Лед. Рвущая грани (СИ) - Мелех Ана. Страница 31

– Я хочу сказать перед смертью! – все еще властный голос короля прорезал рев толпы, заставляя всех шакалов замолчать.

– Говори, – великодушно кивнул лже-Рох.

– Я верю, что есть люди, способные защитить слабых и даже сделать их сильнее. И я верю, что у этих людей хватит благоразумия сохранить все то, что им доверили.

Тишина окутала зал, все зачарованно смотрели на короля. Седоволосый перехватил насмешливый взгляд молодого мужчины с лицом Роха-а-Шуона. Тот издевательским жестом отсалютовал Айсайару бокалом. Новый король отпускал иномирцев. Их и не брали в расчет захватчики. А то, что происходило сейчас, было лишь спектаклем для одного зрителя – для него, Айсара.

Гнев, смешанный с унижением от собственной беспомощности, опалил огнем лицо седоволосого, но он понимал, что сейчас он слабее Хозяина. Поэтому нужно уходить.

Айсар отступил обратно к стене, опустил пониже голову и направился к выходу из тронного зала, не глядя больше ни на лже-Роха, ни на Алхора. Во все еще звенящей тишине раздался свист клинка и глухой стук, а после толпа взревела.

– Всем вина!!! – послышался голос нового короля.

Вопросительные взгляды Роха, Дарьи и Эрдьяра встретили Айсара за первым же углом возле выхода из тронного зала. Седоволосый покачал головой, он был в подавленном состоянии. Он точно понимал, что ничего не мог изменить, но все равно винил себя за то, что не попытался вмешаться. Вообще за все произошедшее.

– Надо уходить, – сказал рыжебородый, нарушая гнетущее молчание, но Лед как будто бы застыл.

Так много эмоций. Такие сильные, и от них так больно! Седоволосый чувствовал, что с ним что-то происходит. Как будто бы огромная плотина, которая раньше сдерживала потоки всех чувств и воспоминаний. прорвалась в его голове. Никогда с момента своего «рождения» он не испытывал такую всепоглощающую ненависть. Она разъедала изнутри, вытравливала привычную беззаботность. И почему-то он был уверен, что никто никогда не ненавидел его так сильно, как новый правитель этого королевства.

Айсайар не мог посмотреть в сторону бывшего принца, как не мог взглянуть и на Дарью. Быть для нее героем было гораздо приятнее, чем терпеть такую унизительную неудачу.

– Нас отпускают? – Эрдьяр, как всегда все понял без слов.

Лед промолчал.

– Мы отомстим, – друг положил свою ладонь-лопату на плечо Айсара. – Но это будет позже, а сейчас нам надо позаботиться о тех, кто без нас не выживет.

«Я верю, что есть люди, способные защитить слабых и даже сделать их сильнее. И я верю, что у этих людей хватит благоразумия сохранить все то, что им доверили».

«Именно так, – подумал Айсайар. – У меня хватит благоразумия».

Новый король сдержал свое обещание – наскоро собраться в дорогу и выйти из замка не составило никакого труда.

Все праздновали свержение Алхора-а-Шуона, самого жестокого короля из всех. И никого не смущало, что еще неделю назад его считали самым справедливым правителем.

Когда небольшая группа, состоящая из бородатого воина и некроманта, бывшего принца, пробудившейся разрывающей грани и бывшего разрывающего грани, выезжали из захваченного замка, уже светало. Благополучно посетив конюшню, в которой не было конюха, и, миновав ворота со сладко забывшимися хмельным сном стражниками, беглецы выехали на основной тракт королевства. И только боги знали, что их ждало впереди. А, может, не ведали даже они.

Глава 13. Предчувствие любви

Дарья

– Здравствуйте, уважаемая… эм… бабушка! – Кирилл не сразу нашелся, как назвать ту женщину, с которой я жила до того, как попала в интернат.

«Бабушка» никогда не отличалась особой деликатностью.

– Не дай бог! Еще одна ветвь твоего непутевого семейства, – игнорируя Кирилла, обратилась она сразу ко мне. – Или залетела?

– Нет, не залетела, – максимально вежливо ответила я.

Пожилая женщина в темном шерстяном платье и с очками, болтающимися на цепочке, сверкнула глазами.

– Странно…

Чудо, а не собеседник!

– Вообще-то, я пришла за своими вещами, – продлевать общение дольше, чем это требовала ситуация, я не желала. Признаться, бабушка и через годы была единственным человеком, способным выбить меня из колеи за считанные минуты. Зато годы проживания с ней сделали меня максимально невосприимчивой к оскорблениям любого рода.

