Хоу-Хоу, или Чудовище - Хаггард Генри Райдер. Страница 33

Я спросил, чему приписывает он свою болезнь. Он сказал:

– Это проклятие Хоу-Хоу, владыка Макумазан. Хоу-Хоу убивает меня.

Я спросил, за что, так как было бы бесполезно доказывать больному нелепость его утверждения, и он ответил:

– По двум причинам, господин: во-первых, я покинул страну вопреки запрету, а во-вторых, я привез тебя и желтого человека по имени Свет-Во-Мраке на священный остров, посещать который без приглашения есть великий грех. За это последнее преступление я умираю раньше, но все равно гибель моя была неизбежна, ибо я покинул страну и отправился искать помощи для Сабилы. Вот доказательство. – И он извлек откуда-то из своей одежды маленький черный «Череп Смерти», о котором мне говорил Ханс. Затем, не позволив мне прикоснуться к ужасному предмету, он опять его спрятал.

Я пытался высмеять эти убеждения, но Иссикор только грустно улыбнулся и сказал:

– Я знаю, что ты должен считать меня трусом, но проклятие Хоу-Хоу изменило мой дух. Молю тебя, объясни все Сабиле, которую я люблю, но которая тоже считает меня трусом – я вчера прочел в ее глазах презрение. А теперь, пока я в силах говорить, слушай меня. Во-первых, благодарю тебя и твоего друга, Господина Огня, за то, что доблестью или волхованием – не знаю, чем – спасли вы Сабилу от Хоу-Хоу и сокрушили его дом, и жрецов его, и, как мне говорили, его образ. Хоу-Хоу воистину жив, потому что не может умереть, но отныне здесь у него нет ни жилища, ни изваяния, ни почитателей – а потому власть его над душами и телами людей миновала и вымрет его культ среди вэллосов. Быть может, больше никто из моего народа не погибнет от проклятия Хоу-Хоу.

– Почему же ты должен умереть, Иссикор?

– Потому что проклятие упало на меня раньше, господин, когда Хоу-Хоу еще царствовал над вэллосами, как он царствовал над ними искони – он, который некогда был их законным царем.

Я начал спорить против этой ереси, но он поднял руку в знак протеста и продолжал:

– Господин, времени у меня мало, а я должен сказать тебе еще кое-что. Скоро меня не станет и я буду всеми забыт, даже Сабилой, которую надеялся звать супругой. Поэтому прошу тебя жениться на Сабиле.

Я опешил, но сдержался и дал ему закончить.

– Я уже велел ее известить, что такова моя последняя воля. Я также известил об этом всех старейшин народа, и сегодня на утреннем совещании они одобрили этот брак, который справедлив и мудр, и послали вестника сказать мне, чтобы я умер как можно скорее, дабы не задерживать вашу свадьбу.

– Великие небеса! – воскликнул я, но он опять остановил меня и продолжал:

– Господин, хоть Сабила не твоей расы, все же она очень красива и очень умна. С таким супругом, как ты, она превратит вэллосов в великий народ, каким, по преданию, они были в древности, пока не пало на них то проклятие Хоу-Хоу, которое ныне сгинуло. Ибо и ты мудр и смел и знаешь многое, чего не знаем мы. Народ будет тебе служить как богу, и, может быть, станет поклоняться тебе вместо Хоу-Хоу – и ты дашь начало могущественной династии. Сперва эта мысль может показаться тебе странной, но скоро ты поймешь ее величие! Как бы то ни было – если даже ты не согласен, будет так, как я сказал.

– Почему? – спросил я, будучи не в силах больше сдерживаться.

– Потому, господин, что ты теперь пленник в этой стране, и при всей твоей храбрости тебе отсюда не уйти, ибо никто не повезет тебя вниз по реке и за тобой будет надзор. Мало того, вернувшись в дом Вэллу, вы не найдете своих зарядов, кроме тех немногих, которые имеете при себе, так что, значит, вы почти безоружны. А потому, раз ты должен оставаться здесь до конца своей жизни, тебе лучше жить с Сабилой, чем с какой-нибудь другой женщиной, ибо она прекраснее и умнее их всех. По праву крови она правительница, и, женившись на ней, ты станешь Вэллу, как стал бы я, согласно нашему обычаю.

