Магос: Архивы Грегора Эйзенхорна - Абнетт Дэн. Страница 29

Оркестр начал играть увертюру. Настоящая буря звуков изливалась с трепещущих струн и из жерл пронзительных труб. «Молитва» Зорамера, одно из любимых произведений Хапшанта. Эндор откинулся на спинку стула и продолжал поглядывать на частную ложу, но ничего, кроме редких бликов на бинокле, не выдавало ее посетителя.

У Эндора болела голова. Даже музыка уже не помогала. В последнее время голова вообще болела очень часто, и Тит считал, что виной всему проклятый климат, который он вынужден был терпеть ради поимки Малико.

Сцену заливал яркий белый свет прожекторов. Как только красный занавес поднялся, танцоры выбежали на нее и закружились на фоне гололитической проекции, изображающей горы, покрытые редким лесом. Среди деревьев виднелись руины древних храмов – безмятежный пейзаж, неподвластный времени.

Деревянные духовые инструменты в оркестре зазвучали громче, и танцоры замелькали еще быстрее. Легкие белые одежды и плавные движения делали их похожими на снежинки. Внимание Эндора привлекла одна из артисток. Очень стройная, она буквально парила над сценой. Ее шаги были идеальны, жесты – выразительны и безупречны. Волосы танцовщица стянула в тугой пучок на затылке. Толстый слой белой пудры на ее лице, неподвижном, будто посмертная маска, подчеркивал идеальную математическую симметрию скул.

Эндор отвел бинокль от ног девушки, в прыжке напоминающих мощные пружины, и переключил внимание на частную ложу. Блики на металле. Тот, другой, тоже смотрел на танцовщицу.

После представления Тит отправился в бар на улице Зейк, который облюбовали посетители Театрикалы. Весь зал сиял от множества зеркал и хрустальных канделябров.

– Чего изволите, уважаемый? – спросил бармен в униформе.

– Джойлик на хлебных зернах с ледяной стружкой и ломтиком цитруса, – попросил Эндор. Это был его любимый напиток с тех самых пор, как они с Грегором захаживали после службы в тот бар на улице Зансипла. «Жаждущий орел». Да, точно, он назывался «Жаждущий орел». До чего же быстро тускнеют воспоминания!

Заказ ему подали на бумажной салфетке. Джойлик оказался так себе, к тому же слишком теплый. Из-за этого лед растаял слишком рано, и кусочек цитруса грустно кружился среди маленьких льдинок.

Однако он выпил все до дна и заказал еще. Головная боль стихла.

В помещении раздавался гул голосов, доносились обрывки чьего-то спора. Эндор подумал, не позвонить ли Либструму, но решил, что не хочет слушать очередное сообщение на автоответчике.

Он заказал третью порцию алкоголя и откинулся на спинку стула, осматривая помещение. В основном здесь были мужчины в щегольских костюмах. Атмосфера царила несколько буйная и вместе с тем дружеская, как на вечеринке в частном клубе. Посетители хохотали и хлопали друг друга по спинам. Несколько присутствующих дамочек были либо чьими-то женами, либо куртизанками, но каждая, словно магнит, притягивала к себе ухажеров.

«Кароскуре нужны женщины», – записал в блокнот Тит Эндор, затем подчеркнул эту фразу и добавил к ней два восклицательных знака. Как и многие колонизированные миры, в основе экономики которых лежала добыча минералов, Кароскура старательно привлекала квалифицированных рабочих, обещая оплату переезда и проживания. Мужчины, соблазняясь хорошим заработком, стекались сюда со всего сектора и очень быстро превзошли числом местных женщин. По последним данным, соотношение на нефтяном побережье составляло десять к одному в пользу сильного пола.

Эндору и самому не хватало женской компании. Раньше у него никогда не бывало проблем на этом фронте. В прошлом харизма, внешность и профессиональный статус гарантировали ему внимание любой женщины, на которую он только мог положить глаз. Ситуация на Кароскуре напоминала осаду: припасов на всех не хватало.

Он вернулся в свое жилище. Либструма там не оказалось, не было и пропущенных звонков от дознавателя. Эндору показалось, что стопки блокнотов кто-то перемешал и переставил с места на место. Он начал их перебирать. Сюда кто-то проник?

