Сломанная защита (CИ) - Вечная Ольга. Страница 42

— Андрей Евгеньевич? Можно вас на минуту? — вдруг останавливает знакомый голос. Тон приказной — заметно, что встреча не случайная. Я останавливаюсь и резко оборачиваюсь: надо же, Голубев не один — в компании трех приятелей. Убираю ключи и сотовый в карман и группируюсь, предполагая, что именно сейчас будет. Сглатываю, стреляя глазами по лицам, пытаясь запомнить группу поддержки на всякий случай.

— Владислав Сергеевич? Чем обязан?

— Ваш секретарь всю неделю утверждает, что вас нет на месте или вы слишком заняты. А на бокс время есть, как выяснилось.

— Вы могли бы позвонить мне на мобильный.

— Да, я уже поболтал с вашим автоответчиком. Неуловимый Андрей Осадчий.

Они меня окружают, бежать было бессмысленно с самого начала, сейчас и подавно. Голубев стоит чуть впереди.

— Так и чем обязан? — я бы скрестил руки на груди, но сейчас это опасно — могу не успеть прикрыть голову. Стараюсь держать всех четверых в поле зрения.

— Меня следак за яйца взял, на допрос притащили. Звоню своему юристу, он не берет трубку.

— Я не ваш юрист. Я банкротчик, Владислав Сергеевич, в этом вопросе я вам не помощник.

— Вы обещали, что мы отберем магазин и все будет хорошо, — рычит он.

— Про хорошо — вы додумали сами. Вы утверждали неоднократно, что на все готовы, лишь бы выиграть суд. Вы выиграли. Следак с допросом — необходимая цена.

— Ах ты тварь! — он хлопает губами, подбирая слова. — Ты сразу ей сочувствовал! Я понял еще на ринге. Сочувствовал этой рыжей суке!

Круг сужается, Голубев чувствует себя уверенным. Ощущение силы и физического превосходства его пьянит покруче алкоголя. Ассоциативный ряд мгновенно приводит меня к Лидии, и я сжимаю зубы.

Делаю шаг назад и упираюсь спиной в стену. Не скажу, что мне не страшно. Очень даже. Только бы не потерять сознание и не замерзнуть насмерть. Сжимаю кулаки. Вокруг никого, ночь, темно, холодно, а я легко одет. Организм мобилизуется мгновенно, былая дрожь и усталость исчезают, мышцы послушно напрягаются. Если ситуация выйдет из-под контроля, надо непременно выжить.

На этот раз он подготовился, привел подкрепление, мне остается лишь надеяться, что у них нет с собой ножей. Голубев делает еще шаг, свет падает на его искривленное яростью лицо, ему нужен козел отпущения. Виноватый. Я смотрю в его глаза и хищно улыбаюсь. Страх куда-то девается, его вытесняет другое чувство, которое редко бывает хорошим советчиком, но по силе с прочими — несопоставимо. Злость, рожденная жаждой мести.

— Андрей, слушай меня внимательно. Ты сейчас же едешь в свой офис и начинаешь работать над моим делом. Подключай друзей, партнеров, мне плевать. Но ты обязан меня вытащить. Иначе тебе конец во всех смыслах.

Я делаю шаг вперед и говорю:

— Да, я ей сочувствовал, но если уж быть до конца честным — все это время я ее трахал. И ей это очень нравилось. А ты скоро сядешь.

Его глаза расширяются. Не ожидал, да? Но моментом я насладиться не успеваю, Голубев кидается на меня и грубо толкает в грудь, сыплет матерными ругательствами. Получается устоять на ногах, и я делаю ответное движение, он отлетает. В следующую секунду на меня кидаются двое, удары сыпятся по плечам, спине, торсу, в какой-то момент им удается схватить меня за руки и придавить к забору. Третий стоит на стреме, Голубев подходит, смотрит на меня:

— Тебе конец, адвокат, — размахивается и ударяет в живот, следом по лицу.

Боль искривляет представление о времени, мне кажется, прошло по меньшей мере минут сорок, но в действительности бьют они меня недолго. Бить живого человека, да еще и с непривычки — тяжкий труд, быстро вызывающий усталость и нытье в мышцах. В конце я просто сижу у забора, вяло закрываясь руками, выплевывая кровь.

— Стоило оно того? Скажи, стоило?? — орет Голубев помимо прочего. Я киваю, раззадоривая его еще сильнее.

