Наглец (СИ) - Рейн Карина. Страница 15
Конкретно ржу и наконец отвечаю.
«Не трясись, Шастинский, я ещё тебя переживу! J»
«Слушай, Матвеев, — вклинивается Кир. — Ты там случайно по нашим с Максом стопам не пошёл? Ну там, завёл себе кого-то например…»
Ах, как «тонко»… А ведь они действительно ещё не знают, что я по уши влип в эту стерву…
«Если ты интересуешься для того, чтобы потом подъёбывать меня так же, как и Макса, то я лучше промолчу J», — пишу в ответ, поглядывая в сторону примерочных.
Что, мать вашу, можно так долго мерять? Она там не может рукав от горла отличить?!
«Вот же скользкий гад, как ловко увернулся от прямого ответа! — возмутился Егор. — Сиди теперь и думай: не то правда никого нет, не то прячется от злорадного Кирюхи…»
«Понимай, как хочешь, Ёжик J», — по-прежнему драконю парней — всё равно ведь придётся всё рассказать.
«Знаешь что, Романов, это ты во всём виноват! Ты первый бабу подцепил и женился, а следом за тобой и мы валимся в этот пиздец!» — пышет недовольством Лёха.
Фыркаю, потому что… Чё Шастинский-то переживает? Ему до отношений — как до Марса на запорожце.
«Есть идея! J — не унимается Лёха. Ну и какую бредятину сотворил его мозг теперь? — Раз уж все сегодня свободны, давайте соберёмся в «Конусе»!»
Машинально подношу к глазам левое запястье с часами и морщусь, потому что замечаю на циферблате небольшой скол на самом краю. Вот же… истеричка! Пять лет носил — ни царапинки, а эта… Полина за секунду их до нуля обесценила!
Ей бы в ломбарде работать…
«Тогда не раньше, чем через два часа», — даю себе время с запасом, потому что с этими упёртыми женщинами никогда не знаешь, как обернутся события.
Парни одобряют, поэтому я закрываю чат, прячу телефон и снова устремляю глаза в сторону занавесок насыщенного кофейного цвета, нервно постукивая ногой.
Какого чёрта она до сих пор не вышла?
И когда я уже начинаю терять терпение, Полина наконец решает показаться мне на глаза — хоть и с явной неохотой. На ней — кашемировое платье насыщенного зелёного цвета — как раз под её глаза, которые на фоне платья будто сияют ещё ярче. На ногах вместо испорченных сапог из натуральной кожи — замшевые сапоги на ненормально-адекватном каблуке.
Обвожу взглядом всю её фигуру, желая повторения хоть какого-нибудь прошлого эпизода — она на моих руках или на плече — плевать, лишь бы так же… обжигающе близко. Хочу гореть с ней в одном пламени; заставить её раскрыться и скинуть эту дурацкую маску холодной и сдержанной леди, которая идёт ей так же, как Шастинскому — балетная пачка.
Она должна стать моей.
Во что бы то ни стало.
* * *
Глядя на неё сейчас, понимаю, что мне мало просто смотреть — я должен её чувствовать.
И чем ближе — тем лучше.
Пропускаю момент, когда оказываюсь к ней вплотную — настолько, что чувствую её дыхание на своих губах; кажется, в её расширившихся от шока зрачках вижу себя — отражение абсолютно безумного, неуёмного и бесконтрольного желания.
Она помолвлена — я это помню так же чётко, как манную кашу Шастинского в кровати Соколовского в детском саду — но именно сейчас мне на это абсолютно похуй, потому что я ведь на полном серьёзе собирался добиваться её даже несмотря на это. Я не верил в любовь, потому что в двадцать первом веке балом правят деньги, связи, социальный статус и какие угодно привилегии, но уж никак не сантименты, хотя мне казалось, что в далёком две тысячи тринадцатом я был способен на чувства. А стоило мне вновь столкнуться с Полиной — этой дерзкой, своевольной, гордой стервой, шагающей по головам ради достижения собственных целей — как я с готовностью собрался пересмотреть собственный взгляд на некоторые вещи, словно потерявший собственную волю пёс.
Она была права, когда назвала меня «комнатной собачонкой» — отчасти — и всё же я не мог от неё отвернуться.
