Когда ты будешь моей (СИ) - Резник Юлия. Страница 25
— Что, прямо сейчас? — хохочет мама, и этот смех согревает что-то потаенное у меня внутри. Несмотря на кажущуюся жизнерадостность и легкость, после смерти отца мама стала смеяться гораздо реже… Прерывая мои не слишком радостные воспоминания, у меня звонит телефон. Достаю трубку из сумочки, наступая на задники, стаскиваю туфли и прохожу в дом.
— Привет, пропажа! Как дела?
— Привет, Насть. Прости, что не позвонила. Забегалась.
— И чем же ты занималась в своей деревне? Я вот думаю, не нагрянуть ли к вам, на ночь глядя?
— Это пожалуйста. Только учти, что я завтра с четырех!
— Опять с Новиковым в смену поставили? Везет же людям! А я с заведующим сегодня. Ох, он меня и загонял…
— Так ты все еще на работе?
— Ага. Сейчас сдамся и могу к тебе нагрянуть. Хотя… черт, седьмой час уже.
— Ах, да… Последний автобус уже ушел, — добавляю в голос нотки сожаления, хотя им недостает искренности. Но, если честно, я сегодня так устала, что на посиделки с подругой просто нет сил.
— Черт! И на такси ведь не наездишься с такой зарплатой. А они еще и премию норовят урезать.
— Слушай, Насть, а что там репорты?
— Что-что? Торчат под домом до сих пор. Я тут подумала, а не воспользоваться ли тебе шансом?
— Шансом? Каким?
— Отомстить этому козлу! Взяла бы и рассказала этим ребятам все, как есть! Ты только представь, какая это будет сенсация!
— Нет-нет, ты что?! Это же как на Полинке отразится! А мама? Мама как это переживет? Да и не надо оно мне. Мстить… Я не хочу.
— Неужто ты его простила?
— При чем здесь это? Я просто не хочу зацикливаться, Насть. И вообще, давай лучше о чем-нибудь другом поговорим. Ну, правда, сколько можно тереть одну и ту же тему?
Глава 17
Демид
Я поджидаю Марьяну у больницы. Мы договорились встретиться побоксировать, и, если честно, я до сих пор не могу поверить, что это правда. Как ребенок, верчусь на месте, то включаю дворники, то приподнявшись и вытянув шею, вглядываюсь в размытую зарядившим с утра дождем даль. Жаль, что Марьяна запретила мне подъезжать ближе. Намокнет ведь, пока дойдет! Кошусь на часы и нетерпеливо стучу пальцами по коробке. У нас есть еще часа три, пока Полинка в саду. До которого, к счастью, еще не добрались репортеры.
А вот и Марьяна. Бежит, прикрывая голову объемной сумкой. Наверное, в ней форма, которую она обещала взять. Плотоядно улыбаюсь, стоит только представить Марьяну в спортивном топе и боксерских шортах.
— Ух, ну и мерзкая же погода, — сокрушается моя девочка, запрыгивая в салон.
— Разрешила бы подъехать — не намокла бы, — ворчу я.
— Ты же знаешь, что я не хочу, чтобы о тебе узнали.
— Боюсь, этого не избежать, — после недолгих размышлений сознаюсь я. — В новостях уже мелькают твои фото.
— Серьезно? Какие еще фото?!
Протягиваю Марьяне свой смарт и плавно вливаюсь в дорожный поток.
— Это фото из моей Инсты. Вот же черт… черт… черт! — ругается Марьяна и после каждого слова бьется головой о собственные же колени. Знаю, что для неё это, наверное, большой стресс. В отличие от меня, она совсем не привыкла к вниманию прессы. Кажется, оно ей и даром не нужно. И, если честно, меня это подкупает едва ли не больше всего. То, что она не преследует цели погреться в лучах моей славы. В какой-то момент моей жизни такие люди стали в ней буквально на вес золота…
— Думаю, пришло время пресс-релиза, — пожимаю плечами я.
— Ну, не знаю, — вздыхает Марьяна, — а что говорит твой пресс-агент? Норман, кажется?
— Угу. Норман Джонс. Он со мной солидарен. Пора заканчивать эти спекуляции.
— Ладно…
— Ты не против, если под текстом сообщения я опубликую наше с Полинкой фото?
Марьяна соглашается не сразу. Несколько секунд она просто молчит, разглядывая свои пальцы. Вижу, что ей нелегко дается это решение.
— Если ты уверен, что ей это не навредит.
— Спасибо.
Это короткое слово не в силах выразить мою благодарность. Я перехватываю ладошку Марьяны, подношу к губам и осторожно целую.
