Империя отходит от края (СИ) - Тамбовский Сергей. Страница 29

А тут и психиатричка наконец пожаловала — менты накоротке провели с ними беседу и таки смилостивились, разрешив забрать в дурку тихого Васю. Потом еще был опрос минимум 4-х бабулек со скамеек, вот тут мнения разделились, далеко не все считали Васю безобидным одуванчиком, а на закуску из нашего подъезда вышел сосед дядя Вася и без особых приглашений рассказал свою версию событий, кою он в окно нашей кухни наблюдал.

Короче все кончилось тем, что меня запихнули в зарешеченную часть УАЗика и повезли в отделение на Ильича. Перед тем, как уехать, я таки успел шепнуть Вовчику телефон Сергея Викторовича из дома с зелеными занавесками, помогай, мол, брат, а то совсем худо мне будет, Вовчик все понял и согласно кивнул.

----

Через час примерно я сидел в черной Волге и послушно выслушивал нотацию Сергея Викторовича.

— Ну что, Сережа, мы твою просьбу выполнили? — спросил, закончив нравоучения, Сергеич, при этом он не забывал выпускать кольца дыма в воздух.

— Так точно, выполнили, за что моя благодарность вам не будет иметь границ, — осторожно ответил я.

— Тогда подпиши для начала вот это дело, — и он сунул мне листок с типографским текстом. Я вчитался: Я, прочерк, даю настоящее обязательство сотруднику органов государственной безопасности в том, что буду информировать…

— Ну Сергей Викторович, — заныл я, — ну дорогой, это ж такое западло в нашей среде, давайте как-то без этого обойдемся… — и видя вытягивающееся лицо Викторовича, быстро добавил, — а я вам очередной вещий сон сдам, вот сегодня ночью только был, вот прямо с пылу с жару, а?

— Хорошо, давай свой сон, Сергуня, только учти, что там должно быть что-то очень серьезное…

— Будет, Сергей Викторович, непременно будет, — уверенно ответил я и продолжил, — сон из двух частей состоял, первая о прошлом, про взрыв в московском метро в начале года слышали?

Викторович как-то очень быстро подобрался и напружинился:

— Ну слышал конечно, и что там у тебя есть про это?

— Так вот, устроили это дело армянские националисты, главный идеолог у них Степан Затикян, а исполнители Степанян и Багдасарян. И скоро они еще один теракт собираются устроить, вот буквально через неделю-полторы, точнее не понял, эти же Степанян-Багдасарян приедут на поезде на Курский вокзал и оставят там в зале ожидания сумку с бомбой.

— Тэээк, — почесал затылок Сергей Викторыч, — это я запомнил, а во второй части сна у тебя чего?

— Там международные дела — послезавтра палестинцы совместно с немецким РАФ захватят самолет, требуя освободить своих бойцов из немецких тюрем. Лететь он будет из Испании в Германию, а они повернут его сначала в Рим, потом в Дамаск, потом еще куда-то, закончится все кажется в Сомали штурмом немецкого спецназа. Вот, все рассказал, что вспомнил, — закончил я.

Викторович посидел минутку, глядя в синее автозаводское небо, потом забрал бумажку о сотрудничестве из моих рук и засунул ее в карман.

— Ладно, свободен…

А когда я открыл дверь машины, добавил:

— И постарайся больше никуда не попадать, а то мы можем и не успеть в следующий раз.

Побрел, запинаясь нога об ногу, домой… а нет, сначала с Вовчиком побеседовал, он меня на доминошной скамейке ждал — ну что, дружбан, решили мы кажется с тобой вопрос с психованным Васей, так что можешь спать спокойно… пока… Вовчик был всецело со мной согласен, так что разошлись мы по своим квартирами.

Дома я что-то приготовил себе, потом тупо лег спать, слишком много событий на сегодня… потом проснулся от того, что звенело что-то… это ж моя телефонная трубка в сумке звенит, быстро сообразил я, а звонить на нее может только одна Анюта, на часах полночь, значит что-то случилось…

Антон Палыч как-то заметил про ружье, что если оно в первом акте на стене висит, то в третьем должно непременно выстрелить — так телефон не стал дожидаться никакого третьего акта, а зазвонил через несколько часов после того, как его повесили… ну в смысле активировали. Нажал кнопку «ответить», чо, и услышал в трубке анютины рыдания…

Послушал я эти рыдания секунд 15 наверно, не меньше, потом гаркнул:

— А ну быстро успокоилась и нарисовала проблему!

