Империя ускоряется (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 41
А к нам тем временем от дальнего столика возле широкого панорамного окна на Тверскую уже шёл Бобби, весь отлично прикинутый, гладко выбритый и сияющий, как двухсотсвечовая лампочка.
— Рад тебя видеть, Серж… и тебя, Энни, — склонился он к её руке с поцелуем, — пойдём побеседуем.
Конечно пойдём, затем и пришли, подумал я, пододвигая стул Ане.
— Я тут уже заказал кое-чего, если не понравится, можете конечно добавить, — и Бобби широким жестом показал на накрытую поляну.
— Ого, — сказал я, глядя на это великолепие, — черная икра, она же жутких денег стоит.
— А, ерунда, — небрежно ответил Боб, — благодаря дружбе с тобой у меня сейчас денег хватает.
— Вот с этого места давай поподробнее, — сказал я, беря в руки бутерброд с икрой.
— Сначала тост… за наше тесное сотрудничество, — сказал Боб, разлив в бокалы мартини, экстра-драй, давно такого не пил.
А когда мы выпили, он продолжил:
— Продажи твоего кубика, уж не обессудь, практически в ноль съехали, но новая твоя игрушка произвела натуральный фурор на рынке.
— Да ты чо? — деланно изумился я, — так-таки прямо и фурор?
— А про что речь? — спросила Аня.
— Да крутящаяся такая хрень на трёх подшипниках, я её сделал, когда мы в Лос-Анджелесе прохлаждались… после землетрясения делать нечего было, помнишь?
— Ясно, — ответила она и тогда я продолжил.
— Так что там насчёт фурора-то? Народ хочет подробностей.
— Короче говоря в первый месяц мы продали полтора миллиона экземпляров, Серж, а предзаказов у нас есть еще на три. Сумасшествие какое-то.
— Это просто замечательно, — продолжил я, — а что там с финансовыми делами?
— Если ты думаешь, что я тебя решил кинуть, то это ты зря — тогда бы я сюда просто не приехал, — с усмешкой ответил Бобби, — с финансами всё так, как мы тогда и договорились в Санта-Монике, всё роялти числится на моём счету, 25 % мои, остальное твоё.
И он достал чековую книжку и показал мне последнюю запись в ней — там значилась сумма в миллион триста тысяч долларов.
— То есть ты практически миллионер, каких-то центов до миллиона не хватает. Что мне с этими деньгами делать, это первый вопрос, — сразу взял он быка за рога, — и нет ли у тебя каких-то новых идей для меня? Ты же намекал на них при последнем нашем разговоре.
— Деньги пусть у тебя пока полежат, это первое, а новых идей у меня, как говна за баней…
— Like shit after a bath? — переспросил он.
— Не обращай внимания, это русская народная идиома, означает «очень много».
— Я рад иметь дело с таким компаньоном — выкладывай.
— Не-не-не, притормози немного, Бобби, давай лучше так сделаем… через две недели сможешь подскочить в Вену?
— В Вену? — переспросил он, — наверно смогу. А зачем.
— Там будут переговоры сам понимаешь кого с сам понимаешь кем, — и я задрал глаза к небу, — а я в составе советской делегации. Там обо всём и поговорим. А теперь давай за успех наших начинаний.
И мы выпили еще по одной порции экстра-драй-мартини. Боб зажевал его салатиком, а потом неожиданно сменил тему.
— Слушай, Серж, а помнишь на наших первых переговорах были две такие красивые девушки?
— Ну помню конечно, — ответил я, покосившись на Аню, — а что?
— Никак они у меня из головы не идут, у нас в Америке такой красоты не водится.
— Одна из них, допустим, замуж вот-вот выйдет, так что про Инну забудь, а вторая сейчас свободна, как ветер, могу телефон дать. Не будет ведь ничего плохого, если я ему телефон Сотниковой дам, а, Ань?
— Дай конечно, — после некоторой паузы ответила она.
И добавила спустя пару секунд:
— Хуже от этого никому не будет.
— Окей, — быстро отреагировал я, — Бобби, пиши её телефон, зовут её Энни, так же, как мою жену.
