Очень много счастья, пожалуйста! (СИ) - Радостная Вера. Страница 22

Пришлось слабо хихикнуть в ответ. Вроде как, оценила шутку. Надеюсь, котяра безобидный. И когти ему стригут. И кормят хорошо, чтобы на людей не кидался.

Под звуки стучащего по асфальту чемодана Борис рассказывал мне истории своих о неудачных ремонтах. Не знаю, зачем. Чтобы проверить чувство юмора, насмешить или чтобы подогреть любопытство к той квартире, где жил он сам. Я смеялась так, что заболел живот. Когда мы подошли к дому, я уже могла только издавать редкие заливчатые звуки, держась за бок.

— Вот теперь, когда ты больше не можешь смеяться, расскажу тебе правду, — излишне зловеще прошептал мужчина.

Я не смогла с испуга ничего проговорить в ответ. Открыла рот и слушала.

— В подростковом возрасте меня отправили в лагерь вместе с друзьями. И вот последний день. Родители приезжают забирать детей. Мы с друганами вместе ждем своих, смеемся, строим планы. Вдруг вижу, как мать бежит ко мне. Отец сидел в машине, а она бежит, машет руками, посылает воздушные поцелуи. Кричит за версту: «Боречка! Боречка!» Я стараюсь быстро проститься с ребятами. Знаю, как мать добежит, обслюнявит похлеще сенбернара. А тут братва стоит, смотрит. «Боре-ечка! Живой! Сыночек мой любимый!» — слышу я. И хвать меня тискать…Быстро она у меня бегает, ага. Мастер спорта по легкой атлетике, доктор психологических наук. Уткнулась носом в шею, зажмурилась от счастья и как выдаст: «Родненький мой! Лялечкой, как всегда, вкусно от тебя пахнет!» Ребята аж заржали. А я назло, как домой приехал, натер кожу перцем. Едва до ожога не дошло. Мне потом эту «Лялечку» до института вспоминали. Ну, перестали вспомнить, когда я, собственно, разорвал со всеми ними отношения.

— Не смей так больше никогда делать, — треснула я его по плечу.

— Как?

— Зловеще шептать, — передразнила Бориса. — И вовсе не «Лялечкой» пахнет.

Хотя я и не представляла, как она пахнет и что вообще значит «Лялечка»: маленький ребенок или, может, девочка?!

— Домашней выпечкой пахнет, — сглотнула я слюну.

— Е-ёпт, — взвыл Борис. — Неужели французская бриошь?!

— А мне нравится! Куда лучше, чем зловонная спиртовая жидкость, от которой чешется нос.

Глава 25. Новоселье

Квартира напоминала декорации из триллера. Коридор выглядел лучше всего. Прошлые владельцы оставили огромный шкаф-купе и зеркало у входа. Люстру они вынесли. На потолке висела лампочка явно из советских времен.

В гостиной напротив окна стоял разложенный диван. Борис предупредил, что лучше не пробовать его собирать, заклинит. Я, правда, и не думала ставить эксперименты над диваном. С недоумением рассматривала странную композицию из деревянных табуреток у окна. Насаженные одна на другую, как кольца из детской пирамидки, они были подозрительно чистыми. Сделанными со вкусом, который абсолютно не сочетался с остальной немногочисленной мебелью. Выполненными из качественного материала — массива дерева. Мало того, они казались практически новыми. Как соседи могли их оставить?

— Мрачновато, да? — недобро улыбнулся Борис. — Зато атмосферно. Там вторая комната и балкон.

Он приоткрыл дверь, и я увидела абсолютно пустое пространство. Настоящая одиночная камера! Только стены слишком веселенькие. Одна с бежевыми обоями, вторая — с репродукцией моря, третья — зеленая, четвертая — просто с темно-серой штукатуркой.

— Давай покажу кухню, — прервал Борис мои мысли о том, что наконец-то смогу медитировать каждое утро, глядя на море.

— Не слишком уютно, зато без тараканов, — хмыкнул мужчина. — И кое-что из техники осталось.

Едва я без всякой задней мысли открыла дверцу холодильника, как Борис, закричав, едва не вытащил меня из кухни.

— Вещи пока разбери. Тут не прибрано, — хлопал он меня по спине, чтобы я поскорее исчезла.

Сделала вид, что ушла в коридор. Уже люблю этот коридор! В нем хотя бы не кажется, что живешь в сумасшедшем доме. Но до коридора я, естественно, не дошла, затаилась в ванной комнате, чтобы проследить.

