Вдоль белой полосы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 17

— Точно! Молодчина! — раздалось тут же со всех сторон. И вскоре «верёвка» удлиннилась сразу больше чем на десять метров. И опять все задумались. Но идея со шнурками так вдохновила их отряд, что девочки начали распускать волосы, чтобы добавить к «верёвке» резинки и те заколки, которые можно было скрепить между собой. Агата сняла с хвоста платок, которым обвязала волосы для красоты. Кто-то стянул с шеё цепочки.

И тут одна из девчонок сунула в руки тем, кто связывал вещи, бюстгальтер. Все на секунду оторопели, Агата же и вовсе вспыхнула. Нижнее бельё казалось ей чем-то глубоко личным, не предназначенным для чужих глаз. Но остальные уже отошли от секундной заминки, обрадовались, зашумели, почти все девочки побежали к ближайшей рощице. Возбуждённое, азартное стремление к победе охватило всех.

— Агат, ты чего стоишь? Давай с нами! — крикнула ей Даша.

И Агата дрогнула, побежала вслед за всеми. Сначала она занималась тем, что относила к всё удлиннявшейся «верёвочке» бюстгальтеры и футболки и даже шорты самых смелых девчонок. Сами же они сидели в кустах в одних трусиках и спрашивали то и дело прибегавшую за новой партией одежды Агату:

— Ну? Что? Как там?

— Пока мы впереди, — отвечала она, забирала вещи раздевшихся девчонок и бегом несла на луг. Наконец, разделись все, кроме неё.

— А ты? — спросила Нюра, активная девчонка из тех, кто попал в новые классы не со стороны, а из этой же школы.

— Так я же вещи ношу, — растерялась Агата, — больше некому будет, если я тоже… Не мальчишек же сюда пускать.

— Нет, мальчишек не надо, — согласились с ней все. — Но ты лифчик сними, а рубашку и шорты оставь. Всё-таки ещё больше чем полметра прибавится.

Девчонки у них в отряде были весёлые, простые, приветливые. Совсем не такие, как в её предыдущей школе. Новенькую Агату приняли очень хорошо и тепло, сразу стали звать по имени и образовывать от него ласкательные формы. И когда Нюра, просительно глядя на неё снизу вверх (она сидела на траве, а Агата стояла), протянула:

— Ну, Агатик, давай! — Агата не устояла и начала расстёгивать пуговицы на рубашке. Ей очень хотелось помочь своему отряду, в котором подобрались такие отличные девчонки и ребята, что она забыла о том, чему её учили родители и бабушки.

Их отряд выиграл. Хотя и в других тоже девчонки снимали с себя чуть ли не всё. Но когда Агата увидела, как к концу длиннющей «верёвки», вытянувшейся по лугу почти от края до края, привязывают её нежно-розовый бюстгальтер, ей вдруг стало невыносимо стыдно. Так стыдно, что она даже не радовалась победе. А для себя сделала вывод, что человек она, оказывается, азартный, а потому должна быть особенно осторожна и осмотрительна.

Потом они долго развязывали вещи и искали хозяев, особенно нелегко пришлось со шнурками. У Агаты они были цветными, но у других ребят всё больше белыми. Намучились они с ними, пока разобрали где чьи. Когда Агата принесла в рощицу последние вещи, то ей показалось, что и другим девчонкам немного неловко за свою смелость. Они быстро оделись и разбежались по делам: кто готовить ужин, кто убирать в лагере. Но ощущение неловкости, возникшее тогда, Агата испытывала ещё долго. Свобода, царившая в лагере, ей нравилась, но было и то, к чему она оказалась не готова. Вроде бы и мелочь. Но эта мелочь царапала душу, доставляя неприятные ощущения. «Нельзя всё-таки ломать себя. Есть черта, через которую переступать я больше не буду», — поняла Агата и решила, что впредь постарается придерживаться этого правила.

Вечером они снова долго сидели у костра и уже не только пели, но и разговаривали. Агате эти простые добрые отношения между не только одноотрядниками и одноклассниками, но и учителями и ребятами, выпускниками и теми, кто только поступил в десятый класс, казались чем-то невероятным, невозможным. Она уже забыла, что так бывает. Но сейчас всё было именно так.

