Один поцелуй до другого мира (СИ) - Платунова Анна. Страница 69

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Силван провел ладонью по ее обнаженной спине между ключиц, Ива задрожала от омерзения.

— Это и есть твое проклятие? — иронично осведомился он.

Огладил голое плечо. Ива выгнулась, уперлась руками в его грудь. Она понимала, что кричать нельзя: крик только раззадорит ее мучителя. Тот пока не был до конца уверен, что проклятия не существует, еще оставалась надежда.

Их взгляды встретились.

— Он убьет тебя, — выдохнула Ива. — Клянусь богиней, убьет.

— Я его быстрее убью, — холодно пообещал Силван, и взгляд его прозрачных глаз не сулил ничего хорошего.

Он швырнул Иву на пол, встал над ней, рассматривая, точно несчастное насекомое, которое готовился раздавить. Ива ощущала себя надломленным цветком, бабочкой с порванными крыльями. Подол ее алого платья разметался, обнажая колени.

Ива сжала губы, уперлась руками в пол и начала подниматься, но Силван дождался, пока она привстанет, и опрокинул снова. На этот раз Ива упала навзничь, больно стукнулась затылком. Сцепив зубы, она оттолкнулась и села. В ушах шумело, комната плыла. Силван молча, бесстрастно наблюдал за ее новой попыткой встать. Дождался и ударил по щеке, почти оглушил. Ива рухнула на колени. Тряхнула головой, отдышалась, вытерла кровь, выступившую из носа, вцепилась в спинку стула, и подтянулась, стараясь устоять на ногах.

— Ты забавная вещица, — сообщил он со смесью любопытства и ярости. — Я хотел после допроса покончить с этим делом, но теперь, пожалуй, подожду до утра. Поможешь скоротать мне ночь, девка. Конечно, к утру все закончится банально — скулежом и мольбами, но пока твое упрямство меня развлекает.

— Не… дождешься… — с трудом проговорила Ива, ухватившись за стул, чтобы не упасть. Нос кровоточил, в ушах звенело.

Силван криво усмехнулся, подошел и сорвал с нее платье. Алая ткань затрещала по швам, разрываясь. Ива, ахнув, успела закрыться руками.

А ее мучитель, ни слова не говоря, вышел, захлопнув дверь.

Оторопевшая Ива ничего не понимала. Он отступил? Передумал? Непослушными руками она кое-как натянула платье. Прежде нарядное, теперь оно представляло жалкое зрелище. Такое же неприглядное, как сама Ива — трясущаяся, с разбитым носом.

Тут дверь приотворилась, и Ива вздрогнула. Она сжала руки на спинке стула и подумала, что сил на один-единственный удар должно хватить. Но на пороге стоял не Силван, а женщина — служанка, помогавшая при Доме Совета. Ива узнала ее — встречала прежде. Женщина несла кувшин и полотенце.

Она тоже узнала Иву. Узнала и словно споткнулась о невидимую преграду. Приблизилась шаг за шагом, опустила кувшин на пол у ног Ивы. Провела краешком полотенца по ее лицу, стирая кровь.

— О… Детка…

— Он велел подготовить меня? — мужественно спросила Ива.

Женщина кивнула и не смогла сдержать слез. Она прятала глаза, так нестерпимо стыдно ей было смотреть на любимицу города. Служанка прежде не задумывалась над тем, что эти прекрасные юные девы смертны так же, как она сама. И теперь видела совсем юную жрицу, избитую и измученную, и скорбела вместе с ней. Ива взяла служанку за руку.

— Ничего. Вы не виноваты. Делайте то, что должно.

«И будь что будет…» — мысленно закончила она любимую поговорку Ксандора.

Ей нужно тянуть время. Продержаться несколько часов!

«Ксан, пожалуйста, поторопись!»

*** 61 ***

Ива подставляла ладони под струю воды и умывалась медленно-медленно. Служанка, каким-то образом догадавшись, что время сейчас играет на стороне алой жрицы, не торопилась с исполнением приказа.

Помогла Иве привести себя в порядок, расчесала спутанные пряди, принесла раздобытую где-то льняную рубашку. Одетая, Ива чувствовала себя не такой беззащитной.

Прощаясь, служанка, на секунду обняла Иву, прижала к груди, как дочь, которой у нее никогда не было, но о которой она всегда мечтала.

— За что столько испытаний на такую юную девочку, — прошептала она, вытирая слезы.

Иве даже от этих недолгих объятий сделалось легче, дрожь улеглась, а голова немного прояснилась. Она кивнула доброй женщине, давая понять, что готова.

