Дочь творца стекла (ЛП) - Брайсленд В.. Страница 24

— Я его не поддерживал! Ты знаешь, какой он!

— Как бы там ни было, — Камилла села рядом с Рисой в кресло. Она злилась, но ее голос был нежным, мягче обычного. — С Рикардом многим сложно.

— Он пел новую песню, и это ее расстроило, — объяснил Мило.

Камилла растерялась.

— Плохую о пиратше?

— Плохую обо мне, — с пылом сказала Риса. — О смелой и бесстрашной дочери стеклодува, богине в белом.

Камилла изобразила возмущение.

— Серьезно? Боги. Мило! Это любого расстроило бы.

— Он пришел с Амо! Я его не звал! — возмутился Мило. — Ты была там, когда он начал ее писать!

— Я не обращаю внимания на него и его песни, — это были самые недовольные слова от Камиллы. — Не стоит и тебе, — мягче сказала она. — Он — дурак.

— Мне не нравится, как он на меня смотрит. Он будто влюблен!

— Он играет, — сказала Камилла.

— А что такого с тем, как он на тебя смотрит? — напряженно сказал Мило. — Кому-то не из Семи и Тридцати нельзя смотреть на Диветри?

— Нет. Ты знаешь, о чем я, — парировала Риса, злясь, что он такое подумал.

— Я просто не думаю, что казарра должна вести себя так… надменно.

— Мило, — предупредила Камилла.

— Мне жаль, что Рикард расстроил Рису. Честно. Но он просто восхищается ею как героиней.

— Я не героиня! — Риса хотела ударить Мило. Она снова злилась на него за то, что он указывал, как должна себя вести Семерка. — Три казы разрушено за ночь. Люди пострадали! Мои родители похищены! Это жизнь. Она ужасная, а Рикард может только сочинять плохие рифмы о ней… обо мне! — она стукнула себя по груди. — Он использовал меня, чтобы собирать деньги. Это не правильно!

— Ты героиня, — возразил Мило, повысив голос. — Ты спасла эту казу прошлой ночью. Нравится тебе или нет, боги тебя любят!

— Не любят! Боги не выбрали меня в инсулы. Мое стекло ничего не стоит. Мой отец отвернулся от меня, а теперь его нет, а я тут… пытаюсь справиться. Во мне нечего превозносить.

Мило уже кричал:

— Если бы ты перестала вести себя как обиженный ребенок, а стала думать как казарра, ты бы увидела. Священники сказали, что ты не нужна в инсулах. Потому что боги знали, что ты понадобишься тут, — его обычно дружелюбное лицо покраснело от злости. — Ты нужна, Риса. Все в этой казе нуждались в тебе прошлой ночью! Думаешь, брат и сестра с лун не знали, что делает принц Берто? Только ты могла протрубить в рог своей семьи прошлой ночью. Только ты! Твой кузен был бесполезен. Если бы тебя выбрали на фестивале, ты была бы заточена в одной из инсул, а каза развалилась бы. Твоя семья потеряла бы место в Семерке!

Его речь ударила по ней. Она отшатнулась и села на стул, слезы выступили на глазах. Она дышала, что-то трепетало в груди. Слабая надежда впервые ожила. Не понимая этого, она взяла одну из своих чаш со стола, стала гладить поверхность, чтобы ровное стекло успокоило ее. Он не имел права отчитывать ее, но она хотела верить ему.

— Мило, — голос Камиллы был тихим, словно она его предупреждала.

— Я высказался.

— Мы обсудили это ночью.

Мило напрягся с вызовом.

— Я знаю границы, сестра, — сказал он. Рисе казалось, что она слышала разговор, который не должна была. Камилла отошла на шаг, скрестила руки, а он продолжил. — Риса, прости, что я говорю прямо, но ты знаешь, что я прав. Я еще не знал девушки, благословленной богами так, как ты. Ты могла убедить себя, что ты не нужна, но все в этой казе сказали бы другое. Я хочу, чтобы ты верила им. Я хочу, чтобы ты верила в себя! Это все, что я должен сказать.

Во время этой речи голос Мило стал прежним, мягким. От эмоций он немного охрип. Он отвел взгляд на сестру, лицо было виноватым. Он опустил плечи.

— Я больше не могу.

В тяжелой тишине в комнате после слов Мило прозвучал едва слышный женский шепот. Риса увидела, как Мило повернул голову. Камилла тоже была удивлена.

— Когда это кончится?

