Девушка и звездолёт (СИ) - Владимиров Николай. Страница 11
Шаг, ещё шаг, затем ещё и ещё… Каждый раз приходилось выбирать место, куда ступить. Рыхлая лесная земля холодила и пачкала ноги. Снова шаг, снова и снова… Болезненный укол — под ногу попал сухой сучок или сосновая иголка. Ещё шаг… Ой, как больно! Хрустнула сломавшаяся ветка, под пяткой обнаружился крупный камушек. И как только древние люди ходили босиком? И ведь не только ходили…
Если не считать несмолкаемого птичьего гомона над головой, вокруг было тихо. Или Лёша с компанией вовсе не думал её искать, или до лесного озера было гораздо дальше, чем она предполагала. Марина впервые подумала о такой возможности, а подумав, ощутила лёгкое беспокойство. Ей приходилось слышать о людях, неделями блуждавших в бескрайних лесах к северу от Санкт-Петербурга и даже забредавших в соседнюю Финляндию, но она никак не предполагала, что подобное может приключиться с ней самой.
Снова шаг… Марина оглянулась. Край оврага с глинистым следом едва виднелся за деревьями. Подумав, что эдак можно и за год не выбраться, девушка прибавила шагу — чтобы, вскрикнув от боли, упасть на колени. Выпавшая из пальцев серая туфелька покатилась по земле. Торопливо вскочив, девушка подобрала туфельку, кое-как привела себя в порядок, размазав грязь по лицу. И, спотыкаясь и подпрыгивая, останавливаясь чуть ли не после каждого шага, побрела дальше.
Окружающий лес оказался совершенно диким — ни дорожки, ни тропинки, никаких вызывающих раздражение человеческих следов, вроде старых кострищ, проржавевших, наполненных водой консервных банок, грязного пластика или обрывков истлевшей бумаги. Зато всё время попадались поваленные деревья и покрытые мхом камни, а то и целые скальные выходы, которые приходилось огибать. ((с)Atta, «Девушка и звездолёт», все права защищены) Овраг ушёл в сторону, светлый березнячок сменился мрачноватым ельником — переплетающиеся еловые лапы смыкались над головой, а мелкий кустарник под ногами — ковром из сухих иголок. В какой-то момент закралась мысль, что в целом мире она осталась одна-одинёшенька, затерявшаяся в бескрайних лесах.
То и дело попадались тропки с бегущими крупными, красновато-коричневыми лесными муравьями. Такие места девушка старалась миновать как можно быстрее. Один раз задумавшаяся Марина чуть было не ступила босой ногой в муравейник, незаметный среди густой травы. Ещё через некоторое время она чуть ли не нос к носу столкнулась со змеёй — устроившаяся на еловой лапе гадюка недовольно подняла голову. Девушка была уверена, что это именно гадюка, просто потому, что не знала, как отличить её от ужа.
А время между тем потихоньку шло. Раннее утро сменилось полднем, затем стрелки маленьких часиков подобрались к трём часам… Идти стало легче — босые ноги привыкли к постоянным уколам. Во всяком случае, девушка уже не поджимала пальцы ног и не подпрыгивала при каждом шаге.
Набравшись смелости и убедив себя, что Лёша с компанией находится далеко и не сможет услышать, Марина несколько раз громко крикнула. Ей не ответило даже эхо. Сделалось страшновато. Кое-где широкие еловые лапы касались земли, а солнечный свет с трудом пробивался через переплетение ветвей. Из-под деревьев тянуло сыростью, а сверху время от времени падала паутина и мягкий лесной мусор.
Очень хотелось есть, а ещё больше — пить, но утолить голод и жажду было нечем. Разве что внутри пней со сгнившей сердцевиной порой попадались грязные лужицы. Тата Клёмина, бывшая Маринина одноклассница, кладезь информации по самым разным вопросам, как-то рассказала про персидского царя Даяравауша III. Спасаясь от Александра Македонского, этот царь напился из лужи, и признался, что никогда не пил ничего вкуснее. Повторять его опыт решительно не хотелось. Несколько раз попадались грибы — жёлтые лисички и бело-коричневые подберёзовики, крепкие, так и просящиеся на сковородку. Вот только приготовить их было не на чем.