Тит Эндор проснулся поздно, принял душ и побрился. Глядя на отражение, он подумал, что никто в этом мире не молодеет. Он выглядел осунувшимся, с заострившимися чертами лица и болезненным цветом кожи. Эндор решил, что во всем виновата слишком долгая зима.

Какое-то время назад он поседел и начал собирать волосы в хвост, потому что так удобнее. Его лицо пересекали глубокие шрамы, которые оставила жизнь, полная сражений. Но самая большая отметина, скрытая от чужих взглядов, была на ноге. На шее, на черном шнурке, Эндор все еще носил зазубренный зуб заурапта, который Грегор извлек из его плоти сразу после того, как Тит прогнал хищника. Бронтотаф, вот где это было. Бронтотаф. Сколько же лет прошло с тех пор?

Они были прекрасными друзьями. Лучшими. Можно сказать, братьями. До того неприятного случая несколько лет назад. Недопонимания, которое Грегор решил не прощать. Не по вине Эндора. Так уж сложились обстоятельства.

Но это до сих пор печалило Тита. Он скучал по старому другу. Интересно, что с ним стало? Наверное, ничего интересного. Грегор никогда не подавал надежд.

Продолжая разглядывать отражение в зеркале, Эндор повертел зуб в руках. Если верить бронтотафским преданиям, то над ним висело проклятие. Даже после смерти заурапт продолжал преследовать добычу. Особенно если жертве удалось убежать или ускользнуть от его зубов. Дух заурапта всегда был где-то рядом, шел по пятам. Когда-нибудь он наконец настигнет его, нанесет удар и сведет счеты.

Тит Эндор рассмеялся. Отражение в зеркале – тоже. Его преследовало множество призраков, из которых громадная хищная рептилия была далеко не самым страшным.

Инквизитор должен рационально относиться к подобным вещам.

Он в очередной раз задумался, куда мог деться Либструм.

Зуб тяжким грузом свисал с шеи.

Тит Эндор дал взятку, чтобы его пустили в Театрикалу днем. Он бродил по галереям верхнего уровня, разыскивая дверь в четыреста тридцать пятую ложу. Но такой не было. На полу в коридоре лежала красная ковровая дорожка, а стены оказались оклеены алыми обоями, отчего возникало ощущение, что он бродит по громадным кровеносным сосудам. В воздухе пахло застарелым дымом от палочек лхо. Отыскались двери с номерами четыреста тридцать четыре и четыреста тридцать шесть. Эндор старательно ощупывал мягкую алую стену, пытаясь найти скрытый рычаг или потайную дверь.

Либструм так и не вернулся, а головная боль все усиливалась. Эндор отправил с курьером возмущенный отчет в ордо. Затем, сидя в своем жилище со стаканом джойлика в руке, он перелистывал блокноты, пытаясь отыскать хоть какую-то закономерность.

Ложа четыреста тридцать пять. Гонрад Малико. Блики на театральном бинокле в тенях. Девушка. Та девушка, стройная танцовщица.

Время от времени он думал о Грегоре. Эндор всегда отличался умом, красотой, хитростью и жаждой славы. Грегор же был трудолюбив, прилежен, флегматичен и надежен.

– Где же ты сейчас, старый друг? – спросил Тит у пустой комнаты, – Я всегда был любимчиком Хапшанта, и посмотри, что стало с моей карьерой. А чем же занимался ты?

Тот неприятный случай все еще беспокоил Эндора. Тогда он оказался в сложном, чертовски сложном положении. Несколько его предыдущих дел отправились на пересмотр. Подробности исказились, и – исключительно из-за узколобости отдельных личностей и по политическим соображениям – возникли определенные подозрения. В конце концов, у него просто не осталось выбора. Когда люди из Ордо Маллеус предложили перейти к ним, пришлось согласиться. Они сказали, что Грегор занимается какими-то недобрыми делами и что если Эндор поможет вернуть старого друга на путь истинный, то пересмотр дел отменят. Тит не шпионил. Он просто присматривал за старым товарищем. Так уж сложились обстоятельства.

Он отправился на следующее представление в Театрикалу, а потом в клуб, где смешался с группой флотских офицеров, проводящих отпуск на поверхности планеты, и увязался с ними в бар с танцзалом на соседней улице. Численность женщин в этом заведении противоречила статистике. И с этими женщинами можно было потанцевать.