Сидя у костра, она приглядывалась к тем, кто окружал её, и все они казались ей очень яркими, интересными, необычными. Ей было странно, что она теперь одна из них, среди этих свободных, счастливых и талантливых людей, живущих жизнью, о которой она ещё три дня назад и не знала ничегошеньки. А теперь они приняли её в свой круг и она может, словно своя для них, сидеть рядом, петь и делать всё то, что делают они. Агата не понимала, как это может быть, но знала, что так и есть. Она любовалась своими новыми друзьями и уже любила их.

Если что и удивляло, то лишь некоторая склонность к театральности, которую она замечала во многих и даже в учителях. Их жесты, интонации, мимика были несколько преувеличенными, словно те играли на публику. Но вскоре она привыкла к этой странности и хотя и не перестала замечать её, но не уже не удивлялась, рассудив, что должны же быть у этих чудесных, приветливых и весёлых людей какие-то недостатки. Да и не достаток ли это?..

Разошлись они снова поздно. Агате, которая была жаворонком, посиделки давались нелегко, но и уходить не хотелось. Поэтому в палатку она залезала, уже чувствуя, что снова проваливается в сон едва ли не на ходу.

Под утро, когда Агата уже слышала сквозь дрёму тихие голоса проснувшихся дежурных, ей приснился странный сон. Перед ней была уходящая в стороны белая линия, за которую — откуда-то она знала это — заступать было нельзя. Там, за этой полосой, похожей на ту, которая на железнодорожных платформах показывает, что ближе к краю подходить не стоит, стеной стоял плотный серый туман и таилась опасность. Но в этот туман иногда — кто смело, кто с явным сомнением — шагали какие-то не знакомые ей люди. Агата прислушивалась к их тающим за полосой шагам и не слышала ни криков, ни шума. Но ей всё равно было страшно за этих людей. Тогда она пошла направо, вдоль этой полосы, убегающей за горизонт. Туман по левую руку от неё не редел. Но зато впереди она увидела солнце. До него было невероятно далеко, а нескончаемая белая полоса тянулась именно туда. Агата вздохнула и приготовилась идти долгие дни. Но неподъёмность предстоящего пути почему-то не испугала, а лишь раззадорила её. Она зашагала ровно и быстро. Откуда-то появились силы, она глубоко вдохнула холодный вкусный воздух и… проснулась.

Сны Агата видела очень часто, поэтому очередное сновидение совершенно не удивило её, но почему-то запомнилось. И в течение дня она несколько раз, задумавшись, бормотала:

— Вдоль белой полосы…

— Что? — переспросила услышавшая её Нюра, с которой они лежали на лугу.

— Да так, ерунда, — отмахнулась с улыбкой Агата, но внутренне приготовилась к насмешке.

Но Нюра улыбнулась в ответ:

— А я думала, ты стихи сочиняешь. Вот было бы круто. Своего поэта у нас в классе ещё нет, насколько я знаю.

— Нет, я не поэт, — Агате было жаль разочаровывать такую славную одноклассницу. — Вот станцевать да, могу.

— Думаю, и это нам тоже пригодится. Сейчас приедем на базу, и начнётся…

— Что?

— Мне старшие ребята рассказывали, что там столько интересного всегда. Я мечтала поскорее поехать. И вот дождалась. После обеда выдвигаемся.

— Тогда надо вещи собирать! — спохватилась Агата.

— И правда, пойдём, — Нюра поднялась с травы, глядя в ярко-голубое августовское небо. — А то там без нас все работают, а мы расслабляемся. Не дело.

— Да уж, — согласилась Агата, тоже поднявшись. Ей очень нравилось ещё и это: в их лагере никто никого не заставлял. Но все почему-то не отлынивали ни от работы, ни от творческих заданий. Она снова вспомнила старую школу, передёрнула плечами и в очередной раз порадовалась, что первого сентября пойдёт не в неё.

База отдыха, которую арендовали под их лагерь, располагалась неподалёку. На автобусах они ехали не больше двадцати минут, когда ребята из двенадцатого и тринадцатого классов вдруг закричали:

— Ура-а! Добрались!

Агата прилипла к окну. Среди сосен стояло белое потрёпанное здание с колоннами.

— Вот здесь мы и будем жить, — увидев её интерес, объяснила Ксения Владимировна и, обернувшись к остальным, скомандовала: — Народ, разгружаемся.