Вдоль белой полосы (СИ) - Перепечина Яна. Страница 47

— Пап, — шутливо спросил Никита, когда отец в очередной раз встретил его у проходной, передал приглашение мамы на ужин и тут же начал отчитываться о том, что и куда отослал. — Я тебе так надоел, что ты стремишься от меня избавиться? Я понимаю, конечно, родители иногда устают от детей, так я вроде уже совсем самостоятельный, ночами не рыдаю, на ручки не прошусь и не плююсь манной кашей.

Отец рассмеялся.

— Да уж, не плюёшься. И вообще, ты нам удался. Именно поэтому мы с мамой и хотим тебе лучшей жизни…

— Ты правда считаешь, что там она лучше? — удивился Никита.

— Считаю, — с горькой убеждённостью кивнул отец. — Когда Союз распался, я радовался, думал, что теперь-то всё будет иначе, по-новому…

— А разве этого не произошло? — раздражённо хмыкнул Никита. — Куда уж новее-то? — Он зачем-то широко повёл рукой. За высоким забором виднелся огромный корпус завода. Его начали строить в восемьдесят девятом. Многоэтажный, со стеклянными стенами, он должен был стать гордостью предприятия. Никита помнил, как родители с восторгом рассказывали о планах и открывающихся для завода перспективах. Корпус успели возвести и даже вставили большую часть стёкол. Но потом началась «новая» жизнь, и стройка прекратилась. И теперь колоссальный корпус смотрел на мир пустыми чёрными проёмами и редкими пыльными стёклами. Никита иногда ходил туда, сам не зная для чего, и смотрел, смотрел на эту заброшенную, умирающую мощь, с которой теперь руководство завода не знало, что делать.

С другой стороны, за прудом, виднелась ткацкая фабрика. В её окнах вечерами давно уже не горел свет. Сначала второе градообразующее предприятие перешло на работу в одну смену, а теперь и вовсе готовилось к закрытию. И так было во всём: фонари на улицах города в последнее время горели через один, жители города еле сводили концы с концами, а дом, в котором дали квартиру Никите, стал последним построенным их заводом. Денег на заботу о сотрудниках больше не было.

— Вот! — согласился с ним отец. — Про это я и говорю! А в Европе всё совсем иначе.

— Па-а-ап! — возмутился Никита. — Ну, услышь ты себя! То есть ты мне предлагаешь бросить вот это всё и уехать туда, где спокойнее и сытнее?

Отец кивнул.

— Пап, это же приспособленчество, — Никита так изумился тому, что отец, всегда бывший для него авторитетом, предлагает такое, что даже остановился, преградил тому дорогу и внимательно всмотрелся в родное любимое лицо. — То есть ты хочешь, чтобы твой сын стал приспособленцем? А если в Германии всё станет плохо, что тогда делать? Драпать дальше?

— Не станет. Это богатая, мощная страна, — с упрямством детсадовца отмёл такую возможность отец.

— Я говорю "если". Что тогда? — раздельно спросил Никита.

— Тогда переедешь ещё куда-нибудь. Слава богу, полно стран, где живётся лучше, чем у нас. А с твоей головой, руками и настойчивостью, ты сможешь устроиться, где угодно.

Никита смотрел на отца и не знал, что сказать. Поэтому он просто повернулся и быстро пошёл в сторону родительского дома. Отец догнал его. Так они и шагали молча. Идти было довольно далеко, и всю дорогу Никита думал, как случилось такое, что они с отцом перестали понимать друг друга.

Район города, где жили его родители и бывшие тесть с тёщей, строили в середине шестидесятых. Наверное, тогда серые пятиэтажки могли казаться кому-то современными и привлекательными. Но сейчас они наводили на Никиту страшную тоску. Уютные дворы его детства стали совсем другими. Всё реже звучали в них детские голоса: родители боялись отпускать детей одних на улицу, а сами много работали и гулять с чадами не успевали. Так и сидела ребятня по домам. Зато площадки облюбовали пьяные компании, которые использовали детские домики и песочницы под туалеты, а на скамейках частенько спали в тёплую погоду. Хозяйки перестали сушить во дворах бельё, и теперь специальные сушилки стояли без дела, лишь осенний ветер трепал порванные верёвки.

Глава 19. Смятение.

В декабре вернувшийся из армии Тони позвонил Агате и пригласил в гости.

