Хоу-Хоу, или Чудовище - Хаггард Генри Райдер. Страница 10

Высоко над моей головой, точно спускаясь с неба, парили какие-то твари. Их было три. Они спускались кругами, очень быстро, и вскоре я разглядел, что это были летучие мыши – огромные зловещие мыши. Они уже кружились над нами так низко, что дважды задели крылом мое лицо. Дрожь отвращения охватывала меня при этих прикосновениях. Они пронзительно пищали над самым моим ухом. Я стиснул зубы.

Ханс пробовал отбиваться от прикосновения одной из них, но она укусила его за палец, он вскрикнул, напялил шляпу на голову и засунул руки в карманы. Тогда мыши перенесли свое внимание на Зикали. Стремительной спиралью закружили над ним, сужая круги полета, и наконец две опустились ему на плечи и стали пищать что-то ему в уши, а третья подвесилась к его подбородку и прижалась своей отвратительной головой к его губам.

Зикали очнулся. Глаза его горели. Костлявой рукой он гладил летучих мышей, словно маленьких птичек. И мне почудилось, что с тварью, повисшей на его подбородке, он разговаривает на каком-то непонятном языке, а она чирикает односложные ответы.

Вдруг карлик взмахнул руками, и все мыши закружили вверх и исчезли во мраке.

– Я приручаю летучих мышей, они очень ко мне привязаны, – объяснил он и прибавил: – Приходи завтра утром, Макумазан, может быть, я смогу сообщить тебе, согласны ли вэллосы на твой приезд; если да, то я покажу тебе путь в их страну.

Когда мы пробирались в темноте по мрачному ущелью, Ханс спросил:

– Что это за твари висели у Зикали на плечах и на подбородке?

– Летучие мыши – очень крупные. А что, – спросил я в свою очередь.

– О, баас, я думаю, что это его слуги, которых он посылает к племени Вэллу.

– Значит, ты веришь в Вэллу и Хоу-хойа, Ханс?

– Да, баас, и больше того – я верю, что мы отправимся к ним, потому что Зикали этого хочет, а кто может противиться воле Того-Кому-Не-Следовало-Родиться?

Глава V. Аллан дает обещание

Мне не спалось всю эту ночь. Час за часом в ночной тишине, лишь изредка прерываемой случайным криком ночного ястреба или гулким лаем павиана, я думал о чудесном рассказе о Вэллу и Хоу-Хоу. Он был нелеп. И все-таки… все-таки в тайниках Африки скрывается так много странных народов, и многие придерживаются самых диких религий и суеверий. Право, почему бы не допустить возможность, что вековые суеверия породили нечто конкретное?

А если Хоу-Хоу существует – хотел ли я встретиться с ним лицом к лицу? И да и нет. Я всегда отличался любопытством, и мне предоставлялось заманчивым увидеть нечто такое, чего не видывал глаз ни одного белого человека, и еще заманчивее – сразиться с чудовищем и убить его.

В моем воображении вставало чучело Хоу-Хоу, выставленное в Британском музее, с надписью на пьедестале:

Застреленв Центральной Африке Алланом Квотермейном, эксвайром. Из скромного безвестного охотника я сразу превращусь в знаменитость. В «Грэфике» 7 будет помещен мой портрет. Я стою во весь рост, поставив ногу на грудь поверженного Хоу-Хоу.

Вот это слава! Но только, кажется, не всегда бывает приятно повстречаться с Хоу-Хоу, и дело может принять другой оборот: его нога может оказаться на моей груди и он оторвет мне голову – как на картине в пещере. Что же, в таком случае иллюстрированные издания ничего не напечатают на этот счет.

Ох, о чем я думаю? Зикали попросту все сочинил. Однако рассказ колдуна смутно напомнил мне о чем-то слышанном в детстве. И вдруг я сразу вспомнил. У моего ученого отца была книга греческих мифов. Там была одна легенда об одной даме по имени Андромеда, дочери царя, который под давлением народа, ради предотвращения бедствия, привязал ее к скале в жертву морскому чудовищу. Но в критический момент явился Персей, которому помогали волшебные силы, и убил чудовище, а царевну взял себе в жены.

