Наглец (СИ) - Рейн Карина. Страница 19

Распахиваю дверь и вижу… Богдана.

Который мои слёзы ожидаемо принимает на свой счёт.

Мне приходится проглотить раздражение, потому именно сейчас всё, чего я хочу — это остаться одной, и я пытаюсь спокойно объяснить Аверину, что сейчас не лучшее время для разговоров. Но мы с ним оба два слишком упрямых человека, которые в нужный момент не могут нажать на тормоз и пойти на уступки или найти компромисс, поэтому вместо разговора у нас вышло выяснение отношений, которое закончилось грязной ссорой. Грязной, потому что мы оба сгоряча наговорили друг другу много обидных слов; не удивлюсь, если завтра получу от его секретарши официальное уведомление о том, что свадьбы не будет.

Что ли, взять пример с Кости и на недельку-другую куда-нибудь пропасть?

Скажем, к родителям?

Выдыхаю и качаю головой: я так не смогу. У меня ведь работа и куча обязанностей, которые я не могу оставить.

Но обо всём этом я подумаю завтра.

В эту ночь заснуть я так и не смогла, хотя глаза слипались, а голова трещала по швам от боли; просто сидела на кровати в оглушающей тишине и пыталась выбросить из головы Костю, который — самой себе могу признаться — был мне симпатичен. Он не пасовал перед трудностями и пёр к своей цели как танк, несмотря на то, что цель сопротивляется довольно жёстко.

К утру мне всё же удаётся поставить себя на ноги, взять в руки разболтанные нервы и кое-как подправить лицо — сегодня мои завистницы явно будут довольны и не упустят случая побольнее задеть меня. Но вот в чём прелесть подобных бессонных ночей — включается безлимитный режим пофигизма, и тебе просто становиться всё равно на то, что происходит вокруг. Плохо? В отдельных случаях — очень может быть. Но касательно мнения других — не думаю.

В конце концов, это мой личный режим защиты от внешнего мира.

В офисе Богдан ожидаемо со мной не разговаривает; даже больше того: он делает вид, словно меня и вовсе не существует — просто всякий раз проходит мимо, то разговаривая по телефону, то читая какие-то бумаги, хотя раньше ему это не мешало уделить мне внимание. Но в этот раз и я вела себя совершенно по-другому: я не спешила за ним, пытаясь искупить вину, и не стелилась ковриком — просто копировала его собственное поведение.

С той лишь разницей, что я просто проходила мимо с гордо поднятой головой.

К концу дня это начало его раздражать, если судить по тому, как ходили желваки на его лице, но я упорно продолжала настырничать.

В этот раз ни за что не пойду мириться первой.

К концу рабочего дня я больше напоминаю себе выжатый лимон — в эмоциональном плане — и уже из последних сил плетусь на парковку к служебной машине, которая отвезёт меня домой к тёплой расслабляющей ванне, ужину, который я вчера приготовила, но так и не оценила, и полной тишине и неограниченности. Весь путь до дома проделываю в полудрёме, и не сразу выбираюсь наружу на парковке уже возле своего дома.

Со второго раза, если быть точной.

А если ещё точнее, с помощью чужой руки, которая подхватила меня под локоть и попросту выволокла из салона автомобиля.

Секундное замешательство, и я вижу перед собой лицо Кости, который рассматривает меня со смесью интереса и наглости.

А когда удаётся собрать мысли в кучку, чувствую его руки на собственной талии, которые забрались под пальто.

Слишком близко и слишком жарко.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю удивлённо.

Усталость как рукой сняло.

— Хочу предоставить тебе пищу для размышлений, — ухмыляется он уголком губ. — Ну и надо же тебе с кем-то сравнивать своего жениха.

Краем сознания замечаю, что из его поведения словно ветром сдуло осторожность и сдержанность — он будто просто выключил эти свои качества, оставив только решительность, наглость и самоуверенность.

Совершенно другая версия Матвеева.