— Все наши будут! — радостно сообщил он. Агата пообещала приехать. Она уже полгода как не только училась, но и работала, однако в субботу, после третьей пары, была как раз свободна.

И правда приехали все: Саня, Фима, бывшие одноклассники Антона и даже Нюра, которая всё-таки поступила в МГУ, как и мечтала, и теперь постоянно была занята. В разгар весёлого вечера Нюра утащила Агату на кухню и заговорщицки спросила:

— Ну? Дозрела ты, наконец?

— До чего? — не поняла Агата.

— До того, чтобы сжалиться над Тони! — сердито вытаращила глаза Нюра. — Он же смотрит только на тебя, буквально не отрываясь. Ты не видишь, что ли?

— Хватит выдумывать, — засмеялась Агата. — Ничего такого нет.

— Слушай, я поражаюсь. Никита твой женился…

Агата почувствовала уже привычный болезненный укол в сердце, но старательно удержала на лице легкомысленное выражение. Нюра пристально всмотрелась в неё, ничего подозрительного не заметила и строго повторила:

— Никита женился, а тебе надо подумать о себе. Или ты надеешься, что он разведётся?

— Что ты! Конечно, нет! — испугалась Агата. — И вообще, Никита не из тех, кто разводится. Если только жена захочет. Но ни одна нормальная девушка от него сама не уйдёт. Он, знаешь, какой…

— Так, всё. С этой темой заканчиваем. Восхищаться чужими мужьями неприлично и бесперспективно, — одёрнула Агату Нюра. — А вот найти тебе своего собственного мужа — очень даже можно. Тем более даже искать особенно не требуется. Антон, по-моему, уже готов…

— Нюрик, я тебя умоляю! — запротестовала Агата.

— Не надо меня умолять. Я тебя просто прошу присмотреться к Тони. Он ведь замечательный парень и влюблён в тебя по-настоящему. Это раньше ты из-за Никиты никого и ничего не замечала. Но сейчас-то кто тебе мешает разуть глаза?

На маленьком привлекательном личике Нюры светилась такая решительность, что Агате стало смешно. Она рассмеялась, обняла подругу и пообещала:

— Хорошо, присмотрюсь.

— Обещаешь? — требовательно уставилась на неё Нюра.

— Обещаю.

— Ну, вот и умница!

— А как твои генеральские сынки? — сменила тему Агата. — В штабеля уже начали складываться?

— Пока нет, — легко отозвалась Нюра. — Но я над этим работаю.

— Ох, Нюрик! — Агата рассмеялась ещё звонче. — Как же я тебя люблю и как соскучилась!

— Вот! Молодец! Запомни эту интонацию и это выражение лица. — Скомандовала подруга.

— Зачем?

— Сегодня же именно так и именно это, только пока без первой части, непременно скажи Тони.

— Ладно, скажу. Тем более что я и правда соскучилась.

— Он тоже соскучился. Сам мне десять минут назад сказал. Говорит дни считал до встречи с тобой. Кстати, я ему посоветовала самому это тебе сказать. Так что ты не удивляйся…

— Ох, Нюрик, ну ты даёшь. Наш пострел везде поспел. Со всеми переговорила, всем советов надавала.

— Ну, что поделаешь? Призвание у меня такое — делать людей счастливыми. — Нюра состроило одухотворённое выражение лица, но не выдержала и сама рассмеялась. Агата следом за ней.

— Начала бы ты с себя. А то ведь так недолго и в девках остаться.

— За меня не волнуйся. Всё под контролем, — успокоила её Нюра и впихнула в комнату, где Антон, поддавшись на уговоры гостей уже доставал из чехла гитару.

Пел и играл он и правда неплохо. Даже Агате, воспитанной на классике, нравилось. Поэтому она села рядом с Саней и привычно прижалась щекой к его плечу. Саня погладил её свободной рукой левой рукой по волосам и тихо вздохнул. Агата подняла глаза и с тревогой всмотрелась в него, но Саня, заметив её взгляд, лишь покачал головой: всё в порядке, не волнуйся, слушай. С другой стороны от Агаты пристроилась Нюра.

— Я сейчас спою новую песню. — Предупредил Тони. — Сам недавно её услышал. Даже не знаю, кто поёт. — И он начал перебирать струны. Все затихли. Агата, которая в то время как раз писала курсовую работу по рок-поэзии, внимательно вслушивалась в слова.