— Идем, Влад, он уже едва дышит. Остынь, мы шли просто напугать, а не убивать его, — тормозят Голубева приятели. Поначалу они меня держали, но быстро поняли, что их товарищ слетает с катушек, и отпустили, позволив осесть на корточки. Держат теперь его, смелого нашего.

— Это только начало, Осадчий! Я завтра же обо всем расскажу Базарову.

— Ты вообще в курсе, что тут повсюду камеры? — усмехаюсь, сплевывая.

В ответ отборный поток нецензурной брани.

— Влад, идем! Идем же, у меня семья, я не собираюсь светиться!

Некоторое время я все еще закрываю голову, вдруг передумают и вернутся? Соображаю медленно, мысли плавают. Пытаюсь отдышаться, пар изо рта обжигает заледеневшие пальцы, когда вытираю руками горячую кровь с лица, пересчитываю языком зубы, пытаюсь сфокусировать зрение на экране сотового. Холодно. Надо добраться до машины, но прежде…

Откидываю голову на забор, тяжело и часто дышу. Ну вот ты и попался, ублюдок. Не зря я всю неделю торчал здесь допоздна, провокация сработала. Теперь уже точно конец тебе.

Пишу смс секретарю: «Запиши меня утром к стоматологу на самое ближайшее время». Пальцы трясутся, но слушаются, это радует. Пытаюсь встать, дыхание рвется, легкие обжигает огнем, меня выворачивает наизнанку.

Нужно сделать еще один звонок, пока в сознании. Это важнее всего прочего. До завтра не подождет.

Выбираю из списка контактов «Базаров личный», гудки идут довольно долго, спит, что ли?

— Андрей, ты спятил? Половина двенадцатого.

— Игорь Вячеславович, я не знаю, насколько удобно сейчас звонить Журавлеву, но я не смогу утром представлять его в суде. Я отправлю помощницу, она умненькая.

— Почему? Какую еще помощницу?! Что случилось? Андрей, ты в порядке?

— Тот нокаут… — сознание снова и снова уплывает, я силой воли удерживаю его на месте. — Нокаут Голубеву. Я вам говорил, что он его воспринял слишком эмоционально.

— А я говорил, что он нормальный мужик, я за него ручаюсь. На проигрыш на ринге обижаются только идиоты.

— Он только что с друзьями избил меня возле вашего клуба. Двое держали, он бил. Можете посмотреть камеры… — я срываюсь на кашель, затем снова выравниваю дыхание.

— Он тебя избил? Моего человека? Возле моего клуба?! Это бред какой-то.

— Вчетвером.

Он молчит.

— Если скажете не вызывать ментов, я не буду. Он ведь ваш друг, — как давно мне хотелось озвучить эти слова.

— Друг?! Какой он мне теперь друг?! Я пустил этого человека к себе в дом, к себе в клуб, учил его боксу не для того, чтобы он… в неравном бою… наносил удары исподтишка.

— На него завели дело, я полагаю, он считает, я каким-то образом к этому причастен.

— Да мне плевать! Даже если ты его бабу трахаешь — он поступил как чмо! Ты знаешь мою позицию по этому поводу! Хочешь разборок — вызови на честный поединок и покажи, кто главный на ринге. Толпой… возле моего клуба… Это уму непостижимо! Значит так, Андрей, постарайся обойтись без полиции, я с ним разберусь сам.

— Как скажете, Игорь Вячеславович.

— И попробуй все же успеть завтра на заседание, еще одной задержки Журавлев не переживет. Мы каждый день теряем бешеные деньги, Андрей.

— Вы меня знаете, если идти смогу — я приду.

Он вздыхает:

— Мой золотой человек! Чуть не потеряли бесценный кадр! Дорогого друга! Это моя вина, я приставил к тебе неадекватного алкоголика. Думал, он отомстит своей бабе и успокоится. Говоришь, на него завели какое-то дело?

— Воровал.

— Это правда?

— Правда.

— Понял. Я сейчас же отправлю к тебе людей, Андрей. Держись… там.

— С Божьей помощью.

Кое-как мне удается все же встать на ноги и даже сделать несколько шагов, прежде чем ко мне подбегает тренер, который еще не успел покинуть клуб. Помогает опереться на плечо и ведет обратно в помещение. Базаров приезжает через час, его личный врач — немного раньше. Меня осматривают, зашивают рану над бровью, проверяют, нет ли переломов. Олигарх в это время смотрит запись, я знаю, что весь клуб утыкан камерами ночного видения.

Базаров подходит ко мне, по очереди рассматривает тыльную сторону ладоней — костяшки не сбиты.