Всё чаще и чаще Марина присаживалась отдохнуть на очередном поваленном дереве, давая отдых усталым исцарапанным ногам. Как-то раз, сидя на покрытом мхом камне, рядом с тоненькой сосной-сеянцем, девушка задумала сплести сандалий из коры и травы. Но попадавшиеся ей куски коры были слишком грубыми и слишком грязными. Что до ремешков, то сделать их и вовсе было не из чего. А кое-как слепленное могучее сооружение, резавшее ногу ничуть не хуже лесного дёрна, развалилось на третьем или четвёртом шаге.
И всё это время в руках у девушки была маленькая серая туфелька.
Мама приучила её беречь вещи. Дома, на Малой Монетной, единственная «лодочка» сразу и без колебаний отправилась бы в мусорный ящик. Но здесь, в лесу, у Марины просто не поднималась рука выбросить ставший бесполезным предмет. Время от времени девушка пробовала надевать туфлю то на одну, то на другую ногу, рассчитывая таким образом получить пусть небольшую, но передышку. Но сшитая на правую ногу туфля жала и натирала левую. Кроме того, в одной туфельке девушка заваливалась набок, словно подстреленная утка.
День клонился к вечеру, когда деревья впереди наконец-то расступились. Обрадовавшись, Марина забыла о жажде, голоде, лесном мусоре и гудящих от усталости исцарапанных ногах. Каково же было её разочарование, когда впереди открылось поросшее тростником болото. Под босыми ногами захлюпала вода, крошечные лягушата изумрудными брызгами бросились в стороны. На другом берегу, за стеной тростника, за непроходимыми чёрными и изумрудными лужами, в красноватых закатных лучах виднелась линия электропередач.
Неподалёку от болота, прижавшись спиной к сосне, что росла на поросшем травой невысоком бугорке, усталая, измученная, голодная девушка решила заночевать. Заплетя волосы в короткую тугую косу, стянув её той самой заколкой, она наконец-то закрыла глаза.
Но прежде, чем село солнце, из зарослей, из прибрежных тростников поднялись несметные полчища комаров. Они гудели и звенели, они кружили над головой, садясь на голые руки и ноги, заставляли поминутно вскакивать, отмахиваясь еловой веткой. Это помогало, но Марина не могла провести всю ночь на ногах. Не выдержав, девушка бросилась бежать. Споткнулась о невидимый в темноте корень, в кровь расшибив пальцы на левой ноге, она упала посреди широкой поляны, ткнувшись лицом в грязную, мокрую от вечерней росы траву и горько заплакала.
Разбудило её весёлое журчание ручейка. Открыв глаза, Марина увидела перед собой густые заросли папоротника. Желая прогнать наваждение, девушка замотала головой — журчание не умолкало. Встав на колени, держа в правой руке туфельку, девушка огляделась — и увидела в стороне, не далее, чем в десяти шагах маленький овражек с глинистыми краями. По дну бежал тоненький, прозрачный ручеёк. От ледяной воды ломило зубы — но это была настоящая ключевая вода. Умывшейся и вдоволь напившейся Марине уже не хотелось смеяться над персидским царём Даяраваушем III. Жаль только, набрать воды было не во что.
И снова потянулся лес — бескрайний, дикий, дремучий. Обходя поваленные деревья, девушка медленно брела берегом болота. Первое время она старалась не потерять из вида линию ЛЭП на другом берегу — но заросли и неглубокие овражки попадались всё чаще. Довольно скоро болото ушло в сторону, а ещё через некоторое время Марина обратила внимание, что солнце светит ей не в левый глаз, а сбоку. Бывалый путешественник сразу догадался бы, что произошло — но на свою беду Марина была настоящей горожанкой.
На очередной, бог весть какой по счёту поляне, где лежало несколько поваленных берёз, уставшая девушка рухнула прямо в траву. Гудящие ноги саднило от бесчисленных порезов. Закрыв глаза, через некоторое время Марина услышала поблизости явственно различимое тявканье. Приподнявшись на локте, девушка увидела, как из-под поваленного дерева вылез золотисто-коричневый щенок со странно острой мордочкой и стоящими топориком треугольными ушками. В зубах щенок держал серо-коричневое, с чёрными пятнышками, утиное крыло. За первым щенком выбрался второй — и они начали весёлую возню, отбирая друг у друга добычу.
Какой бы усталой и голодной не была Марина, она не могла не умилиться. К тому же появление щенков означало, что где-то поблизости находится дом, жилище. Девушка несколько раз оглянулась в надежде увидеть выглядывающий из-за деревьев забор или крышу. Тем временем из-под того же дерева вылезла крупная, тощая, рыжая собака с облезлым боком. У собаки была такая же острая мордочка и уши топориком — и пышный рыжий хвост с белом кончиком.