— Кто это? — спросил Мило. Он пошел в сторону балкона. Камилла коснулась кинжала на поясе, прошла к двери.

Низкий голос ответил, тоже едва слышный:

— …столько, сколько нужно, — голос ее отца.

— Знаю, я должна быть сильной. Знаю, милый, но я боюсь, что…

— Где они? — завопила Риса. Она думала, что голоса ей показались, но раз их слышали и Мило с Камиллой, она знала, что они были настоящими. — Это мои родители! Где они?

— Тихо, — перебила ее Камилла, взмахнув рукой.

— …в порядке. Она в порядке, — сказал Эро. — Не говори громко. Другие услышат.

— Я не могу поверить, что Диоро уговаривают нам передать Берто Оливковую корону из-за обещания принца вернуть их казу!

— Ты знаешь, что я не соглашусь, — сказал Эро. — Хотя бы Урбано Портелло на нашей стороне, даже после прошлой ночи. Он не сдастся.

— Там! — Мило указал на Рису. Она подумала, что он обвинял ее в изображении голосов. Он указывал на предмет на ее коленях… на недавнюю чашу Рисы, которую она на днях показывала Паскалю.

— Осторожно, — предупредила Камилла, когда он подбежал к хрупкому предмету.

— Мне жаль, — Джулия звучала как издалека, но слова были четкими. — Но у меня подозрения насчет быстрых похорон короля. Еще ни разу в истории страны похороны не проводили без церемонии.

— Я благодарю Муро за Фредо, — сказал ее отец. — Если бы он не завершил ночью ритуал…

Волоски встали на шее Рисы от слов, но она была рассеяна. Мило опустился перед ней.

— Точно, тут, — они с Рисой заглянули в чашу голубого стекла, наклонили, чтобы туда попал свет. — Смотри!

Риса злилась, что его голос заглушал едва слышные голоса ее родителей, и она хотела, чтобы Мило притих. Свет в комнате собрался на дне чаши, задел края, когда Мило поправил ее.

— …выжить в стенах инсулы. А Риса? — когда она забрала у него чашу, тени приняли очертания. В пруду света она видела не свое отражение, а родителей. Она смотрела на них снизу, словно они нависали над ней. Ноздри Джулии раздувались, когда она задала вопрос.

Рука обвивала ее плечо, Эро говорил ей на ухо. Он вздохнул.

— Ты слишком сильно переживаешь. Наш львенок будет в порядке, любимая.

Джулия протянула руку к ним, и Риса затаила дыхание. Мило и Камилла смотрели на тени поверх ее плеча.

— Видите? — выдохнула она.

— Невероятно, — прошептала Камилла.

— Но я переживаю, она одна, — пальцы Джулии закрыли картинку, она провела круг в середине чаши.

— Фредо присмотрит за ней, как и за всей казой.

— Как ты это делаешь? — спросил Мило. — Это чары Диветри?

— Мы не знаем, завершил ли ритуал Фредо, — тихо сказала Джулия.

— Наверное, это делает кто-то из родителей, — сказала Риса. — Это не я.

— Кто еще мог?

Картинка погасла. Остались свет и их отражения.

— Вернитесь! — она затрясла чашу. Отчаяние поднималось в груди. Было поздно.

— Что случилось? — Камилла сжала край чаши. — Как мы их видим, если они далеко?

— Не знаю, — сказала Риса. Ее сжали две эмоции. Радость от вида родителей, от их голосов, от осознания, что они вместе и живы. Но и боль, что они так резко пропали. — Я просто не знаю. Феррер Кассамаги сказал, что его предок работала с такими чарами, но мои родители не могут.

— Это чудесно, — сказал Мило. — Ты увидела казарру и казарро. И ты все еще веришь, что тебя не любят боги?

— Боги шутят, — с горечью сказала Риса. — Они показали, что мои родители не верят, что я могу позаботиться о себе, тем более — о казе.

Голос Камиллы был возмущенным:

— Они так не говорили.

Камилла тоже думала, что ее нужно было поучать? Риса все еще ощущала горечь.

— Мой отец лучше умрет, чем даст женщине коснуться рога Диветри. Я хотела бы, чтобы он слышал Рикарда… о, нет, — Риса зажала рукой рот. — Рикард.

— А что он? — спросил Мило.

— Его песня! Феррер Кассамаги просил не выделяться. Если кто-то из Тридцати, кто на стороне принца, услышит песню, я стану мишенью!