Дверь за служанкой закрылась, а Ива расправила плечи, ожидая возвращения Силвана, и он не заставил себя долго ждать.

— Это что еще за воплощение невинности? — он с пренебрежением разглядывал белую льняную рубашку, укрывшую плечи Ивы. — Впрочем, тем соблазнительнее то, что спрятано под этой хламидой. Хочешь поиграть в невинность, жрица?

Ива ничего не ответила: любое ее слово могло подтолкнуть нового префекта к действиям. Нет, она будет молчать и ждать развития событий.

Силван приблизился и, взяв Иву за плечи, повертел туда-сюда, разглядывая. Рассмеялся. Провел ладонями по изгибам тела поверх ткани.

— В этом что-то есть! Пожалуй, не будем торопиться. Вдруг ты уговоришь меня тебя не убивать? Ведь этого болвана ты как-то обвела вокруг пальца … Хотя это лишь твои слова. Ксандор никогда не был дураком и, если жизнь ему дорога, вряд ли вернется.

Иве показалось, будто ее сердце сжали ледяные пальцы. «Нет, — отогнала она морок. — Он вернется за мной!»

Обещанию Силвана о том, что он может отпустить ее, Ива, конечно, не поверила: алых жриц убивали, как убивали и тех, кто вздумает вступиться за них. Слишком глубоко укоренилась в головах воинов ненависть к «ведьмам». Легко ненавидеть тех, чью силу ты не можешь понять. Посеянное императором Аланка семя ярости упало на благодатную почву.

Но благодаря насмешливым словам Силвана Ива вспомнила, кто она. Она — алая жрица. Воплощение женственности и грации. Пусть магии у нее больше нет, но все умения, которые она оттачивала год за годом, доводя до совершенства, остались при ней. Если она не заставит этого мерзавца смотреть на нее, позабыв на время обо всем на свете, грош цена Иве как алой жрице.

Ива плавно скользнула в сторону, избегая его рук.

— Тебе некуда бежать, девка.

— Я не бегу, — ответила она спокойно. — Я хочу станцевать для тебя.

— Станцевать? — Силван осклабился в брезгливой усмешке. — Может, еще и спеть?

Ива уже привыкла к тому, что новый командир когорты бесконечно скалит зубы. Наверное, среди своих воинов он заслужил репутацию веселого рубахи-парня. Но улыбки Силвана больше напоминали оскал хищного зверя, Ива не обманывалась на его счет.

— И спеть, — согласилась она, сдерживая отвращение.

В прозрачных, ледяных глазах мелькнуло знакомое любопытство. Поразмыслив, он вынул из кармана ключи и разомкнул цепи на ее ногах.

— Что ж, приступай. Если танец мне понравится, я, возможно, буду нежен.

Он рассмеялся своим словам, как отличной шутке.

Ива закрыла глаза, сосредотачиваясь: ей предстояло самое сложное выступление в ее жизни. Она должна танцевать перед тем, кто презирает ее, кто только и ждет, чтобы сорвать с нее рубашку и лишить остатков достоинства, растоптать, а потом убить. Но, чтобы танец удался, она должна танцевать с искренним чувством. Как это возможно?

Ива неторопливо дышала, успокаивая колотящееся сердце.

«Я не стану смотреть на него, — решила она. — Так проще».

Ива стояла на ковре с длинным ворсом. Сейчас он превратится в площадку для выступления. Главное, не заступать за его границы, и тогда все получится.

Ива обнимала себя за плечи, но вот она медленно опустила руки, провела ладонями по предплечьям, качнулась, как деревце под порывом ветра.

«Где же ты? — спрашивала она в танце у ветра. — Где же ты, мой любимый?»

И она тянулась навстречу к тому, до кого не могла сейчас дотронуться, не могла обнять. Торопится ли он к ней на помощь? Или, очнувшись, отряхнул с себя любовь вместе с остатками сна?

Ива почти как наяву видела, как Ксандор стоит на развилке дороги. Один ее рукав ведет в ставку императора — к его отцу, который с личной гвардией продвигается по завоеванным территориям в сторону столицы. Император, каким бы скверным отцом он ни был, обрадуется вернувшемуся сыну, ведь ему наверняка доложили, что и младший отпрыск пал жертвой того самого проклятия, которое прежде наложили на старшего сына. Ксандор вернется в прежнюю жизнь, забыв об алой жрице, из-за которой ему пришлось пережить столько неприятностей.