Беременность на сдачу (СИ) - Черно Адалин. Страница 38

Черт, если бы я был уверен.

Отхожу от девушки на несколько шагов и несу какую-то чушь, совершенно не слушая ее ответов. Я даже не сразу понимаю, что она уже уходит, а после достаю телефон и снова звоню Саше:

— Ну что на этот раз? Поднять всю охрану и пройтись по ним с фотографией? — с насмешкой спрашивает друг.

— К тебе, возможно, придет девушка. Будет спрашивать о бармене… не выдавай меня, ладно? Сделай все, что она попросит, но не говори, что за твоей стойкой стоял Матвей Левицкий.

— Что ты натворил? — тут же спрашивает Саша.

— Расслабься, все нормально, просто… мы переспали, а она не говорит, что узнала меня. Хочу проверить, Саш.

— Начинаешь бегать за девушкой? — хохочет друг. — Я хочу на это посмотреть.

— Пошел ты, — в сердцах отвечаю ему и хочу отключить, но слышу:

— Аккуратнее. Я могу и передумать с камерами.

— Прости, — цежу сквозь зубы, зная, что Сашка хороший друг, но иногда бывает чересчур упрямым.

— Так-то лучше. Жду тебя в семь у себя в кабинете. Надеюсь, ты придешь с нашим другом двадцатилетней выдержки, — слышу голос друга в трубке, который сразу же сменяется гудками.

Я заканчиваю с приемами в пять, заезжаю домой за бутылкой коньяка и чтобы переодеться. Сменяю стандартный медицинский костюм удобными спортивными брюками и свитером, накидываю пуховик и ботинки и выруливаю в клуб. Захожу с черного хода, потому что мой прикид точно не сочетается с окружающей обстановкой и вряд ли девушки на танцполе воспримут меня как состоятельного мужчину, а не бомжа с улицы.

— Смело, — ржет друг, едва я показываюсь на пороге. — Через танцпол так шел?

— Давай сразу к делу, — говорю я и кладу коньяк на стол.

— Давай, — Санек достает бокалы и ставит на стол. — Разливай.

— Ты издеваешься? — вкрадчиво спрашиваю. — Я, блять, камеры посмотреть хочу.

— Камеры вон, — Саша указывает на потолок. — А ты хочешь видеозаписи.

— Саша, — предостерегающе говорю я.

— Ладно, — он поднимает руки в примирительном жесте. — Разливай коньяк, будем искать твою ненаглядную. Фото есть?

— Откуда? — я сажусь на стол и разливаю коньяк, останавливаясь под пристальным взглядом друга. — Что?

— Матюша, ты дебил? Два месяца прошло, как мы ее искать будем? Смотреть записи за 60 дней? Это клуб, а не дом престарелых. Тут похожих девушек — сотни.

— Имя, фамилию, возраст знаешь? — интересуется Саша. Я киваю. — Отлично, найдем.

Через двадцать минут поиска и минус двести миллилитров коньяка Саша таки добывает фотографию Вероники, прогоняет ее по программе и выдает:

— Она была в клубе всего два раза: первый, когда вы, кхм, переспали в седьмом ВИПе и второй на следующий вечер.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И все? — разочарованно спрашиваю и залпом осушаю бокал.

— Все.

— Программа не может дать сбой? — с надеждой интересуюсь у друга, но он только машет головой.

— Не может, Матюша, — Сашка улыбается и спрашивает: — Что, так сильно зацепила?

— Забей, — встаю и собираюсь сваливать, но друг неожиданно меня останавливает.

— Не расскажешь, что произошло? — интересуется, и я мотаю головой.

— Нечего рассказывать.

Друг провожает меня тяжелым взглядом, но ничего не говорит. Я чрезмерно благодарен ему за это и понимаю, что наша с Сашей дружба все еще держится именно из-за этого его качества — умения смолчать, когда я не хочу расспросов. Я возвращаюсь домой поздним вечером, загоняю себя в зале и следующие две недели живу с мыслью о том, что Веронику нужно вытравить. У меня даже получается. Я забываю о ней вплоть до момента, пока она не приходит ко мне на прием.

Бледная, едва стоящая на ногах и разговаривающая шепотом. Я вижу, что ей плохо и подаю воду. Вероника делает несколько глотков и рассказывает, а я едва сдерживаюсь, чтобы не сжать кулаки до чертового хруста. Она не ела два дня. И не ела бы две недели, но не пришла бы и не сказала об этом. Что за упрямство?