Что у него в холодильнике?

— Не смотри, расчлененные тела бывших забыл убрать, — хохотнул он, повернувшись ко мне спиной.

Я инстинктивно отвернулась.

— Кровищу у холодильника с пола подотри пока! — послышался голос, судя по всему, мужчина уже очутился у входной двери.

«Какую кровищу?!» — я рванулась не к холодильнику, а к выходу. Да с такой скоростью, что наскочила на Бориса.

Он выругался и выронил из рук что-то изрядно грохнувшее. Я посмотрела на пол — у ног мужчины валялись алюминиевые банки. С пивом.

— Квартирка для мужских посиделок?! — закатила я глаза.

Вот почему пирамида из нетронутых табуреток! А версия про гипотетических детей выглядела необыкновенно милой. Видимо, придумал ее специально, чтобы впечатлить.

— У меня в гостиной часть мебели — коллекционная. Хрен, где повтор найдешь. Я в свой дом мало кого пускаю. Это как часть меня самого. А здесь, даже если разнесут в хлам остатки, — не жалко.

Я виновато улыбнулась. Надо же: кажется, что он открытый человек, который сразу говорит то, что думает, и ничего не боится. Но на самом деле — это только оболочка, что-то выдуманное, призванное оберегать то хрупкое, что есть внутри.

— Проверю-ка шкаф, — отвернулась я. — Вдруг найду связанную стриптизершу, помогу ей бежать.

Услышав, как дверь захлопнулась, я вернулась на кухню. Борис ведь не обиделся из-за стриптизерши? Я просто пыталась пошутить в его стиле.

Кроме холодильника, на кухне сохранился чайник и маленький стол с ободранными ножками. И раковина, конечно. Неплохо! Кажется, у меня в чемодане лежит пара пакетиков любимого чая с ромашкой. Прямиком из родного дома.

Открыв чемодан, я первым делом вытащила платья. Повисят ночку и станут не такими мятыми. Ну и пусть, что нет утюга.

Я устало отодвинула дверцу шкафа и, завизжав, содрогнулась. Перестав орать, я обхватила себя руками и, отдышавшись, закрыла глаза. Внутри стояла всего лишь еще одна деревянная табуретка.

Затрещал звонок.

— Постельное белье, полотенце, чашка и чай, ключ, — Борис настежь открыл дверь. — Что-то еще на сегодня нужно?

— Ваза, — кивнула я, глядя на розы.

— Вазы точно нет, — вздохнул он. — Видишь ли, клиенты не балуют меня каждый день букетами. Я за стеной. Если что, звони.

— Спасибо, что помог. Без тебя бы я не справилась.

— Угу, спасибо, что провела со мной этот крутой вечер. И еще кое-что, — мужчина остановился в дверях, явно раздумывая, продолжать разговор или нет, — лучше почитай на ночь что-нибудь полезное о дизайне одежды.

Передернула плечами. «Вообще-то я шила на Барби в школе!» — выкрикнула уже запертой двери. Счастливая была пора. Просить у маминых подруг лоскутки, собирать разноцветные бусины, пуговки и ленты, выпрашивать у папы деньги на дорогое тончайшее кружево — жизнь казалась наполненной и блаженной.

Я всегда шила наряды принцессы. Пышная юбка, корсет, обволакивающий стройную талию, и много декора. Из собранных лент, кружева, бисера я делала замысловатые цветочки и крепила их на платье.

Иногда я покрывала такими цветками юбку целиком. Тоненький невесомый белоснежный лиф и широченная объемная юбка. Настоящий королевский наряд! А мама только ворчала. Сначала сердилась, что я режу свою одежду, чтобы сшить платье Барби. Затем, что я слишком много времени сижу, подбирая подходящую фурнитуру по цветам, а уроки учу, только когда стемнеет. Потом, что пора перестать играть в куклы, ведь выросла уже!

Повезло, что я вообще вырвалась из такой-то нелюбви к моему творчеству и отучилась на дизайнера. Пускай и на промышленного.

Мы с мамой якобы нашли компромисс. Вроде бы, и мое желание учитывается, и её. Я учусь на дизайнера, но по надежной специализации. «Дизайнер одежды — это какая-то блажь. В кризис никто не покупает новую одежду, а в России постоянно какой-то кризис. Зато в промышленности постоянно будут государственные заказы, значит, всегда найдется работа», — любила повторять она. И я поверила. А в итоге, никогда не работала по специальности.