И я продиктовал ему 7 цифр. Бобби записал всё это на салфетке, а потом ответил в раздумьях:
— А может ты сам сначала ей звякнешь, а то сам посуди — какой-то посторонний человек с другого конца земли вдруг ей звонит, она меня и не вспомнит наверно год спустя…
— Хорошо, — сказал я, автоматически набирая нужную комбинацию, но тут же спохватился.
— Слушай, Анечка, а может ты её наберёшь, а? У вас же нормальные отношения, а меня она может неправильно понять…
— Конечно, дорогой, — быстро ответила она, — сейчас всё сделаю, но ты…
— Должен буду тебе одну услугу, я понял…
— Не одну, а две, — поправила она, высматривая в контактах нужную строчку. — Алло, Аня? Да, это я… нормально живу, сейчас вот в Москве… тут к тебе одно дело есть…
И она встала и отошла в дальний конец ресторана, так что окончания разговора мы с Бобом не услышали. Вернулась она, впрочем, очень скоро.
— Договорилась, через час в парке Горького у карусели.
— Я был в парке Горького, там много каруселей, у которой? — тут же спросил Боб.
— Большая одна, так что не ошибёшься, — сказала Аня и села, — а нам с Серёжей наверно пора идти, дела.
— А вы меня не проводите? — жалобным голосом вдруг спросил Боб. — А то мало ли что…
— Аня, пойдём посоветуемся, — сказал я и отвёл её в сторонку. — Я не хочу с ней встречаться, может ты одна там разберёшься?
— А почему ты собственно не хочешь с ней встречаться?
— Дуру-то не надо включать, неужели не ясно?
— Хорошо, дорогой, — ответила она, прищурив глаза, — но это обойдётся тебе ещё в одну услугу.
— Договорились… я тогда в Останкино подскочу, есть небольшой вопрос к Гальпериной, а потом созвонимся, окей?
— Окей, дорогой, — сказала она, я сообщил результаты переговоров Бобу и мы разделились — они вдвоём взяли такси прямо возле входа, а пошёл на метро «Проспект Маркса».
Гальперина была занята насмерть, как сказали мне в её отделе, новую программу запускает, с утра до вечера репетиции.
— А что за программа-то? — спросил я.
— Игровая… точнее даже три программы, «Угадай мелодию», «Поле чудес» и «За стеклом».
— «За стеклом»? — удивился я, — реалити-шоу что ли?
— Ты попонятнее спрашивай, не знаем мы никаких реалити, а программа эта состоит в том, что камеры отслеживают жизнь одной московской семьи, на работе, дома и вообще во всех местах.
— Любопытно, — ответил я, — а где репетиции-то идут?
Мне показали где, поплёлся туда, интересно же, как трансформировались мои советы — вот конкретно про «За стеклом» я кажется совсем ничего никому не говорил… на входе в девятую студию, где проходили съёмки, стоял суровый товарищ, который пустить меня отказался наотрез. Ну делать нечего, подался в буфет — есть-то я не хотел, Бобби только что накормил, сока выпью да на общество посмотрю.
Один знакомый таки там нашёлся — это был Александр Абдулов, с которым мы пересеклись как-то у Евстигнеева, я ему тогда ещё втирал идею про отечественную «Никиту», и он меня не забыл, приветственно помахал из угла, подгребай сюда, дескать. Подгрёб, чо…
Абдулов закончил работу в «Месте встречи» и сейчас снимался в новой комедии Захарова про Мюнхгаузена вместе с Янковским, Броневым, Чуриковой и так далее.
— Как Захаров-то? — спросил я у него, — суров?
— Бывают и посуровее, — ответил он, — иногда да, зверь зверем, но это редко бывает, а так-то он душка. Правда если он на актере крест поставит, это всё, можно не суетиться, тебя больше для него не существует. А бывает и наоборот, с Ярмольником например такая история случилась.
— С Ярмольником? — сделал вид я, что не понимаю, — это который цыплёнка табака изображал?
— Да, он самый, так вот, никому этот Ярмольник табака даром не нужен был, пока его не увидел Марк Анатольич…
Но конец этой захватывающей истории я так и не услышал, потому что прибежал какой-то мальчонка, по виду типичный помреж, и срочно вытащил Абдулова из-за стола. Делать в столовке мне было нечего, поднялся ещё раз в девятую студию проверить, как там «Угадай мелодия», и нарвался на перерыв, Гальперина как раз стояла на углу коридора и дымила, как паровоз.