Перекрёсток (СИ) - Булавин Иван. Страница 22

Илья был невеликим стратегом, но и он понял, что ситуация оказалась хуже, чем они думали. Форма предполагает профессиональную армию, а та, в свою очередь, регулярную военную подготовку. Плюс дальнобойные винтовки вместо ружей, плюс численное превосходство, их действительно было около сотни. Когда последние вышли из зарослей, некто, бывший, видимо, следопытом, остановился, чтобы сориентироваться, за ним встали и остальные, тяжко отдуваясь и переводя дух.

Сообразив, что лучшего шанса ему уже не представится, Палач, аккуратно прижав приклад левой рукой сверху, надавил на спуск. Нет смысла описывать, что делает пулемётная очередь с толпой плотно стоящих людей. Пробивное действие пуль было выше всяких похвал, каждая убивала двух-трёх солдат, так что первая же длинная очередь произвела настоящее опустошение в рядах противника ещё до того, как противник сообразил, что нужно лечь на землю.

Но, убиты были не все, кто-то успел открыть ответный огонь, и вокруг них засвистели пули. Илья где-то слышал фразу, что «свистящая пуля — не твоя», а впоследствии даже понял её значение. Просто скорость пули гораздо выше скорости звука, так что, если ты услышал свист пули, то сама пуля уже улетела далеко. Таким образом «свою» пулю человек просто не услышит.

Складки местности позволяли солдатам худо-бедно спрятаться от пулемётного огня, а вот от пуль Дока, который стрелял сверху вниз, не спрятался никто. А бил он стабильно по конечностям. Уже несколько нападавших катались по земле, зажимая культи. Приличного калибра пули, обладавшие большой энергией, отрывали ступни напрочь. Делал это снайпер, разумеется, не садизма ради, а чтобы связать противника ранеными. Часть солдат начала обходить их с левого фланга, сумев подползти на расстояние менее десяти метров. Но на этом их военная удача закончилась, поскольку Араб, привстав, выдал длинную очередь из автомата, которая и покончила с обходным манёвром. Обходили и справа, там, где залёг Илья, пока ещё не сделавший ни одного выстрела. Он тоже привстал, стараясь не рухнуть обратно из страха перед пулями, вскинул дробовик и дважды выстрелил в торчащие из редкой травы спины солдат. Успешно, вот только остальных это не остановило. Они просто вскочили и ринулись на Илью, справедливо полагая, что менее скорострельное оружие даёт им кое-какие шансы на успех. Но и Илья сообразил, что спасение его только в безостановочной стрельбе. Он нажимал на спуск снова и снова, компенсируя недостаток меткости большим разлётом картечи. Нападающих было больше десятка, бубен опустел наполовину, когда последним выстрелом он разбил в щепки винтовку последнего выжившего солдата, картечь разорвала правое предплечье, но бойца это не остановило. С диким воплем он бросился на Илью, выбил у него дробовик и схватил за горло.

Дыхание перехватило, в глазах начало темнеть, окровавленные руки солдата скользили по шее, но хватка не ослабевала. Хуже всего было то, что повторить номер, так удачно спасший его от обезьяны, Илья не мог. Сидящий на нём солдат придавил коленом кобуру. Последним осознанным движением Илья потянул из ножен на плече нож. Потом лезвием провёл по всему туловищу солдата, при этом рука чувствовала, как острая сталь разрезает гимнастёрку, кожу, мускулы и с негромким скрежетом проходит по костям. Когда клинок прорезал грудь, хватка на горле ослабла, а Илья, дотянувшись до живота, вогнал нож в область желудка. Чуть потянул скользкую от крови рукоять, потом снова всунул клинок во внутренности. После четвёртого раза руки солдата разжались, изо рта потекла кровь, а сам он с предсмертным хрипом откатился в сторону.

Отдышавшись, Илья посмотрел по сторонам. Только тут до него дошло, что он не слышит выстрелов. Оглядев поле битвы, он понял, что просто не в кого больше стрелять, враги закончились. Полноценная пехотная рота погибла от огня, по сути, одного пулемётчика.

— Профессор, я не понял, — раздался сверху голос Дока, — ты чего, даже блевать не будешь?

— А зачем? — удивился Илья.

— Ну, положено так, убил своего первого, посмотрел на дело рук своих, ужаснулся и буэээ!..