Кажется помогло, потому что она обиделась, а обиженная она быстрее соображает — в общем и целом выяснилось, что у ее отца приступ какой-то, дико болит живот и температура под 40, а скорая вот уже час приехать не может.

— Ходить отец может? — быстро спросил я.

— Вроде бы да, — ответила Аня.

— Тогда одевайте его и спускайте к подъезду, я через 15 минут там буду.

И побежал к гаражу, на ходу продевая руки в рукава куртки, потому что спешка спешкой, но октябрь все-таки на дворе стоит, а простуженный я и половины намеченного не сделаю. И ровно через 15 минут, ну плюс-минус десяток секунд, копейка стояла перед анютиной хрущевкой. Ждали они меня там все трое, Аня и мать поддерживали согнутого пополам отца — походу одно из двух у него, или аппендицит, или острый приступ язвы желудка, надо бы быстрее ко врачам, подумал я.

Помог посадить его на заднее сиденье, рванули к сороковой больнице, по дороге я, как мог, пытался успокоить всю семью:

— Да не волнуйтесь вы так, все путем будет, починят щас Петра Петровича, как новенький будет, в 40-й врачи отличные работают, — а сам же думал, что все в руках божьих и хрен его знает, что там на самом деле будет, но озвучивать это конечно не стал, зачем…

Подкатили прямо к порогу приемного покоя (обычно туда не пускали, но время же ночное, поэтому все свободно) довели отца до скамеечки в предбаннике, я быстро объяснил ситуацию дежурной сестре, та вызвонила дежурного же врача, и отца весьма оперативно увели в недра первого этажа, рентген по-моему делать. Да, а дежурным-то врачом оказался хирург Пак, который 1) с печки бряк и 2) отец Анечки-знатока восточных единоборств, он меня похоже не узнал, ну еще бы, сколько больных и родственников больных ежедневно видит, а я так сразу его признал — врачей за последнее время я не так уж и много видел, а врачей-корейцев так и ровно одну штуку.

Через весьма непродолжительное время (на протяжении которого мать хлюпала носом у окна, а Аня нервно мерила шагами коридорчик от окошка сестры и до входа в лаборатории, а я вспомнил про дядю Федора и выяснил, что лежит он здесь, на четвертом этаже и дела у него мягко говоря так себе, в ежедневной сводке написано было «состояние тяжелое») вышел Пак и объявил, что сейчас будет срочная операция, гнойный аппендицит у больного, вовремя привезли, через час уже поздняк бы был.

— А пригодился телефончик-то, — глубокомысленно заметил я в потолок…

----

Спустя час с хвостиком операция закончилась, Пак вышел покурить на улицу, проходя мимо нас сказал, что без проблем все прошло, зашили Петра Петровича и увезли в реанимацию (почему? а после операций почти всех туда отвозят), я увязался хвостом за ним, поговорили. Рассказал ему про дочь, что мол в нашей группе гимнастики не последний человек и вообще послезавтра… нет, уже завтра вечером нам в Москву ехать, так что там насчет родительского благословения-то? А пусть съездит, благодушно отвечал Пак, давно в Москве не была. Еще про дядю Федора спросил, получил малообнадеживающий ответ, что состояние стабильно тяжелое, хрен его знает, что там дальше будет, да…

— Ну чего, Сотниковы, все закончилось, — сказал я, вернувшись в предбанник, — Петрович живой и будет отходить от наркоза несколько часов, надо бы по домам бы…

Отвез маму с дочкой до дома, условились с Анютой на завтра… ну то есть на сегодня уже… как обычно, а сам добрался до своей конурки и попытался уснуть — вот щас, сна ни в одном глазу. Начал думать, что бы еще такого сделать, телефон готов, кубики бог даст завтра выйдут с конвейера Потапыча в удовлетворительном состоянии, песни и танцы тоже под контролем… а давай-ка мы с тобой, Сергуня Владимирович, радиомикрофон сварганим, их же сейчас вообще нигде нет, а тут мы такие красивые, да и вообще девочки смогут и петь и гимнастику одновременно показывать, если его на голове закрепить. Сел за стол и начал рисовать, вспоминая, что там и с чем едят.