— Тебе не за что меня благодарить, — шепчет она. — Ты… имеешь на это право, может быть, даже больше, чем я сама…
Качаю головой:
— Не надо. Не думай об этом.
— Я не могу. Я каждый день живу с осознанием, что, если бы не ты, Полинки бы не было. Ты… тот, кто спас ее.
Ох, черт. Это, конечно, приятно… А еще трогательно так, что у меня щиплет в носу, и я боюсь разрыдаться, как последняя тряпка. Сжимаю тонкие пальцы Марьяны чуть крепче. Я просто не могу сейчас выпустить её руку.
— А помнишь, как я провалилась под лед? — вдруг спрашивает Марьяна и поворачивается ко мне. Этот вопрос звучит особенно неожиданно, учитывая тот факт, что никогда раньше мы об этом не вспоминали.
Порой мне вообще кажется, что тот зимний, наполненный тягучим ужасом день мне просто приснился. Эти кошмары… они ведь возвращаются ко мне по сей день.
— Такое забудешь…
— Ты ведь и меня спас. Не только Полинку…
Сглатываю. Переплетаю наши с Марьяной пальцы и возвращаюсь на годы назад.
Мне удается вытащить ее далеко не сразу. Лед ломается, и мне нужно быть осторожным, чтобы самому не попасть в ловушку. Вытаскиваю её медленно, пальцы замерзли так, что уже не слушаются. И больше всего я боюсь не удержать ее руку. К берегу добираемся ползком. Точнее, ползу я и тащу за собой Марьяну.
— Не засыпай! Слышишь?! Говори со мной! Скажи мне хоть что-нибудь! — хриплю, выпуская облачка пара.
— Х-холодно…
— Сейчас согреешься! Залезешь под одеяло, бахнешь коньяку… — несу какой-то бред, с трудом достигаю берега и замираю на секунду, мобилизуя силы.
— Нет…
— Да! — Подхватываю ее на руки.
— Нет. Коньяку… мне нельзя.
Открываю рот, впиваюсь в ее посиневшее лицо недоверчивым взглядом и медленно-медленно выдыхаю. Похоже, моя взяла! Иначе с чего бы ей отказываться от спиртного? На улице страшный холод, а у меня внутри будто костер пылает. Огромный, выше неба, костер. С трудом поднимаюсь по ступенькам, толкаю дверь и, не разуваясь, несу Марьяну к первой попавшейся батарее.
— Снимай!
— Ч-что?
— Снимай одежду.
Я помогаю ей избавиться от ледяных, вымокших насквозь тряпок. Стуча зубами, раздеваюсь сам. Руки болят до слез, пальцы отказываются гнуться, я чертыхаюсь и злюсь. А еще боюсь… Так боюсь, господи!
— Ты помнишь, что нужно делать при переохлаждении?
— Что? — она смотрит на меня стеклянным, ничего не понимающим взглядом.
— Что нужно делать при переохлаждении? Помоги мне! Ты — врач. Сам я не справлюсь. Просто скажи, что мне нужно сделать!
— Теплое… питье и п-постепенное… согревание.
Прямо в одеяле подхватываю Марьяну на руки и несу в кровать. На всякий случай укрываю ее еще и пледом. Несусь в кухню, завариваю полный заварник травяного чая. Возвращаюсь в спальню. Если честно, держусь на чистом адреналине. Глаза слипаются.
— Я могу потерять малыша, — вдруг шепчет Марьяна.
Из моих рук выпадает ложка и со звоном ударяется о фарфоровую чашку. Качаю головой:
— Нет. Такого не будет.
— Откуда ты знаешь?
Марьяна вскидывает на меня мутный взгляд и слизывает первую сорвавшуюся с ресниц слезу.
— Я не позволю. Слышишь? Я не позволю, чтобы это случилось.
Мне похрен, как глупо и самонадеянно это звучит. Я не позволю… и все! Не позволю…
Протягиваю ей чашку, в два глотка осушаю свою. Не снимая полотенца с бедер, натягиваю сухие боксеры и осторожно сажусь на край.
— Я лягу к тебе. Это поможет нам согреться.
— Х-хорошо, только…
— Я не трону тебя. Клянусь.
Она кивает и закрывает глаза. Когда я забираюсь под одеяло и осторожно обхватываю ее руками, Марьяна напряжена, как тетива. Но постепенно усталость берет свое, и она засыпает. Я осторожно укладываю руку ей на живот. Если начнутся спазмы — я почувствую, ведь так? Наверное, самым правильным сейчас было бы отправиться в больницу. Но у меня просто нет сил вести машину. Меня вырубает на ходу. В тепле противостоять этому практически невозможно. И в какой-то момент, убедившись, что Марьяна в порядке, я тоже проваливаюсь в сон.