Илья прислушался к своим ощущениям.

— Не, не буду. Да и первый мой вон там лежит, мне его не видно и ужаснуться я не могу.

— Ну и профессора пошли! — возмущённо заявил снайпер, спрыгивая с дерева, — я ждал, что ты проблюёшься, начнёшь истерить, заявишь о святости человеческой жизни, а я такой сяду рядом, обниму тебя за плечи и скажу: «Это война, брат, иначе он убил бы тебя…» Ну, и дальше по тексту.

— С чего ему блевать? — проворчал Палач, — мы ели крайний раз вчера днём, больше суток прошло. Пусть лучше он тебе лекцию прочтёт о влиянии наркотиков на детский мозг.

— Я, зато, бормотуху не пью в гостях у хрен знает кого, — парировал Док.

— Может, на трупах еду поищем? — выдал идею Араб.

— Если ты не заметил, то они даже без вещмешков были. Только оружие и подсумки с патронами, — объяснил Док, — разве что, их самих съесть, но это без меня. У меня на человечину аллергия.

— Хорош болтать, — оборвал его Палач, — встали и пошли.

— Там, возможно, живые есть, — Илья показал в сторону поля боя.

— Если не лень, сходи и каждого проконтролируй. Ножом. У тебя неплохо выходит. А так, на кой ляд они нужны? Даже если остались подранки, опасности они не представляют, преследовать нас не будут и, скорее всего, скоро помрут от потери крови.

Они снова отправились в путь, уже не торопясь, обычным шагом. С собой прихватили одну винтовку и, на всякий случай, сфотографировали убитых солдат. Илья спросил Палача, что тот думает о противнике.

— Армия. Настоящая. В бою явно не были. Оружие — говно, подготовка — говно, боевой дух высокий. Сам посуди, сто человек, не жравши, не сравши, не спавши, часов двадцать бежали за нами. Да и в бою ни один назад не повернул. Вперёд ползли, назад нет.

— Почему так?

— Ну, вопрос открытый, можно только предполагать. Это ведь не мартышки, это люди, у которых есть соображалка и инстинкт самосохранения. Поскольку вопрос защиты родины перед ними не стоял, можно сделать вывод, что своего командования они боятся гораздо больше, чем пуль противника. Какой-нибудь диктатор с той стороны их отправил и пригрозил семьи расстрелять в случае неудачи. А может, это какой-то отряд штрафников, которым казнь заменили службой.

— А что сейчас будет? — не унимался Илья, — придём мы к своим и доложим, а они что?

— Как минимум, поднимут людей, усилят гарнизон, тяжёлого оружия завезём. Чингиз пару минных полей организует. Они ведь придут снова, и будет это уже не рота, а батальон или полк. Так что бойня будет и нешуточная. Если повезёт, и толмача наши натаскают быстро, можно будет переговоры вести. Хотя, думаю, вряд ли что путное из этого выйдет, противостоящая сторона отличается крайней степенью упоротости.

Дальше они продвигались молча. Говорить больше не хотелось, да и силы подходили к концу. До города добрались уже поздней ночью, вышли на связь, Кнут сонным голосом сообщил по рации, что сейчас отключат сигнализацию, и можно будет подниматься.

А когда они поднялись, Кнут сунул каждому по кружке горячего кофе и предложил докладывать. Слово взял Палач:

— На второй день мы вышли на поселение. Не деревня, а так, хутор за частоколом. А на хуторе том проход, вроде нашего. Два ЧОПовца его охраняют. Вступили в контакт, продали часть продуктов, а на полученные деньги присели в местном трактире пожрать.

— Продали продукты, а деньги проели. Оригинально.

— Да мы ради контакта. А хозяин трактира, падла, какую-то хрень подмешал в бормотуху, что мы хлебнули по разу и отключились все. Очнулись уже под замком и без оружия.

— И? Как сбежали?

Палач нехотя указал на снайпера.

— Да ЗОЖник наш пить отказался, вот и не заснул. Когда нас паковать начали, он прорвался из деревни и в джунгли слинял. А по темноте вернулся и давай местных через инфракрасный прицел геноцидить. Кого-то завалил, кто-то успел в проход свалить. Мы, тем временем, дверь высадили и к нему навстречу. Прикупа свои в той же хате нашли.