Сломанная защита (CИ) - Вечная Ольга. Страница 38

Слезы чертят на лице тонкие линии, я быстро вытираю глаза, не желая верить в клевету. А это клевета, какие еще сомнения? Фотошоп, какая-то подделка. Я так и пишу Оксане:

«За клевету тебя саму размажут по стенке. Остановись! Оставь его в покое!»

Боже, что я делаю?! На видео он целуется с малолеткой, а я продолжаю защищать его! Даже сейчас? Всегда! Дура, полная дура. Он меня уничтожит. Он размажет меня по стенке.

«Это не клевета, запись подлинная, дата вчерашняя. Так ты приедешь или нет?»

Глава 35

Андрей

Первый месяц нового года выдался тем еще. Давненько время не тянулось так медленно, ожидание сматывало остатки нервных волокон на катушку потребности в близости. Потребность росла, мне хотелось всего и сразу. Много.

Должен был бы давно привыкнуть, я ведь всегда чего-то жду — сделки, суда, следующего хода оппонента… живу от встречи к встрече. И я действительно привык. Но опытным путем удалось выяснить, что я совершенно нетерпелив, когда дело касается личного. Работы много, ночами то и дело включается бессонница, и все по кругу. Полагаю, февраль предстоит не менее насыщенным, но хотя бы вечера перестанут быть пустыми. У меня огромные планы на наши с Лидией вечера.

Моя помощница Алена отчитывается по делу, которое я ей поручил. В целях благотворительности, ради поддержания имиджа фирмы и обучения молодняка каждый месяц мы берем несколько бесплатных дел. Занимаются помощники, но мы с партнерами, разумеется, курируем.

— Ага, молодец, все верно. И здесь правильно. Хорошо, я доволен, — киваю. — «Любовных» записок снова не было?

Аленка пожимает плечами:

— Либо отстали, либо готовят что-нибудь особенное.

— Даже не знаю, радоваться или тревожиться. Может, в следующий раз зарифмуют?

— Вы совсем не переживаете по этому поводу, Андрей Евгеньевич? — спрашивает она. — Ни капли?

— У меня нет на это времени, — пожимаю плечами. — Понимаешь, люди, которым есть что предъявить — действуют. Это тебе совет на будущее. Либо живи так, чтобы было не к чему прикопаться, либо блефуй до последнего. Вот пишут они нам пожелания скорейшей мучительной гибели, тратят на это время, силы, выжидают, когда мы начнем паниковать или хоть как-то реагировать. Мы же в это время заключаем миллионные сделки, заводим отношения, покоряем новые вершины.

— Какой смысл бояться? При реальной угрозе — нападут.

— Именно. Все остальное — тявканье. Собаки лают… — делаю паузу.

— Караван идет.

Киваю ей. В этот момент в кабинет врывается Казаков, подходит к моему столу и упирается в него ладонями, нависает, смотрит на меня, глаза горят огнем.

Я откидываюсь в кресле, чуть отъезжаю, чтобы восстановить неприкосновенность своей зоны комфорта. Ожидаю продолжения.

— Ну пздц! — говорит он, всплеснув руками. Глеб практически никогда не использует мат — начитанный образованный сноб, он умеет уничтожить вежливыми выражениями. Из его уст «пздц» — означает серьезную проблему, не пробитое колесо или потоп в квартире.

— Подробнее, — подбираюсь.

— Панков, сука. Тебе еще не поступало предложений?

Панков — это ведущий адвокат из конкурирующей фирмы. У нас с их конторой весьма натянутые отношения, мы едва не подрались в суде полгода назад, когда я вынудил их клиента пойти на унизительнейшее соглашение. На всякий случай я проверяю сотовый.

— Пока ничего. А по поводу?

Глеб едва сдерживается, чтобы не начать орать, он кладет передо мной свой сотовый так аккуратно, словно тот может превратиться в прах и рассыпаться. Пока я смотрю, что там, он мерит шагами кабинет. У меня уже все посчитано: пятнадцать — в одну сторону и двадцать — в другую, двадцать пять — по диагонали, но пусть сам считает, а я уже начинаю понимать, что его вывело из себя. Доверенный человек переслал Казакову фотки и видео. Ну да, кто бы сомневался, что зацепятся.