– За какими это? – ее глаза, обрамленные сеточкой морщин, подозрительно сощурились.

Да, действительно, при переезде на мое новое место жительства в заведение для тех, у кого нет родителей, или они такие, что лучше бы их и не было, она отдала мне все, не оставив у себя даже ни единой моей фотографии. Сделано это было, конечно, как раз для того, чтобы избежать вот именно таких сцен, как эта.

– У меня был кулон в детстве, в форме снежинки, помнишь? – Я попыталась войти в пахнущую хлоркой квартиру, но «бабушка» даже не подумала посторониться.

– Да, я помню, ты его выпросила у какого-то мужика на рынке.

– Он мне сам его дал!

Бабка хмыкнула, демонстрируя, как сильно она верит моим словам. Кирилл стоял рядом и не вмешивался, но от его молчаливой поддержки мне было значительно легче переносить общение с этой особой.

Несколько долгих минут собеседница что-то тщательно обдумывала. Я знала, что сейчас лучше ее не трогать, а то пропадет единственный шанс получить дорогую мне вещь – она, скорее, смоет кулон в унитаз, чем отдаст мне. Наконец женщина, с которой я жила, приняла какое-то решение, отступила вглубь квартиры и зашаркала по длинному темному коридору.

– Если хочешь его сдать, забудь, – это ничего не стоящая стекляшка, – почти по-родственному предупредила она.

– И откуда же ты об этом знаешь, старая карга? – Еле слышно прошипела я.

– Я все слышу!!!

Мы с Кириллом только переглянулись, уже не решаясь что-либо комментировать.

– Вот, забирай.

«Бабушка» швырнула мне его так, что кулон пролетел прямо мимо моего лица и точно ударился бы о подъездную стену и разбился, если бы не прекрасная реакция Кирилла.

– Спасибо, – за меня поблагодарил Кир, когда я, не прощаясь, рванула вниз по подъездной лестнице.

– Для тебя это было важно? – он догнал меня, когда я уже выскочила на улицу, и взял за руку, вкладывая в нее остроконечную снежинку.

– Да, – я крепко сжала в руке кулон. – Этот мужик на рынке мог бы просто пройти мимо, как и остальные, пока я сидела, ждала маму, которая отходила от очередного «прихода» в переулке рядом. А мне страшно было с сидеть с ней рядом, хотелось туда, где больше людей.

Я говорила сбивчиво и, наверное, не понятно, но чувствовала необходимость все ему объяснить. Кирилл не перебивал, не пытался поймать мой взгляд – мой идеальный слушатель.

– Все мимо проходили. А он подошел. Спросил, как зовут. Сказал, имя у меня красивое, – я улыбнулась смутным воспоминаниям четырехлетнего возраста. – Пообещал, что все у меня будет хорошо и что эта снежинка теперь будет меня защищать. Ума не приложу, как за все это время у меня ее никто не отобрал.

– Значит, хорошо, что мы вернули кулон, – кивнул Кир. – Талисманы терять нельзя.

Я сжимала пальцами снежинку на тонкой цепочке и напевала свою успокаивающую мелодию. Воспоминание о том, как мы с Кириллом забирали мой талисман у бабки, оставило щемящее чувство тоски и досады. Оно пришло, потому что с самого выезда из злополучного замка я сжимала свой талисман в надежде, что он поможет, направит, подскажет верный путь и верные решения.

Одно дело попасть в другой мир и обзавестись какой-то там способностью управлять нитями Силы и совсем другое – оказаться втянутой в то, во что оказалась втянута я. Только сейчас я осознала, что на самом деле я воспринимала все происходящее со мной в последнее время как затянувшийся сон, в худшем случае как галлюцинацию. Это напомнило мне, как в подростковом возрасте я, желая понять, почему мои родители выбрали такую жизнь, окунулась в психологию. Тогда я читала много статей, и одна из них была об особенностях переживания горя от потери близкого человека. Первая стадия – стадия шока – характеризовалась ощущением нереальности происходящего, онемением чувств. И сейчас мне казалось, что только в тот момент, когда Айсайар вышел из-за угла в замке покойного Алхора, принося на своих плечах весть о смерти королевской семьи, я поняла, кто я теперь и где нахожусь. Как будто бы я все эти дни переживала ее – первую стадию потери. Но потери кого или чего? Кирилла? Или всего своего мира? Мне не хотелось думать о том, что горе – это когда теряют навсегда. А с «навсегда» я не была готова соглашаться.