Будто в замедленной съёмке наблюдаю, как Костя наклоняется ко мне с очевидными намерениями — медленно, чтобы я в полной мере осознала, что сейчас произойдёт — а я даже пошевелиться не могу, хотя безусловно должна отпихнуть его или даже ударить, как в прошлый раз. Но вместо этого я позволяю его губам накрыть мои и чувствую прошивающий насквозь удар электрического тока — так было, когда я случайно наступила на оголённый провод во время ремонта. Не получив с моей стороны сопротивления, Костя смелеет ещё больше и углубляет поцелуй, а его руки сходятся капканом уже где-то в районе моих ягодиц. Его пальцы впиваются в меня даже сквозь тонкие колготки и платье, прижимая к телу парня, от которого я получаю электрические импульсы, и вот я уже сама не замечаю, как прижимаюсь к нему, обхватив руками за шею. Это напоминает безумие, которое я потом спишу на усталость, невменяемое состоянии или что угодно ещё, но сейчас я хочу в полной мере ощутить этот чувственный и невероятно обжигающий поцелуй. Мне кажется, если бы где-то рванула трансформаторная будка — искр было бы в миллиард раз меньше, чем между нами сейчас; я задыхалась, но не могла заставить себя оторваться от Кости, который словно заражал меня собой. Чувствую движение, и вот Матвеев уже прижимает меня спиной к машине, если судить по ощущениям. Зажатая, практически приручённая, ощущая руки Кости практически везде, куда он может дотянуться, я готова мурчать как кошка, но вместо мурчания из горла начинают вырываться стоны, которые Матвеев буквально проглатывает

Господи, Богдан никогда меня так не целовал…

Имя жениха действует на меня как ведро ледяной воды из проруби зимой; я что есть сил отталкиваю Костю, выскакивая из ловушки, и пытаюсь отдышаться и не дать вырваться слезам наружу, потому что мне противно и мерзко от самой себя. Я ведь без пяти минут замужняя женщина — раз уж Бо ещё не передумал делать меня своей женой — а сейчас… Да что вообще на меня нашло?!

Впрочем, ответ на этот вопрос явно известен Матвееву, если судить по его самодовольной ухмылке; скалится вон как кот Чеширский — так и хочется дать ему затрещину.

— Это ничего не значит и ничего не доказывает, — продолжаю упрямиться.

Парень поднимает руку и проводит кончиками пальцев дорожку по моей шее от плеча до подбородка, заставляя меня задохнуться, и внимательно следит за своими действиями.

— Себя ты можешь обманывать, сколько влезет, красавица, — качает он головой, устремляя на меня прожигающий взгляд, от которого сердце делает тройное сальто назад. — Я видел твою реакцию, и знаю, что это значит.

— Мне плевать, что ты знаешь — это ничего не меняет, — вздыхаю. — Меньше чем через три месяца я стану женой другого человека. У меня уже есть жизнь, которая меня устраивает.

Он снова качает головой.

— Ты даже не представляешь, насколько ошибаешься. Ты окружила себя фальшивой красотой, фальшивыми друзьями и фальшивыми мечтами; утонула в собственном выдуманном мире, уверенная, что всё идёт так, как ты хочешь, а на самом деле ты даже можешь собственной жизнью распоряжаться!

— Это не правда! — закипаю я, чувствуя приближение слёз.

— Да ну? — недоверчиво фыркает парень. — Скажи, когда последний раз ты ходила туда, куда хотелось бы именно тебе? Съела то, чего хочешь, а не то, что надо для поддержания шаблонной красоты, которую придумали люди, мало что знающие о красоте, для людей, которых они не знают вообще?

Я уже открыла было рот, чтобы доказать его неправоту, но тут же захлопнула его обратно, с ужасом осознав, что он прав — как никогда прав, и это было до боли обидно. Что, действительно, я сделала лично для себя за последние восемь лет — ну кроме нескольких приступов гастрита, голодных обмороков и нервных срывов?

Боже…

Из-за слёз улица начинает расплываться, и ладони Матвеева я скорее чувствую на своих щеках, чем реально вижу.

— Останься со мной, — слышу его убеждающий шёпот, опаляющий моё ухо огнём. — Тебе не придётся ничем жертвовать ради меня — просто будь собой.

Смыкаю пальцы на его запястьях и… отрываю его руки от своего лица, уже не контролируя поток солёной влаги.

— Не могу — я уже пожертвовала многим.