На видео я жду Тоньку на улице у кафешки. На днях у нее случилась проблема, девчонка была ужасно расстроена, на эмоциях. Я ее выручил и она… сглупила. Подбежала ко мне, повисла на шее, я послушно наклонился и обнял в ответ, хотя раньше мы так не нежничали, разумеется. Я зря это сделал. Никак не мог предугадать то, что случилось дальше: она изо всех сил вцепилась в меня и… поцеловала в губы. На секунду я замешкался, оторопев, а затем резко оттолкнул ее. Грубее, чем следовало для девочки-подростка, думающей, что влюбилась во взрослого мужчину. Она отпрянула, перепугалась до смерти, расплакалась. Я кое-как ее успокоил, мы проговорили допоздна и, кажется, разобрались.

— Видео с очень удачного ракурса, — отвечаю спокойно, без лишних истерик. — Грузовик приезжает вовремя, загораживает обзор. Я ее отталкиваю в следующую секунду. По моему лицу должно быть понятно, что я офигеваю не меньше, чем ты сейчас.

— Значит, нужно найти полную запись с другого угла, прочесать магазины, банки… что там рядом? Может, у кого-то в машине был видеорегистратор? Пока они не раздули скандал. Фирме такая реклама на пользу не пойдет.

— Найдем, я сегодня же переговорю с тем, кто поможет. Но скорее всего ход этому не дадут. Видео снято два дня назад, хотели бы — тут же бы слили в прессу. Я бы сегодня с утра уже стоял перед комиссией.

— Вот я и говорю, не поступало ли требований? Пахнет шантажом.

— Пока нет, — снова проверяю мобильный — ничего. Спрашиваю кивком Аленку — вдруг что приходило на корпоративную почту? Вряд ли, конечно, но мало ли. Она растерянно пожимает плечами.

— В спаме тоже пусто, я всегда проверяю, — опускает уголки губ.

— Твари, — Глеб немного успокаивается. — Как меня это бесит, кто бы знал! Бить по ребенку! Да как такое в голову вообще могло прийти? Адвокат с блестящей репутацией связывается со школьницей! Это настолько абсурдно, что меня трясет. Я ему физиономию разукрашу, клянусь. Зря нас разняли тем летом!

— Это война, — качаю головой, снова и снова пересматривая запись, — теперь мы уничтожим Панкова и всю его шарашку. Я это так не оставлю, есть же негласное правило — не впутывать личное. Они ударили по Тоньке, такое не прощается.

Казаков наклоняется через стол, мы еще раз смотрим видео.

— Такая большая уже, — говорит значительно спокойнее. — Хорошенькой выросла.

— Ага. Так на папашку похожа, — приподнимаю брови, — копия.

— Он объявился?

— Не, я ж фотки видел. Но бывает, так посмотрит, меня аж прошибает. Ее взглядом.

— Маленькая дуреха. Некоторые ошибки могут стоить слишком многого. Ей бы пора это понимать, если она хочет к нам на работу в будущем.

— Я с ней поговорил уже. Она… ей сложно сейчас, возраст, сам понимаешь. А дома одна бабушка, которая давит нотациями. Я все обдумаю и найду выход, чтобы уберечь и ее, и нас.

Телефон Казакова вибрирует, он его забирает из моих рук, смотрит сообщения.

— Андрей, думай скорее. Кажется, они готовят что-то помасштабнее хайпа в соцсетях, — с этими словами он показывает мне новые фотки. И вот сейчас мне действительно становится нехорошо, я поднимаюсь с места, увеличиваю пальцами кадр за кадром, едва отдавая себе отчет в том, что Глеб за мной внимательно наблюдает.

Не уверен на сто процентов, но кажется, на фотографиях кабинет этой мрази Панкова. За столом сидят трое: он — собственной персоной, идиотка Оксана, которая упорно нарывается, и… Лидия. Я моргаю, пытаясь прогнать мираж. Фотки с разных ракурсов, сделаны через стеклянные стены. Эти трое даже не потрудились опустить жалюзи — видимо, осознанная открытая провокация.

— Кто эта рыжая? Ты ее знаешь? Лицо знакомое.

— Мое последнее закрытое дело. Бывшая жена Голубева. Ну, кого я в нокаут отправил.

— А что у нее есть на тебя?

Я приближаю ее лицо, смотрю на глаза. В носу начинает щипать, секундная слабость родом из детства, когда забрали игрушку, которая в тот момент казалась смыслом жизни. Только Лидия не игрушка. Она просто смысл. Стала смыслом с недавнего времени.

— Андрей, — говорит Казаков резко. — Что у этой рыжей есть на тебя?