Я предлагаю ей подождать и инструктирую, указывая месторасположение туалета. Возвращаюсь с пакетом мандаринов и ананаса, которые слегка снимают тошноту и позволяют расслабиться — проверено на собственном опыте после запоя. Похмелье снимает отлично, да и не норовит вырвать хоть куда-нибудь.

Я возвращаюсь с фруктами и кормлю Веронику. Дожился, блять. Слежу за тем, чтобы моя пациентка ела. Это странно, но она, по всей видимости, носит моего ребенка, поэтому я буду хреновым будущим отцом если не позабочусь о ней. Когда тошнота немного проходит и Ника выглядит немного счастливее и румянее, я прошу ее переехать ко мне. Я не жду, что она тут же согласится и бросится мне на шею, но считаю такое решение единственно правильным.

Правда, меня немного шокирует ее реакция: Вероника извергает все съеденное в туалет, расположенный в моем кабинете. Охренеть. Я помогаю ей: придерживаю волосы, пока ее рвет, а после охлаждаю влажной тканью ее лицо. Я уговариваю девушку, но на середине диалога понимаю, что это бесполезно. Она не переедет ко мне. Упрямая. Я соглашаюсь с ее решением, хотя понимаю, что не отступлюсь и буду делать все возможное, чтобы она призналась и таки перетянула свои шмотки в мой дом.

Я говорю, что отвезу ее, прошу сказать мне, если ей вдруг станет плохо и провожу девушку до двери, которая практически тут же открывается. На пороге стоит нечто. Не мужчина, а именно нечто. В трениках с оттянутыми коленками, в огромной водолазке, закатанной до локтей и со взглядом короля, который ждал свою рабыню, а она неожиданно привела подмогу.

— А ты кто такой? — выдает ЭТО, а я едва сдерживаюсь, чтобы не расхуярить ему рожу и не спустить с лестницы его наглую тушенку, которая посмела разговаривать с беременной женщиной тоном повелителя.

Глава 46

Матвей

Я пытаюсь быть вежливым. Даже спрашиваю, кто он такой. Правда, после наглых ответов и позиции “король жизни в трениках” мне это надоедает. Я хватаю его за грудки и выволакиваю на лестничную площадку, прося Веронику зайти в квартиру. Я тяну его чуть ниже по лестнице так, чтобы Ника не видела, что тут происходит.

— Ты что себе позволяешь? — выдает ее недомуж, правда, его представление для одного зрителя куда-то улетучивается, и я улавливаю страх. Тщательно скрываемый, но он есть.

— Слушай, мужик, — я качаю головой. — Давай по-хорошему. Ты изменил своей жене. Она изменила тебе. Со мной, естественно. И теперь она беременна от меня.

Я даю ему время переварить информацию и тщательно удерживаю за грудки. Удивительно, но он не делает попыток освободиться или как-то ударить меня, что даже странно. Да любой другой мужик бы уже вмазал, а этот… в общем, понятно все.

— Как это беременна от тебя? А процедуры эти дорогие? Она куда мое бабло дела?

Идиот!

— Я объясняю раз. Ей сделали ЭКО, потом мы переспали. У нее двое детей и оба от разных отцов. Ты, — я окидываю его взглядом, — никак не вписываешься сюда. И да, — я делаю паузу, — я очень, очень влиятельный доктор.

— Левицкий Демьян твой брат? — спрашивает мужчина со страхом.

— Угу.

Я не собираюсь прикрываться братом, но выходит то, что выходит. Это ужасно, но я, блять, не позволю этому нечто быть рядом с ней. И квартиру отобрать не дам.

— Ты молчишь и даже не заговариваешь с ней, это понятно? Скажешь, что я отец ее ребенка — пожалеешь.

— А она не знает? — он пытается хохотнуть, но я впечатываю кулак в его пузо и выдаю:

— Не твое собачье дело. Собирай манатки и вали.

Я жду, пока недомужик забирает свои вещи, даже вежливо прощаюсь и пью с Вероникой чай. Настойчиво предлагаю свою помощь, которую она, конечно же, отвергает и ухожу, бросая напоследок просьбу найти отца ребенка. Я настойчивый, но мне чертовски хочется, чтобы она призналась. Сама.

Увы, она упрямая и я понимаю, что не скажет. По крайней мере сейчас. Мое терпение не безгранично и в какой-то момент я оказываюсь под ее дверью. Наверное, для того, чтобы уговорить ее поехать ко мне. Попросить, сказать, что она действительно должна подумать о себе и детях.