Электрический ток буквально вышибает из меня дух, стоит моим губам накрыть её в абсолютно диком поцелуе, словно тысяча игл разом впивается в кожу; ладони начинают вибрировать от напряжения и желания почувствовать тело Молчановой, и мой воспламенённый мозг не придумывает ничего лучше, как стиснуть её бёдра сквозь тонкую паутинку чулок. Не фонтан, конечно, но пока мне хватает и этого.
Хуже становиться, когда я чувствую её слабый и неуверенный ответ на своё откровенное безумие.
Слышу чей-то демонический рык и понимаю, что это я рычу, вжимая Полину в стену и набрасываясь на её губы с удесятерённой силой — просто потому, что иначе не могу.
Свихнусь, если не будет настолько резко, грубо и первобытно-страстно.
Правда, моя эйфория длится недолго: уже через секунду Полина начинает яростно сопротивляться, выбивая на удивление сильными ударами кулаков несчастные крохи кислорода из моих лёгких. В конечном итоге не это заставляет меня выпустить её из своих объятий, а каблук её сапога, опустившийся на мою ногу.
Могу поклясться, что я только что видел перед глазами звёздочки, как в том грёбаном мультике, где кролик ебашит тебя вытащенной из кармана наковальней по голове.
— Самоуверенный сукин сын! — уже не особо следя за уровнем громкости, вскрикивает Полина, и мою щёку обжигает огнём. Она что, сидит на стероидах? — Перестань вести себя так, будто тебе всё в этой жизни позволено! Я не твоя собственность и никогда ею не стану — заруби себе на носу! А ещё лучше найди себе какую-нибудь идиотку, которая любит дешёвые понты и самоуверенность! Хотя нет, вряд ли хоть одна уважающая себя девушка станет встречаться с таким дебилом, как ты!
К её последнему предложению я уже прихожу в себя, и чувствую, как где-то внутри начинает клокотать и пениться ярость — вплоть до того, что хочется сгрести её волосы в кулак и шарахнуть головой о стену, потому что, будь она сама нормальной, ни за что бы не повысила голос на людях.
— Одежду оставлю себе в качестве компенсации за моральный ущерб, — высокомерно произносит она, будто делает мне одолжение, и выходит из бутика, высоко задрав нос.
Вот же… сука.
Ей действительно похер на то, что я рядом — бревно и то было бы отзывчивей.
Это безмерно бесит, но я нахожусь в совершенно неподходящем месте для того, чтобы «спускать пар».
— Запишите все покупки на счёт Богдана Аверина, — произношу сквозь зубы, отчего консультант испуганно дёргается.
Молчанова делает из меня совершенное чмо — пугаю ни в чём не повинную девочку…
— Как скажете, — пищит девушка и скрывается за кассой — судя по всему, имя Аверина ей знакомо не по наслышке.
В «Конус» еду злой, как чёрт, но за те сорок минут, что провожу в дороге, собрав все пробки и светофоры, успеваю немного остыть, и в итоге во мне остаётся лишь горстка глухого раздражения. От парней я выслушиваю кучу всякой херни, которая должна не то успокаивать, не то мотивировать на что-то явно положительное, но в реальности лишь ещё больше меня бесит; за компанию пью с ними кофе, хотя оно мне нахрен не упало, и притворяюсь получающим кайф распиздяем.
И только вечером, едва мы рассаживаемся по машинам, понимаю, что оставаться сейчас одному вот совсем не вариант — если не хочу натворить какой-нибудь лютой хрени. Вспоминаю, что где-то в центре есть нормальный спортзал, где можно поколотить грушу — сейчас это самое то для меня. Найти в интернете адрес не составляет труда, и уже через двадцать минут я паркую машину на его территории.
«Спортзал» на деле оказывается двухэтажным спорткомплексом со стеклянной крышей, в котором помимо тренажёрки был ещё теннисный корт, бассейн, волейбольная площадка, боксёрский клуб и куча всякой другой херни на любой вкус и цвет. В любой другой день, неравнодушный к любым видам спорта, я бы облазил, наверно, каждый отдел, но сегодня мне хотелось тупо расхерачить обо что-нибудь кулаки.
Даже если это будет обычная груша.
Сменной одежды у меня с собой, естественно, нет, но комплекс оказывается местом что надо: в тренажёрке мне выдали спортивный костюм (далеко не самого хренового качества) и даже закрепили его за мной — на случай, если я всё-таки окажусь не «разовым клиентом».