Тут он закрыл глаза и минуту, казалось, лежал без сознания. Но вот он опять поднял веки и, глядя на меня в упор, простер свои слабые руки и воскликнул:

– Да здравствует Вэллу! Долгие лета и слава великому Вэллу! Но этим дело не кончилось, ибо, к ужасу моему, из-за перегородки, словно эхо, отозвались женские голоса:

– Да здравствует Вэллу! Долгие лета и слава великому Вэллу! Иссикор опять впал в беспамятство. Ничто, казалось, не доходило

до его сознания. Подождав немного, мы с Хансом вышли, считая что настал конец. Но мы ошиблись, ибо он прожил до ночи и, как мне говорили, перед кончиной пришел на несколько часов в полное сознание. В эти часы его навестила Сабила в сопровождении знатнейших из советников. Тогда-то, должно быть, этот несчастный, но самоотверженный Иссикор, красивейший изо всех виденных мною людей, если не к моему, то к своему собственному удовлетворению, сделал все, что было в его силах, для блага своей родины и дамы сердца.

– Что же, баас, – сказал Ханс, когда мы вышли наконец за порог, – я полагаю, надо нам идти домой? Теперь это ваш дом, не правда ли, баас? Эх, баас, бесполезно теперь смотреть на реку, ибо, как вы видите, эти вэллосы так предусмотрительны, что уже прислали нам царскую свиту, как подобает вождю.

Я оглянулся. Ханс сказал правду. Вместо одного старейшины, провожавшего нас до дома, у дверей ждали двадцать здоровых ребят, вооруженных копьями. Они приветствовали меня весьма почтительно и настояли на том, чтобы следовать за мной по пятам. Так мы пошли назад под конвоем. Ханс всю дорогу ораторствовал:

– Я этого ожидал, баас. Когда мужчина по своей натуре очень любит женщин, баас, они это понимают без слов, баас, и готовы, со своей стороны, полюбить его. Госпожа Сабила с того момента, как увидела вас, ни чуточки не думает об Иссикоре, хоть он так хорош собой и так далеко ездил ради нее. Нет, баас, она увидела, что в вас есть нечто такое, чего ей не найти в двух с лишним ярдах господина Иссикора, который, в сущности, просто надутый барабан и только производит шум, если по нему ударить – маленький шум при здоровом тумаке. А впрочем, чем бы он ни был, теперь с ним кончено, и не стоит тратить время на разговоры о нем.

Что же? Страна недурна, жить можно, тем более теперь, когда почти все хоу-хойа померли – вон сколько их тел прибило к берегу, – а пиво, без сомнения, можно будет сварить покрепче, и табак здесь есть. Нам тут будет неплохо, пока не надоест, баас. А тогда, авось, удерем. Все же я рад, что меня тут не заставят жениться, баас, или работать, как целую упряжку волов, чтобы вытащить из тины здешних дураков.

Так он шел, болтая всякий вздор, а я был до того подавлен, что слова не мог вымолвить. Правда, всегда случается то, чего не ждешь. Каких только опасностей не предвидел я за последние несколько дней, сколько опасностей преодолел! Но это мне и не снилось! Пустяки – судьба! Посадят тебя пленником в золоченую клетку да еще заставят зарабатывать на жизнь, как дрессированную обезьяну. Отлично, я пролезу меж прутьев решетки, или мое имя не Аллан Квотермейн. Однако в данный момент решетка представлялась слишком частой и крепкой, тем более что за нами шагали эти джентльмены с копьями.

Должным порядком мы прибыли во дворец Вэллу и прошли прямо в свою комнату. Ханс тотчас произвел обследование в углу и воскликнул.

– Иссикор был прав, баас! Все патроны исчезли, и ружья тоже. Теперь у нас остались только револьверы и двадцать четыре заряда на двоих.

Я посмотрел – нет ружей! Посмотрел в окно – и что же! В саду мои двадцать человек уже размечали места, где поставить сторожевые будки.

– Они хотят устроиться поблизости, чтобы быть под рукой, когда понадобятся баасу – или когда баас понадобится им, – многозначительно выговорил Ханс и прибавил: – Я думаю, куда бы Вэллу ни пошел, ему всегда полагается свита в двадцать человек.

Ближайшие дни я совсем не видал ни Сабилы, ни Драманы, так как они были заняты торжественным погребением сперва Вэллу, потом несчастного Иссикора. Меня и Ханса по каким-то религиозным мотивам на похороны не приглашали.

Неизменно меня цепко караулили несколько старейшин. Стоило мне высунуть нос за дверь, как они появлялись из-за угла и с низким поклоном выступали вперед, не упуская случая наставлять меня в истории и обычаях вэллосов. Мне казалось, что я опять превратился в школьника, читаю «Сэндфорда и Мэртона» и усваиваю науки посредством бесед. Надоели мне эти джентльмены до смерти. Чтобы отвязаться от них, я предпринимал долгие прогулки скорым шагом, но они доблестно семенили рысцой со мной рядом, пока не валились с ног, и все говорили, говорили без умолку. А если мне удавалось увернуться от старых советников, то эскорт из двадцати оказывался тут как тут. И когда моим телохранителям казалось, что я захожу куда не следует, то десятеро из них кидались вперед и учтиво преграждали мне дорогу.