, незаметной нити, а когда наоборот, похожая на массивную, неприступную стену. Из-за этого можно даже не заметить момента, когда ты её пересёк, разрушив всякую возможность всё исправить. Так случилось и сейчас: отец единожды стерпел предательство собственного отца, и спустя годы честно попытался восстановить с ним отношения. Вот только тот не оправдал доверия, ударив даже не по самому отцу, а по мне — единственному его сыну. И даже здесь папа со всей присущей ему искренностью попытался разобраться в проблеме, попытался дать деду второй шанс, но тот отмахнулся от этой попытки, как от назойливой мухи. Закостеневший в своих убеждениях, ставящий род превыше родных, Зар`та ошибся в последний раз.

Часть VI.

Отец направился прямиком домой, а вот я поспешил в ранее занимаемое мною, Файей и Лилиан крыло, намереваясь забрать оттуда девочку. Конечно, придётся повозиться с поиском хороших людей, готовых удочерить сироту, но я уверен, что со связями отца возможно и не такое. Он был весьма известной личностью в кругах ремесленников, так что я намеревался искать именно среди них — обеспеченных, привязанных к земле семей.

— Лилиан, собирайся. Мы переезжаем.

— Господин? — Файя, вошедшая в комнату девочки следом за мной, чуть наклонила голову, выражая таким образом недоумение. — Что случилось?

— Моя семья отреклась от рода. Прости, но тебя я с собой взять не могу.

— Что же с Лилиан?

— Подыщу ей приёмных родителей. — Краем глаза замечаю, как ребёнок замирает в неподвижности, сжимая в руках всего один свёрток. — Уже всё собрала?

— Да!

— Ну, тогда пойдём. Ещё раз извини, Файя.

Несмотря на то, что я стал, фактически, изгоем для иллити, во взгляде Файи не было ничего кроме привычной готовности служить. Её ли собственная это черта, или следствие подготовки слуг — сейчас это не так важно. Куда важнее именно то, что она, в отличии от уже осведомлённой стражи, не смотрела на меня, как на прокажённого.

— Я искренне желаю вам удачи, господин…!