Этот рассказ о Хоу-Хоу был совершенно тождествен с этим мифом. Девушку привязывают к скале; из моря – или, вернее, из озера – появляется чудовище, увлекает ее, и бедствия предотвращены. Быть может, думал я, древний миф проник как-нибудь в Африку. Только здесь еще не было Персея, и роль героя, очевидно, предназначалась мне. Если так, что же мне делать с девушкой? Вернуть благодарным родственникам, потому что женитьба на ней отнюдь не входит в мои намерения. Ах, я совсем одурел от глупых мыслей! Надо спать, сп…

Через две минуты (или мне так показалось) я опять проснулся, думая уже не об Андромеде, а о пророке Самуиле, недоумевая, почему мне пришел на ум этот суровый патриарх и священник? Однако, хорошо зная Ветхий Завет, я вспомнил негодование державного провидца, когда он услышал рев амаликитянских быков, которых Саул пожалел отдать на съедение народу. Как бы описали это происшествие зулусы?

В ушах моих тоже раздавался рев быков, что и послужило связующим звеном. Я высунул голову и увидел восемнадцать великолепных упряжных быков, пригоняемых к моему становищу двумя незнакомыми кафрами. Тут, конечно, я вспомнил обещание Зикали продать мне животных на льготных условиях (и даже при некоторых обстоятельствах подарить их мне) и подумал про себя, что пока колдун верен своему слову.

Натянув штаны, я вылез из фургона освидетельствовать быков и остался вполне удовлетворен. От прежней болезни они совершенно оправились, и даже такой строгий критик, как Ханс, выразил полное свое одобрение.

Я завтракал в прекрасном настроении духа: теперь, когда у мен» были упряжные животные, можно было подумать о заманчивом предприятии, и я решил тотчас отправиться к Зикали. Ханс под предлогом присмотра за новыми быками пробовал уклониться от неприятной обязанности сопровождать меня, однако я взял его с собой, так как, когда имеешь дело с Зикали, четыре уха лучше двух.

Тот-Кому-Не-Следовало-Родиться сидел перед хижиной у горящего костра, который он неизменно поддерживал, даже в самую сильную жару.

– Как ты находишь волов, Макумазан? – сразу спросил он.

Я осторожно сказал, что отвечу ему, когда испытаю их.

– Хитрый, как всегда, – сказал Зикали. – Хорошо, Макумазан, бери их и можешь, как я говорил, уплатить за них, когда вернешься назад.

– Вернусь – откуда? – спросил я.

– Да куда бы ты ни поехал. Но ты сам знаешь, куда поедешь.

– Не знаю, – сказал я и замолчал.

Он тоже долго молчал, так долго, что терпение мое иссякло, и я саркастически спросил, получил ли он новости о своем приятеле Хоу-Хоу через своих посланцев – летучих мышей.

– Да, получил, только не через летучих мышей. Я скажу тебе правду. Не так я общаюсь с теми, кто далеко; им я посылаю свою мысль, и она летит на край земли, так что вся земля ее может читать. Но лишь один из миллиона понимает это. А для непосвященных, даже для Белого Мудреца, это непостижимо, и для них остается символ летучей мыши-посланницы. Неужели ты вечно будешь объяснять естественное волшебством, Макумазан?

Я подумал, что у меня и у Зикали несколько различные взгляды на естественное, но зная, что он, по обыкновению, просто дразнит меня, я сказал, не желая ввязываться в недостойный спор:

– Все это так просто, что не стоит на это тратить слов. Я только хочу знать, получил ли ты ответ на свой запрос, как бы ни был он послан, и если да, то каков этот ответ.

– Да, Макумазан, получил. И вот его смысл: вождь вэллосов, с которым говорило мое сердце, будет рад приветствовать тебя в своей стране, но жрецы Хоу-Хоу, полагает он, не будут рады. Если ты придешь, вождь даст тебе алмазов, сколько ты сможешь увезти, и снадобье, нужное мне. Но за эти дары он требует платы.

– Какой платы, Зикали?

– Ты должен собственной рукой низвергнуть Хоу-Хоу.

– А если я не смогу его победить?

– Тогда, конечно, Хоу-Хоу победит тебя, и делу конец.

– Вот как? Хорошо, Зикали, скажи, если я поеду, то буду убит?

– Кто я, чтобы распоряжаться жизнью и смертью, Макумазан? Но, – тихо прибавил он, – я думаю, что ты убит не будешь. Иначе бы я не отдал тебе в долг моих быков. И я верю, что тебе предстоит исполнить много задач, Макумазан, моих задач. А раз это так, я не стал бы посылать тебя на смерть.